Юрий Никитин - Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)
– Да, – ответил Кропоткин с вызовом. – Но если думаете, что это я собираюсь стать диктатором, то ошибаетесь! Править миром будете по-прежнему вы. Я только дал последний толчок… чуть ускорил прогресс! Я по-прежнему буду обеспечивать вашу безопасность, я буду следить за разоружением, я буду делать всю грязную работу, которой вы побрезгаете… как и делал всегда.
Яфет поднялся, огромный и костлявый, простер руку к двери:
– Мне не нравятся твои слова, но еще больше не нравится вот это! Что это значит? По ту сторону седьмой член Совета – Россоха!
Кропоткин выпрямился, лицо напряглось:
– Сейчас все силы, что в нашем распоряжении, получили приказ действовать. Но среди нас есть один человек, который грозился наложить вето на решение Совета! Сейчас он это сделать не в состоянии…
Яфет смотрел пристально, но промолчал. Аттила заворочался в кресле, проговорил с усмешкой:
– Почему?.. Он здесь. Давайте спросим у него самого!
Взгляды обратились в сторону Олега. Тот застыл в странной напряженной позе, словно начал делать шаг и забыл о нем. Лицо его было застывшее, он словно прислушивался к чему-то. Глаза невидяще смотрели в одну точку.
Ганзард проговорил:
– Олег, мне не совсем нравится, что происходит. Я начинаю думать, что твое вето… на некоторое время, конечно, было бы более приемлемо.
Кропоткин прервал резко:
– Бесполезно! Что бы он ни сказал, это ничего не изменит. Из сорока портов вышли военные корабли. Двести подлодок с атомными зарядами вышли на точку удара. Десантные самолеты поднимаются в воздух. Через час-два высадятся в ключевых точках сопротивления. Правительства особо упорных стран нашими действиями скомпрометированы перед собственным народом, им помощь не окажет даже армия. А наши десантные группы не только захватят кабинеты в плен, но и сразу же обратятся к народам с обращением, заранее составленным нашим мудрым Яфетом, главой Совета Тайных… а отныне Главой правительства планеты…
Глава 56
Яфет побледнел, Аттила демонстративно отодвинулся от него вместе с креслом. Ганзард, Олег, Целенгук и Акша хранили молчание.
– Да как ты посмел, – выдохнул Яфет. – Переворот… от моего имени?
– Учитель, – ответил Кропоткин гордо. – Я сделал все, что хотел сделать ты. К чему ты стремился, чего жаждал. Я только довел до конца. «Башня-два» строится!
На огромных экранах видно было, как с аэродромов поднимаются тяжелые транспортные самолеты, в море корабли разворачиваются и ложатся на другой курс, а элитные части коммандос в широких лифтах поднимаются из подземелий.
Яфет прокричал яростно:
– Ты с ума сошел! Немедленно отмени приказ!.. Это недопустимо!
– Учитель, – ответил Кропоткин резко. – Ставка слишком высока: быть человечеству единым или не быть. Прости, но приказ будет выполнен. И ты станешь Главой правительства всей Земли.
– Да ни за что!
Кропоткин вздохнул, в серых глазах зажглась ярость, погасла, а лицо сразу постарело. Холодным металлическим голосом, в котором чувствовалась боль, он проговорил:
– Я этого боялся. Но все же надеялся, что ты возьмешь всю власть и поведешь объединенное человечество… Обо мне никто бы не узнал. Даже то, что я был, существовал… Что ж, как ни горько, но я возьму всю ответственность на себя! Моя диктатура продлится чуть дольше… пока ты не поймешь, что я поступил единственно верно! Ты снова примешь власть в свои руки, ибо ты мудр, ты поведешь народы к счастью, а я… я просто исчезну. Уйду, как Сулла, на покой. Доживать на загородной вилле.
Яфет с отвращением посмотрел на свои ладони, быстро вытер о бедра.
За бронированными стенами Центра управления с тревогой прислушивались к глухим взрывам, грохоту. Несколько раз пол ощутимо дрогнул, словно вблизи сдвигались горные пласты. За прочность купола никто не страшился, выдержит падение всей поверхности, но взрывы и грохот не должны быть так близко…
Дверь вспучило. На пол посыпались скобы, болты, полоски металла. На пороге возник пошатывающийся человек. Когда он поднял голову, операторы узнали Кропоткина. Лицо его было искажено страхом и отчаянием. Комбинезон порван, на плече расплывалось пятно крови.
– Ракеты… – прохрипел он. – Ракеты… Все по местам!
Единственный, кто приподнялся с кресла, полковник Уваров, поспешно плюхнулся обратно, положил руки на стол, кончики пальцев зависли над клавиатурой. Кропоткин шагнул в помещение, обвел диким взглядом экраны. На каждом перемещались светящиеся точки, сближались с целями, обозначенными зелеными кружками.
– Взорвать! – велел он. – Немедленно!
Голос был страшный, свирепый, гипнотизирующий. Руки операторов как бабочки запорхали над клавишами. После каждой команды слышался короткий щелчок подтверждения. На экранах светящиеся точки просто гасли, но каждый из находившихся в помещении представлял себе это страшное зрелище взрыва. Если не над пустынной местностью, то даже в яркий солнечный день многие увидят высоко в небе яркую вспышку…
– Десантные группы! – раздался неумолимый голос Кропоткина. – Немедленно вернуть на исходные позиции!.. Вернуть корабли. Вернуть транспортные самолеты.
Снова пальцы запорхали над клавишами, только Уваров взмолился:
– Но… Эдуард Иванович, что стряслось? Это же немыслимо!
– Олег… – раздался хриплый от ненависти голос Кропоткина. – Он узнал… и устроил засады!.. Все наши люди идут на верную смерть…
Словно холодный ветер пронесся через прогретый машинным теплом зал. Операторы невольно пригнули головы, а между лопатками у каждого словно приложили лезвие десантного ножа. Никто не знал о самом высшем эшелоне власти, только ходили слухи, смутные и противоречивые, и никто не знал, что из них правда, а что выдумки. Но самой зловещей была фигура некоего Олега. Он многие события предугадывал в точности, сам умело плел заговоры, расстраивал чужие, не брезговал вступать в схватку лично. О нем шептались со сладким ужасом, словно за ним маячила тень самого Дьявола. Никто, кроме самих Тайных, не видел этого Олега в лицо, но, как чувствовали работники высшего звена, даже среди Тайных больше всего побаиваются именно Олега.
Кровавое пятно на плече Кропоткина расползалось все шире. Второе пятно крови Уваров заметил на боку. Кропоткин все еще держался, уже бледный как сама смерть. Уваров вскочил со словами:
– Вам нужна перевязка! Хотя бы остановить кровь!
– Сперва – дело, – отрезал Кропоткин.
Он обвел взглядом экраны, распределительные щиты, силовые кабели, вытащил из нагрудного кармана коробочку. Уваров узнал пульт дистанционного управления. Не выпуская пульт из ладони, Кропоткин повернулся и пошел обратно к развороченной двери. По тому, как дернулся его локоть, Уваров понял, что его начальник нажал красную кнопку.
Грохота взрыва не было, но в помещении внезапно погас свет, тут же вспыхнули слабые красноватые огни аварийного освещения. Экраны мониторов разом погасли. Погас даже огромный монитор на стене, который сам освещал половину помещения.
Уваров остановившимися глазами смотрел вслед уходящему Кропоткину. Кровь стекала по комбинезону на пол, кровавые следы в красном свете казались черными, как дизельное топливо. В проеме двери пошатнулся, очертания фигуры на миг расплылись. Уваров похолодел, а затем, повинуясь не столько уму, сколько натренированным рефлексам офицера службы безопасности, закричал:
– Стоять!.. Это и есть сам… оборотень!
Человек развернулся с такой скоростью, какую Уваров вообще считал немыслимой. Он увидел бешеные глаза, оскаленный рот, звериную гримасу, в тот же миг в грудь ударило как раскаленным молотом. Горячий металл разорвал ему грудь, лишь тогда услышал грохот крупнокалиберного пулемета, который этот человек держал в руках.
Он завалился спиной на стол. Вместо фигуры Кропоткина, который внезапно превратился в Олега, мелькнул потолок, и угасающим сознанием Уваров скорее догадался, чем понял, что страшный человек сейчас исчезает за пределами Центра…
Последней горькой мыслью было то, что если даже его растерянные технари и попытаются организовать погоню, то лев, даже смертельно раненный… все-таки лев.
Ноги налились чугуном, все тело стало тяжелым. Олег бежал, как ему казалось, стрелой, но на самом деле едва двигался по туннелю. Его раскачивало из стороны в сторону, в голове грохотали молоты. Во рту было сухо, в горле першило. Однако, когда закашлялся, изо рта вылетели темные сгустки, похожие на клочья собственных легких. Кольнула, прорываясь сквозь блокаду, острая боль.
На бегу провел распухшим языком по жестким, как жесть, губам. Солоно, мертво, дыхание идет с хрипами, клекотом. Внутри булькает, простреленное сердце трепещется, не качает кровь, а разбрызгивает, сил нет даже на то, чтобы пережать перебитые вены, кровь все еще вытекает, от слабости едва отрывает подошвы от бетона…
