Диана Ибрагимова - Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна)
– Ты наконец-то проснулся, Энфер! – сказала она, торопливо ставя на столик рядом с кроватью поднос и наливая в чашку ароматный отвар из листьев мяты и сушёного клевера. – Как ты?
Зенфред заметил родинку на её щеке. Такая же была у матери. Девушка зарделась под его взглядом.
– Я знаю, ты его не любишь, но выпей. Тошнота сразу пройдёт.
– Долго я спал?
Голос звучал знакомо, но Зенфред смутно понимал, что он принадлежит не ему, да и комната не походила на его прежнюю. Эта была гораздо больше и светлее. Помимо кровати, сундука и тумбы Зенфред обнаружил стоявший у окна шкаф и несколько кресел перед камином. Лампы на стенах были прикрыты тёмными колпаками, чтобы свет не бил в глаза.
– Выпей, – девушка села на край кровати и поднесла чашку к губам Зенфреда. – Это от усталости. Не даром тебя два дня так мутило. Хозяин уже приехал. Я его сейчас позову, он просил сказать, когда ты очнёшься. Лекарка вчера приходила. Говорит, утомился просто.
Зенфред приподнялся и проглотил отвар, чашку с которым девушка заботливо держала у его губ. Когда она ушла, Зенфред сел и попытался перейти на внутреннее зрение. Ничего не вышло. Грудь не болела, а к разуму вернулось спокойствие, очень похожее на то, которое дарил Источник. Он осмотрел себя и понял, что тело принадлежит кому-то другому, но не успел испугаться. В комнату вошёл Грун.
– Заставил ты меня попотеть, сын, – сказал он, отирая платочком блестящий лоб. – У нас постояльцев прибавилось, а ты валяться вздумал. Ну, как ты? Может, выпил что-то не то?
– Не знаю, – потерянно сказал Зенфед.
– Так вот, – Грун рассмеялся. – А ты думал, легко одному питейную держать? Карнелит перепугал, вторую ночь не спит девчонка, лица на ней нет, и хлеб пересолила. Сейчас принесёт тебе поесть. Догадаешься, за сколько я продал голову? Не догадаешься, куда тебе. Двести серебряников! А за плащ я выручил пятьсот! – Он явно гордился собой. – Ну давай, поешь и отдохни, а я вниз пойду. Там этот ядоглот спор затеял, кто больше выпьет и не упадёт, так что выручка у нас будет хорошая.
Грун вышел, притворив за собой дверь. Следом в комнату вошла Карнелит. Румянец ещё не сошёл с её щёк, тревога в глазах сменилась блеском. Зенфред подвинулся к столу и освободил место для подноса, на котором дымился кусок мяса, две отварные картофелины и ломти пареной тыквы.
– Ешь побольше, – заботливо сказала Карнелит.
Зенфред смутился. Он и не помнил, когда в последний раз кто-то был с ним так ласков. Его мучила сотня вопросов. Сон ли это, или он всё-таки умер? Почему он в чужом теле, и с какой стати Грун называет его своим сыном? Но все их перебила мысль о том, что Карнелит пахнет свежим хлебом и яблоками. И это была чужая мысль. Зенфред почувствовал сильное головокружение, в глазах потемнело, он покачнулся и, кажется, упал.
Пространства заволокла вязкая темнота. Зенфред ощущал себя маленькой частицей, фрагментом незнакомой мозаики. Реальный мир перестал для него существовать, совсем как в тот день… Зенфреду вспомнилась гроза за окнами Академии и смутный силуэт у окна, а потом всё погасло.
Спустя несколько долгих мгновений темноту рассеял тусклый свет. Пятно становилось ярче и пускало во все стороны тонкие белые отростки. Они разрастались и покрывались наростами, похожими на двуцветные бутоны. Каждую ветку оплетала едва заметная серебристая паутинка. Бутоны распускались в мерцающие сферы и поднимались над материнской сетью, пока не заполнили всё пространство. Зенфред словно оказался окружён ночным небом. Сферы начали отдаляться, пока не превратились в крошечные искорки. Отростки наслаивались друг на друга, обретая форму, и Зенфред понял, что видит чужой Источник, опутанный и пронизанный сетью его нитей.
Он вспомнил, как большая часть энергии высвободилась и заполнила тело. И как сердце перестало биться. Источник должен был рассеяться вместе с душой, но он прикрепился к чужому телу. Думать становилось сложнее. Зенфреда обволакивала усталость. Ему хотелось слиться с белыми потоками и впустить в сознание чужие мысли. Это тело принадлежало не ему, и сопротивляться хозяину было трудно, но смириться и погрузиться в спокойствие означало умереть. Зенфред пытался вспомнить хоть что-то о переселении душ. Ни в одном магическом трактате он не находил и намёка на нечто подобное. Нужно было связать мысли и ухватиться за них, чтобы не погрузиться в забытьё. Пространство покрылось цветными пятнами. Они расплывались, превращаясь в смутные очертания и силуэты. Появились первые звуки. Стук ветки по оконному стеклу и треск пламени.
Зенфред слез с кровати, кутаясь в одеяло, и обул подбитые мехом сапожки. Давно пора было спать, но он всё ещё был слишком взволнован завтрашним отъездом и не мог сомкнуть глаз. Материк представлялся ему чем-то сказочным. По словам матушки, там никогда не было бурь и таких ветров, какие обыкновенно дули на острове.
Зенфред отодвинул тяжёлую штору и выглянул в окно. Погода бушевала, шёл дождь, всюду стояла темень, среди которой тусклыми пятнами горели светочные фонари, освещавшие дорогу к мосту. Время от времени сверкала молния, на фоне побелевшего неба выделялись корявые сучья деревьев, накренённые порывом ветра. Зенфреду казалось, что они стонут и просятся в дом. Он с испугом запахнул штору и вернулся в кровать. Свет от пылающего камелька рождал на стенах продолговатые тени, они тоже казались страшными. Зенфред потянулся к тумбе и снял колпак с лампы. Тени отступили, ровный белый свет обволок комнату.
Ночью замок умирал, и все жители умирали вместе с ним. Не слышалось шагов и голосов. Не звенела посуда. Не сновали туда-сюда служанки. Только если выйти в коридор и закричать, слуги тотчас выбегали из комнат с зажжёнными свечами, суетились, поили Зенфреда тёплым молоком и укладывали спать. Но едва они расходились по своим постелям, замок снова умирал.
Зенфред вздрогнул, когда за дверью послышались тихие шаги, и поспешно закрыл светоч: отец мог рассердиться, узнав, что сын ослушался его и до сих пор не лёг спать. Но это была матушка. Она вошла, тепло улыбаясь. Зенфред, тотчас спрыгнув с кровати, бросился в её объятия.
– Ты будешь спать со мной? – с надеждой спросил он.
– Да, любовь моя, эту ночь я буду охранять твой сон.
– А отец не рассердится? Он говорит, я уже должен ночевать один.
– Сегодня он разрешил, – голос матушки немного подрагивал, Зенфред и сам разволновался, не зная, почему.
– Расскажи мне про материк!
– Зачем же мне рассказывать о нём? Скоро ты сам всё увидишь.
Аврида привычно взяла гребень и, примостившись на краю кровати, принялась расчёсывать длинные русые волосы, в свете пламени казавшиеся золотисто-рыжими.
– Отец сказал, что магистр Каснел научит меня настоящей магии! Совсем как в сказках, что ты мне читала. А я смогу оживлять мёртвых людей, как лекарь Авелоп?
– Нет, сынок, Создатель не даёт умершим второй жизни.
Зенфред насупился и некоторое время молчал.
– Что с тобой? – Аврида закончила заплетать косу и погладила сына по голове.
– Отец говорит, что Создателя нет. Он сказал, что хочет, чтобы я стал сильным. Тогда я пообещал ему быть милосердным, как ты и велела мне, матушка. Ты ведь всегда говоришь, что милосердие – это главная сила. А отец рассердился и сказал, что это слабость, и прощают только глупцы.
– Твой отец не верит ни в кого, кроме себя, – грустно улыбнулась матушка. – Он хочет сделать тебя воином, но и в самого сильного человека Создатель вселил душу. А в ней должна быть доброта, – Аврида сняла с шеи серебряный медальон. – Вот, Зенфред. Теперь ты будешь далеко от дома, и я не смогу быть рядом. Этот медальон будет означать, что Создатель всегда с тобой. Он видит твои добрые дела и твои грехи, носи его всегда, пусть он будет твоим проводником на дороге жизни. Будь милосерден и учись прощать всех, даже врагов.
Зенфред заворожённо осмотрел подарок и радостно кивнул в ответ на внимательный взгляд матушки.
– Расскажи мне историю! – попросил он, тут же переменив тему.
– О ком ты хочешь послушать? – как всегда мягко сказала Аврида.
– Про бессмертных! – выпалил Зенфред. – Если я не смогу оживлять мёртвых, как тот лекарь, я хочу жить всегда!
– Зенфред, бессмертных людей не бывает.
– Но я ведь читал легенду о короле, который правил четыреста лет! – насупился Зенфред.
– В рассказах есть доля правды, но она очень мала и приукрашена. Скорее всего, тот правитель просто дожил до глубокой старости.
– Прочитай мне её! – не унимался Зенфред, доставая из-под подушки книгу в бордовой обложке с наполовину стёршимся позолоченным узором.
Матушка плотнее укрыла сына одеялом и, поцеловав в макушку, принялась читать.
– Когда-то давно, когда долина Лоа не была ещё заполнена водой, жил на свете славный король Дэскон. Страна его была совсем маленькая, но богатая. Люди в ней жили в мире и согласии, не зная ни войн, ни голода, потому что король управлял ей умеючи.
