Марк Лахлан - Темный лорд. Заклятье волка
– Я не владею даром, Болли. Это у твоей матери руны жили в душе, а у меня нет.
– Но ты же видишь.
– Только чужими глазами. Хотя это правда, я вижу.
– Возможно, это и есть конец, то, что творится здесь?
– Не знаю, Болли.
Женщина повернулась к нему, и оказалось, что правая половина ее лица ужасно изуродована. Это был шрам от ожога – ни нож, ни меч не способны так изувечить кожу.
– Если бог умрет здесь, что потом?
Она отмахнулась от вопроса пренебрежительно и в то же время раздраженно.
– То же, что и всегда. Смерть, боль, перерождение. Как обычно.
– Элиф пытается этому помешать.
– Элиф человек. Он сначала делает, а потом думает, – ответила она.
– Он старается защитить тебя.
– Меня нельзя защитить, – сказала она. – Элиф играет свою роль в замыслах богов, и хотя он действует, надеясь помешать им, он попросту ускоряет свою гибель и гибель тех, кого надеется спасти.
– Я смогу тебя защитить, если ты мне позволишь.
– В защите нуждаюсь вовсе не я. Мы сейчас там, где О́дин почерпнул мудрость. Мы там, где он сделался безумцем. Если он вернется сюда, то погибнет целый город.
– Меня это вполне устраивает, – заметил Болли Болисон. – Тогда все мы здорово разбогатеем.
– Это необходимо прекратить, Болли. Я больше не могу.
– Не можешь чего?
– Вечно терять своих сыновей. Отсылать их прочь, прятать, чтобы спасти от взгляда безумного бога.
– Твои сыновья мертвы, вала.
Женщина поглядела на море.
– Я слишком долго живу, – сказала она. – Боги думают, будто благословили меня, но на самом деле это тяжкое проклятие.
– Они в самом деле тебя благословили. Сегодня ты точно такая же, какой я увидел тебя впервые.
– Внешне – возможно, – согласилась она, – но я так устала, Болли. Я должна это сделать.
– Ты уверена, что источник именно там, где ты говоришь?
– Хотя бы это мы видели.
– Тогда позволь мне пробраться в эту тюрьму, и я все сделаю.
Она покачала головой.
– Обряд занимает много времени, кто-нибудь обязательно заметит. Нам необходимо сначала захватить тюрьму, Болли.
– Ты говоришь об обряде, хотя только что утверждала, будто не владеешь даром.
– Я владею им ровно настолько, насколько необходимо. – Она не стала объяснять ему, что ей предстоит, потому что он захотел бы помешать ей, как пытался помешать человек-волк. Боги всегда требуют одну и ту же цену – смерть.
Болли Болисон подался вперед и взглянул на черные небеса.
– И ответ ждет тебя там?
– Так показала мне твоя мать. Конец уже близко, Болли. Просто потребуется немного собраться с духом.
– Если требуется лишь крепость духа, я могу поручить дело любому из моих воинов. Я сам это сделаю.
– Но ты не сможешь.
– Не могу?
– Только я сама.
– А моя мать смогла бы?
– Твоя мать была мудрая и знающая женщина. Но нет, не смогла бы. Это не ее судьба. Это моя судьба, так она сказала мне, когда…
Голос женщины сорвался.
– Она умерла, вала. Я уже пятнадцать лет воюю. Я не такой неженка, как тебе кажется.
Она улыбнулась и тронула его за плечо.
– Я знаю тебя с тех пор, когда ты еще сосал материнскую грудь. Сердце твое вовсе не так сурово, как ты хочешь показать своим воинам.
– Оно достаточно сурово.
– Но ведь ты пошел за мной из любви.
– Верно. И еще по приказанию матери.
– А если бы мать не приказала тебе?
– Я все равно пошел бы за тобой, Саитада. Но откуда ты знаешь, что мы пришли в нужное место? Если мы завладеем этой тюрьмой и ты спустишься под землю, как ты поймешь, что это тот самый источник?
– Я пойму, в том нет никаких сомнений.
Болли Болисон проворчал себе под нос:
– Источник Мимира. – После чего прибавил: – Бог О́дин отдал глаз за глоток мудрости из этих вод.
– И норны[16] ткут там судьбы людей.
– Тот источник называется Урдабрунн.
– Они все одинаковые. И в то же время разные. Один и тот же магический источник проявляет себя по-разному, так же как боги, сходя к людям, примеряют разные тела.
– Значит, О́дин отдал глаз. Что же отдашь ты?
– Кое-что подороже. Я ведь женщина, а не бог, с меня эти воды потребуют еще больше.
– Ты останешься жива? – спросил он.
– Моя судьба здесь. Судьбы богов здесь. Я должна сыграть свою роль.
– Принеся в жертву свою жизнь?
– Погляди на небо, Болли. Магия Одина уже действует. Он придет сюда, чтобы погибнуть от зубов волка и избегнуть этой же участи в царстве богов. Нельзя позволить ему. Он должен погибнуть в царстве богов. Безумному правлению Одина пора положить конец. Так сказала и твоя мать. Моя судьба соткана, я должна исполнить ее.
– Каким образом?
Женщина пожала плечами.
– Это все та же судьба, которой распоряжается бог и назначает одну и ту же цену – смерть.
– А девушка, которую мы найдем во дворце, должна умереть?
– Если бы все было так просто, Элиф уже убил бы ее. Я не знаю, что с ней должно случиться. Мы просто отведем ее к воде.
Женщина смотрела на черное море, вспоминая стихи, родившиеся в ее сознании, когда умерла старая вала. Она начала читать их вслух. Она вовсе не хотела обременять Болли Болисона, однако ей требовалось поделиться с кем-нибудь своими страхами. Кроме того, у него было право знать, что происходит.
Сидела старухав Железном Лесуи породила тамФенрира род;из этого родастанет одинмерзостный тролльпохитителем солнца.Будет он грызтьтрупы людей,кровью зальетжилище богов;солнце померкнетв летнюю пору,бури взъярятся —довольно ли вам этого?[17]
– Так говорила моя мать, – сказал Болли Болисон. – Это пророчество и сбывается теперь?
– Фимбулвинтер, великанская зима, – сказала женщина, – когда лето вдруг кончится и великие беды обрушатся на людей. Это знак: гибель богов уже близко. Это знак: Рагнарёк уже не за горами. Посмотри – снег идет среди лета, и та неожиданная смерть на поле боя.
– Значит, О́дин скачет навстречу своей гибели в пасти волка?
– Да. Причем в этом мире. Чтобы жить дальше в своем. Мы будем страдать, весь мир будет страдать, зато он будет жить.
– Если бог уже пустился навстречу своей смерти, как же мы остановим его?
Вала поглядела на Болли Болисона, и он снова ощутил себя маленьким мальчиком, уличенным в глупости. В детстве он был неугомонным ребенком, его частенько оставляли без обеда и отправляли в постель, но ни это, ни побои и ругань не помогали. Зато стоило Саитаде лишь взглянуть на него, и он умолкал, сжимался от стыда, сознавая, насколько безобразно себя вел.
И вот теперь он ощущал то же самое – он такой глупый, так хочет угодить ей, только не понимает как. Он полюбил ее еще в детстве, сначала как тетушку, а потом начал обожать со всей пылкостью, какую следовало бы расточать на девушек своего возраста. Но он не хотел их. Он ездил по миру, он стал великим воином, убил в сражениях множество людей, выковал свою судьбу копьем и мечом. Но стоило ему вернуться домой и поглядеть ей в глаза, и он ощутил себя тряпкой, недостойной ее. Ее дух был гораздо сильнее, и рядом с ней он был всего лишь вечным ребенком.
Саитада кинула в волны камешек. Она вспоминала багровый рассвет, стоячие камни на фоне застывшего неба. Предсказательница погибла, пытаясь отыскать причину мучительных снов Саитады, которые терзали ее после смерти мужа.
Саитада видела, как он угасает, иссыхает в постели, воин, который ходил за моря, который возвращался к родному очагу с золотом, добытым топором и щитом. Болезнь забрала его, не пощадила и сыновей.
В ту ночь, когда умер третий мальчик, Саитада рыдала у его постели, пока не заснула, и ей показалось, будто она падает с большой высоты. Она слышала, как во тьме кто-то выкрикивает имена, странные, но отчего-то знакомые. Вали, Фейлег, Жеан, Элис и ее собственное имя. Видения забрезжили в сознании: ухмыляющийся кузнец со спущенными штанами, раскаленное железо, которым она уничтожила свою красоту, изуродовала лицо, чтобы он больше никогда не смотрел на нее с вожделением. Она увидела воина с седыми волосами, его меч, похожий на серебристый коготь; увидела безумное дитя; увидела бога, того, что приходил к ней уже трижды. Яркий, прекрасный, светящийся бог, который явился к ней в образе волка; бледный в лунном свете купец, который вышел из тела погибшей дочери конунга; и тот, кто нашел ее одну посреди моря, спас, затащив на корабль из ногтей мертвецов, и возлег с нею на серебристой от звездного света скамье.
Трижды он даровал ей сыновей, которых она старалась спрятать от взора Всеобщего Отца. Дважды она терпела поражение. На этот раз она обязательно защитит их, своих мальчиков, близнецов, тех, о ком не знал ни ее муж, ни сородичи, тех, кого она прятала в горах и за морем.
Она надеялась прожить жизнь, не привлекая к себе внимания богов, подальше от их интриг, вернуться в те края, где жил когда-то конунг с белыми волосами, завести семью, постараться все забыть. Только он не дает ей покоя, он, ее любовник, отец ее близнецов.
