Валерий Михайлов - Габриэль

– Буду рада вас видеть, граф, часов в пять.

– А я предлагаю всем выпить за приключения! – произнесла тост маркиза.

На следующий день ровно в пять часов Габриэль был в гостиной графини Вер.

– Я хотел бы поговорить с вами о виконтессе Анне Лестер, – сказал он, делая глоток чая из старинной китайской чашки.

– Что именно вас интересует, граф?

– Всё.

– Но зачем это вам? Неужели вы опустились до собирания сплетен для Артура?

– У меня есть свои причины интересоваться этой особой, о которых вам знать необязательно. Скажу только, что передавать кому-либо суть нашего с вами разговора я не намерен.

– Не знаю, что вам сказать. Анна – очень милая, добрая девушка. Родом из знатной, но небогатой семьи. Но она не скрывает своей бедности… – графиня Вер рассказывала это с таким искренним простодушием, что, не знай Габриэль, кто такая Анна, он вполне мог бы поверить словам графини.

– Скажите, сударыня, вы верите в провидение? – прервал её Габриэль, которому надоело слушать эту ерунду.

– Обычно всё зависит от того, что следует за этими словами, – ответила графиня, явно удивленная его вопросом.

– Я узнаю о поспешной помолвке моего друга, и провидение в тот же день отдаёт вас в мои руки. Вас – лучшую подругу той, в чьих намерениях я сомневаюсь. Не пытайтесь меня убедить после этого, что вам нечего мне сказать. Тем более что вы далеко не единственный и не самый лучший источник информации.

– Хорошо, я скажу. Она не родная дочь виконтов Лестер, но поверьте, это не делает её менее достойной девушкой. К тому же она наверняка уже призналась в этом жениху, а если нет, то обязательно это сделает в ближайшее время.

– Вы правы, это давно уже не секрет, по крайней мере, для меня. Скажите то, что мне неизвестно, и я навсегда оставлю вас в покое. Иначе… Вы ввязываетесь в войну не на жизнь, а на смерть, в войну, в которой погибли очень многие люди, близкие мне люди, в войну, которую я буду вести до смерти или до победного конца. Так что подумайте хорошенько, прежде чем занимать сторону моих врагов.

Говоря это, Габриэль пристально смотрел в глаза графини, и холодный, безжалостный блеск в его глазах был более красноречивым, чем слова.

– Она беременна, – чуть слышно произнесла графиня, до смерти испугавшись этого взгляда.

– Что?

– Вот уже несколько месяцев она безумно влюблена в одного молодого человека.

– Имя, графиня.

– Шевалье де Лорм. Он очень милый. Души в ней не чает.

– Если у них все так здорово, почему она выходит замуж за Артура?

– Шевалье непростительно беден, как и она. Они совершенно не готовы воспитывать ребёнка, а тут герцог. Сначала она… Ну, знаете, всегда приятно, когда вам оказывают знаки внимания, а когда она узнала о своём положении… тем более, герцог мил, наивен, богат. Из него получится очень хороший отец, да и муж…

– И что шевалье?

– Сначала он был взбешён. Они даже расстались, но позже…

– То есть они не расстались?

– Они любят друг друга и решили, что продолжат встречаться и после свадьбы. Вы так удивлены, граф, как будто никогда не слышали о том, что люди заводят себе любовников.

Габриэль не знал, что сказать. Он вскочил на ноги и принялся ходить по комнате из угла в угол, сам не понимая, отчего это свидетельство чужой ему во всех отношениях измены так на него подействовало.

– Полно вам, граф. Любая женщина знает, как быть хорошей женой для одного мужчины и страстной любовницей для другого. Мне ли вам объяснять, что супружеская верность – это такой же миф, как и непорочное зачатие. Все об этом знают, все признают, никто, кроме некоторых вольнодумцев, в открытую с этим не спорит, но действительно в это верят лишь те, чьи ничтожные умишки просто не в состоянии усомниться. Вам не нравится виконтесса потому, что она обманывает Артура? Будет другая, которая тоже будет его обманывать. Супружество – это бесконечная череда взаимных обманов.

– Неужели вы совершенно не признаёте добродетель? Почему вы считаете, что все вокруг исключительно порочны?

– Ну что вы, граф. Добродетель всегда была, есть и будет. Но упаси вас бог соединить свою судьбу с действительно добродетельным спутником или спутницей!

– Вы интересно рассуждаете, графиня.

– Добродетель всегда глупа, скучна, нравоучительна и пошла. Да вы и сами, граф, далеко не столь высокого мнения о добродетели, как стараетесь здесь показать. А это значит, что беспокоит вас далеко не любовная сторона интриги, а нечто совершенно иное. И я более чем уверена, что вы понимаете, что для света она была и остается виконтессой, а после того, как она станет герцогиней, уже никто не посмеет вспомнить её родословную. Неужели вы не можете простить дочери преступления её отца?

– Я не собираюсь прощать ей те преступления, которые она совершит, став законной женой Артура.

– А о нём вы подумали? Вы ни разу не задумались о том, как бедный влюблённый юноша перенесет потерю своей любви. Думаю, он будет безутешен.

– Думаю, кто-нибудь сможет его утешить.

«Мой друг Габриэль!

Пишу тебе вновь, так и не дождавшись твоего ответа на моё прошлое письмо. Ну да я на тебя ничуть не в обиде. Как ты, наверно, догадываешься, мне сейчас больше нужен слушатель или, на худой конец, читатель, чем собеседник.

Поистине время – великий волшебник. Моё время несётся вскачь, и каждое мгновение происходят радикальные перемены.

Не успел я отправить тебе своё прошлое письмо, как граф Вер сообщил, что получил известия из Глазго, где сосредоточен его деловой интерес, и что обстоятельства требуют его присутствия там. Едва он покинул мой дом, засобиралась графиня Вер. Она решила, что будет лучше вернуться домой. Граф Вильерс, разумеется, вызвался её сопровождать, так что мы остались вдвоём с моей милой Анной, если не считать прислуги. Впервые я пожалел, что окружён слугами, перед глазами которых нам приходится соблюдать все приличия. Правда, помолвка позволила нам гулять вместе по парку, держаться за руки или обмениваться быстрыми поцелуями. Весь день мы делаем вид, что между нами ничего нет, и это доводит нас до исступления.

Мы много разговариваем. Я рассказываю о своей жизни в изгнании, рассказываю о тебе, она, в свою очередь, всё рассказала о себе. Она даже доверила мне тайну, которую я говорю тебе только лишь потому, что ты умеешь хранить секреты. Представляешь, она – приёмная дочь виконтов Лестер. Настоящих своих родителей она, правда, не знает, но слышала, что её отец – очень знатный человек чуть ли не королевской крови. Вряд ли найдётся много женщин, настолько откровенных со своими будущими мужьями. Теперь я ей буду верить во всём.

К приёмным своим родителям она относится с той любовью и тем почтением, которое встретишь далеко не в каждой семье. Она очень многое рассказывает мне о своём детстве, о доме и местечке, где она жила. Она настолько прекрасная рассказчица, что я вот прямо сейчас закрываю глаза и вижу её родительский дом, напоминающий норманнский замок. Вижу обширный вестибюль с высоким потолком и широкой лестницей, ведущей наверх, вижу широкие двери в гостиную и в другие помещения… Я закрываю глаза и словно переношусь на посыпанную гравием дорожку, по обе стороны которой растут старые дубы, клёны и липы. Я брожу по берегу огромного озера, на котором в детстве моя обожаемая Анна играла в океан. Я смотрю из окна экипажа на фермы, луга, поля…

Но я увлёкся описаниями. Извини, если заставил тебя заскучать.

Так у нас проходит день. Вечером мы очень рано отправляемся спать, и когда затихают слуги, я крадучись, словно ночной вор, вхожу в спальню моей возлюбленной и там попадаю в её объятия. Ночь принадлежит любви, но под утро, чтобы нас не застали всё те же чёртовы слуги, я возвращаюсь в свою комнату.

Так было до сегодняшнего дня, когда моя прелестница объявила о своём желании уехать на несколько дней в Эдинбург. Эта её поездка связана с нашей свадьбой, а точнее, с её приготовлениями. Я хотел было поехать с ней, но она категорически воспротивилась. Она сказала, что горечь разлуки компенсирует радость встречи, что у неё должна быть и своя жизнь, как и у меня своя, и что для любви страшнее всего пресыщение. Она совершенно права, но я не хочу её отпускать.

Скажи мне, а ты любил так как я? И как ты переносил разлуку?

Габриэль скомкал письмо Артура и бросил его в корзину для бумаг, затем взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и задумался. Первым его побуждением было написать правду о его будущей невесте, но делать этого было нельзя. Во-первых, он знал это на собственном опыте, любовь слепа и глуха, особенно по отношению к доводам разума. К тому же Анна могла найти тысячи правдоподобных причин, по которым он, Габриэль, мог так плохо о ней отзываться, а этого было вполне достаточно, чтобы сделать Артура своим врагом если не навсегда, то, по крайней мере, на долгое время. Во-вторых, Габриэль сам не знал ещё всей правды. У него ничего не было кроме подозрений и косвенных улик. Как он мог объяснить Артуру, что за всей этой историей прячется ухмыляющееся лицо Оскара?