ОЛ - Первые боги
Слова Филиппа заставили принца вспомнить трактат арабского святого Ибн Луки о противостоянии животной части души, сохранившей чистоту, и разумной части, отравленной Эблисом. Но не заблуждаются ли Филипп и Ари, уверовавшие во всемогущество дьявола? Ведь Мал мог неоднократно избавиться от змея, и всего лишь легкомысленно не воспользовался предоставленными ему шансами.
– Известно ли вам имя Ибн Луки? – спросил Мал Филиппа.
– Нет, – ответил Рыцарь.
– Хуфтор, не затруднит ли тебя еще раз рассказать про Ибн Луку? – окликнул Мал Проводника
– Расскажи нам эту историю со всеми подробностями так, чтобы она закончилась не раньше, чем мы остановимся на ночлег, – учтиво попросил Филипп.
– Разумеется, – отозвался Хуфтор.
Пилигримы покинули Крак, оставив после себя руины, щедро посыпанные пеплом. Из всего войска Филиппа выжило не больше сотни человек, и число раненных, не способных передвигаться верхом на лошадях, вдвое превосходило тех, кто еще мог держаться в седле. За конниками тянулась вереница повозок с раненными солдатами. Они прикладывали к ранам куски мяса, а также делали себе и обессиленным товарищам медовые повязки. Лошадей было больше, чем наездников, но Мал предпочитал идти пешком, ведя за собой навьюченного тюками верблюда, – он все еще не мог смириться с потерей Леопарда.
В пальмовом лесу к отряду присоединились пятеро воинов вместе с двенадцатью захваченными перед штурмом пленниками. Пилигримам оставалось достичь сторожевого бастиона, где они могли спокойно дождаться кораблей «Тифона», «Медею» и «Геракла», идущих от Люстшлессла к Краку по водному пути. Суда должны были доставить их к галарскому Мемфису.
Хуфтор всю дорогу неутомимо пересказывал историю Ибн Луки. К удивлению Мала, Ари живо реагировала на речи проводника. Отшельница из молчаливой, замкнутой в себе воительницы, неожиданно преобразилась во внимательную и отзывчивую собеседницу. Ее вопросы отличались точностью, а высказывания были просты и изящны. Рассказ про Ибн Луку естественным образом перетек в беседу с Ари, которая, судя по лучащемуся взгляду Хуфтора, доставляла ему наслаждение. Проводник не смог сдержать любопытство и принялся расспрашивать рыжеволосую спутницу о том, как отшельница смогла приобрести столь глубокие познания в философии и логике, сколько книг ей пришлось для этого прочитать. Ари, как и подобает отшельнице, коротко отвечала ему: все, что она имеет, даровано по милости Господа.
– Клянусь Аллахом, – воскликнул Хуфтор, оказавшись рядом с Малом и Морквардом, – эта женщина являет собой кладезь мудрости. Ее слова отрезвляют ум подобно влаге из живительного источника. Этот дар достается только тем, кто способен надолго оградить слух, язык и глаза от всего, что может уязвить сердце. Воистину, счастливец – тот, кто сможет заставить Ари забыть о скорби по погибшему мужу. Она достойна любви лучшего из воинов.
– Так женись на ней сам, Хуфтор! – хохотнул Морквард.
– Это невозможно, – помрачнел Хуфтор, – для этого мне придется, по меньшей мере, разлучиться с самим собой.
На Мала внезапно нахлынула волна гнева:
– Для меня любая дорога не имеет смысла, если рядом со мной нет моей Маргариты. Хуфтор – вот кто виноват более всех в том, что случилось. Как он мог не знать про подземный ход под городскими стенами? Это он вынудил меня молить о помощи Лесного воина! А Паладин? Он с самого начала был против Маргариты, и теперь ему не о чем сожалеть. Филипп лишь избавился от очередного препятствия на пути к Священной обители. Ари с ним заодно. Кто еще может быть более безразличен к чьей-либо смерти?! И ей нет дела до того, что цена всему – моя Маргарита, моя маленькая Маргарита! Проклятый Морквард – ты похитил ее и навсегда разрушил мою жизнь!
Едва сдерживая себя, Мал поскакал вперед, чтобы не слышать человеческих голосов.
Обратный путь из Крака давался с трудом, и отряд не успел достигнуть бастиона до наступления темноты. Филипп приказал расположиться на ночлег рядом с лесными зарослями. Солдаты до сих пор пребывали в мрачном настроении. Чтобы приободрить их, паладин пообещал устроить по прибытию кораблей пиршество и раздать жалованье. Но ему не удалось развеять печаль, охватившую сердца воинов, разрушивших Крак – ни одного радостного возгласа не раздалось в ответ. И только Хуфтор был по-прежнему словоохотлив. За ужином он рассуждал о том, какое горе постигло лошадей, утративших в бою наездников. По его словам выходило, что лошадиная печаль сейчас так сильна, что распространяется и на людей:
– Для лошади нет страшнее разлуки, чем разлука с хозяином. Пока они живы, сердца человека и скакуна слиты воедино. Когда кто-либо из них погибает, связующие их нити разрываются, и душевные раны оставшихся в живых еще долго кровоточат. Если человек способен примириться с болью утраты, то лошадь жаждет только одного: последовать за хозяином, чтобы вновь соединиться с ним.
Сын ночи, с заходом солнца обратившийся в человека, заливаясь слезами, пал перед Хуфтором на колени:
– Прости меня, хозяин: ведь это я украл твою кобылу. Я, как только узрел тебя в деревне сородичей, так и помыслить больше не мог другого наездника. Ревность зажглась в моем сердце, я похитил твою кобылу и отвел ее туда, где о ней могли позаботиться. Вот увидишь, хозяин, она ждет тебя, твоя кобыла цела и невредима. Мы вернемся к ней, и ты обретешь свое потерянное сердце. А меня можешь бросить! Я не достоин твоей любви и заботы…
Хуфтор, не сказав ни слова, погладил Сына ночи по черной шевелюре и потрепал его по плечу.
Всю ночь Мал провел у костра. Дан тоже не спал. Он подкладывал дров в огонь до тех пор, пока Мал не отправил его отдыхать. Принц прислушивался к самому себе и к тому, что происходит вокруг. Тяжелые предчувствия не давали ему покоя. К утру он ощутил сильный голод. Во время утренней трапезы Мал ни в чем себе не отказывал: он ел мясо большими кусками, почти не пережевывая. Такой аппетит привел в удивление даже Моркварда:
– Мал, побереги кишки, ты ешь за пятерых.
– Я голоден, – ответил Мал, подражая Леопарду в ясности и краткости высказывания.
Помимо многочисленных кусков говядины, он поместил внутрь себя гуся и поросенка, сдобрив их овощами и фруктами.
Перед тем, как тронуться в путь, Хуфтор предупредил Мала:
– Я оставлю вас у города Айя.
– Я благодарен тебе, – сдержанно проговорил Мал. – Ты – хороший проводник и храбрый воин.
Он хотел добавить что-нибудь еще, но не мог найти нужных слов.
Утреннюю тишину разорвало дикое лошадиное ржание. Мал оглянулся: Сын ночи с налитыми кровью глазами бешено метался взад-вперед.
– Что с тобой? – прокричал Хуфтор и бросился успокаивать жеребца.
Сын ночи, завидев Хуфтора, во весь опор помчался по дороге в сторону Крака. Жеребец сшиб с ног двух человек. Он скакал, не обращая внимания на призывы поспешившего за ним хозяина.
В следующее мгновение Мал увидел, как из лесных зарослей показался неизвестный с коротким копьем в руке. Он с силой метнул смертельный снаряд туда, где стоял Филипп, и не промахнулся: острый наконечник легко разорвал кольчугу Паладина, и глубоко вонзился в тело. Тотчас из зарослей высыпали другие вражеские солдаты. Они стремительно атаковали лагерь пилигримов. Филипп, все еще держащийся в седле, беззвучно, одними губами произнес приказ:
– Сомкнуть ряды.
Конь под ним взвился и понесся вперед. Окруженные воины еще успели исполнить последний приказ паладина, но противник разорвал строй первым решительным натиском.
– Вперед! – прокричал Морквард и ринулся в гущу неприятеля.
Лошадь под ним тут же споткнулась и пала сраженная копьем. Началась неравная схватка.
Дан встал между принцем и потоком вражеских стрел. Его самого прикрывал только стальной нагрудник. Стрелы быстро нашли незащищенные места на теле Дана, и он упал замертво.
– Зачем? Ведь я же неуязвим.
Мал остался стоять неподвижно даже тогда, когда полегли все, кто стоял рядом. Припал на одно колено и Гор – стрела вонзилась ему в руку. Пехота противника замедлила шаг, и вперед вышли тяжеловооруженные всадники. Они сжимали кольцо вокруг пилигримов, и теперь Мал видел, что это англичане. Ари в сопровождении арабов-телохранителей бросилась на прорыв. Их перехватили и стащили с лошадей. Ари отбилась и снова вскочила на лошадь. Но ей не дали уйти. Преследователи смогли подрубить кобыле под Ари задние ноги. Животное с диким ржанием тяжело рухнуло на землю, и всем телом придавило наездницу.
Неожиданно пробудившийся страх заставил Мала схватиться за рукоять меча Рамзеса, но он так и не обнажил его. Ему не хотелось драться. Мал все потерял и желал только одного – отомстить змею:
– И что же теперь ты будешь делать мой Серебряный брат? Хочешь жить – спасайся сам.
