Евгений Шалашов - Слово наемника
– Не будешь? – поинтересовалась Марта и, не дожидаясь ответа, схватила мою долю и лихо выплеснула в рот. Выдохнув, сообщила: – Тогда я за тебя пить буду!
Хельмут грустно проследил за чаркой, но спорить не стал. Всемир, посмотрев на друга, предложил:
– Мою бери. Чего-то мне больше не хочется.
– Не хочется – не пей, – обрадовался Хельмут. – Поешь, да на боковую.
Дальше они пили вдвоем. Опростав не меньше пяти чарок, атаманша всмотрелась в меня и спросила:
– Что делать собираешься?
– Посмотрим, – неопределенно ответил я.
– Ты вроде бы в какой-то город шел. Ульбург, Ульбург… – поинтересовался каторжник, который пытался кормить кусочками филе Всемира, а тот лишь морщился.
– Вроде того…
– Ну рассказал бы, что за беда такая. Вдруг – помочь сумеем, – предложила Марта.
Я посмотрел на женщину. Выглядела она трезвой, ну разве что глазенки блестели… Что я теряю, если расскажу правду?
– Товарищей должен с каторги вытащить, – сообщил я.
– Чего? – в один голос спросили Всемир и Хельмут, уставившись на меня, словно на диво лесное.
– Поясняю, – четко и чуть ли не по слогам сказал я: – Сбежал, потому что помогли друзья. Теперь нужно вернуться и освободить ребят.
– Ни хрена себе! – выругался Хельмут. – Ты хоть представляешь, сколько там охраны?
– Представляю, – кивнул я. – И очень даже хорошо.
– Да чтобы этот рудник осилить, целая армия нужна. Ты где армию наберешь?
– Не знаю. Но я обещал…
– Не знает он, видите ли… – фыркнула Марта, разливая остатки шнапса. – Зачем тогда обещать?
Я обвел взглядом присутствующих и улыбнулся… А что мне нужно было сказать? И вообще, с какой стати я должен кому-то что-то объяснять?
– Может, еще бутылочку? – заискивающе спросил Хельмут.
– Хватит! – жестко отрезала атаманша, поднимаясь из-за стола. – Посуду не забудьте помыть, – бросила она, скрываясь в комнате.
Я с удивлением воззрился на то, как Хельмут стал торопливо собирать тарелки и миски.
– Иди за ней, – подтолкнул меня бывший каторжник. – Мы тут сами…
Ай да баба! Сумела же мужиков «застроить». И что, совсем не ревнуют? Впрочем, это их хлопоты, решил я и, постучав по косяку костяшками пальцев, откинул шкуру, не дожидаясь ответа. Когда глаза привыкли к темноте, увидел, что атаманша неторопливо снимает с себя одежду. А фигурка у нее, хоть и костлявая, но очень даже ничего.
– Я уж решила, что не придешь, – насмешливо сказала женщина и протянула ко мне руки.
Стараясь не вспоминать ее жуткое лицо, я пошел навстречу, думая – получится ли? А потом мысли куда-то исчезли, и все получилось…
– А ты вовсе не старый. Давно так хорошо не было… – счастливо вздохнула Марта, вытягиваясь на шкурах. Поймав мой вопрошающий взгляд, пренебрежительно кивнула на дверь в зал: – Эти с женщинами не любят.
Все ясно. У каждого своя любовь… Тем более Хельмут провел шесть лет на каторге.
– Не хочешь спросить, как я «стрелкой» стала? – поинтересовалась Марта.
– Нет, – покачал я головой.
Мне действительно было все равно, как она стала наемным убийцей, караулящим жертву с арбалетом или луком. Спрашивать об этом – то же самое, как если попользоваться проституткой, а потом укорить ее – как дошла до жизни такой?
Кажется, женщина обиделась. Резко отодвинулась и свернулась в клубок, выставив мне в бок жесткие пятки. Мне стало неловко. Погладив Марту по костлявой спине, я примирительно пробормотал:
– Ну чего ты. Вдруг тебе вспоминать неприятно…
Марта повернулась ко мне и расхохоталась:
– Ну вот, а я думала, что все мужики одинаковые. Вначале моей рожи боятся, а потом трахают и удивляются – зачем, мол, тебе кого-то убивать, если ты дыркой себя прокормить можешь?
– Дыркой столько не заработаешь. Платят пфенниги, а расходы большие. За жилье плати, сутенеру плати, – рассудительно отозвался я, борясь с дремотой.
– Это точно, – согласилась Марта. – С такой рожей, как у меня, все клиенты разбегутся. Вот сижу тут, в глухомани, с воды на хлеб перебиваюсь…
– А чего сидишь? – спросил я, старательно спрятав зевок. – Ты же «стрелка»?
– Бабам не особо доверяют, – вздохнула женщина. – Вот ты сделал бы заказ бабе?
– Ни за что, – согласился я.
– Вот и все так, – грустно сообщила Марта. – Пока отец был жив, он заказы принимал, а я исполняла. Ну а когда умер – на кол посадили, – пояснила она без тени скорби, – хоть волком вой. А жить-то хочется. Шлюхой работать – морда подкачала, а больше я ничего не умею.
– Стало быть, отец у тебя был убийцей, а потом и тебя к ремеслу приучил, – пришел я к выводу. – А шрамы не он сделал?
– Он, – кивнула Марта. – Я против его воли замуж собиралась. Отец меня избил, а потом лицо изрезал.
– А жених? – заинтересовался я.
– А на кой я ему нужна с такой мордой?
– Ну и ну, – покачал я головой, изображая сочувствие. Хотя на месте того парня я бы тоже не стал жениться на девушке с такими шрамами.
Марта подобрала колени к подбородку и обхватила их ладонями.
– У него бы сейчас дети были… – задумчиво протянула она.
– Ты его убила? – догадался я.
– Зачем? Я ему мужское хозяйство отстрелила.
– И правильно, – кивнул было я, но потом раздумчиво добавил: – Хотя зачем тебе было мстить? А уж мстить, так отцу.
– И ему тоже.
– Помогла на кол сесть?
– Ага, – зевнула Марта. – Шепнула кой-кому, что господин Куцап – вор и убийца. Стража пришла, а в доме вещички убитых нашли. Отец-то ни в коем разе ничего чужого в дом не вносил. Он, сука старая, все сразу понял. Но что делать. На кол сел – не охнул и меня не выдал. Даже не проклял.
– И легче стало?
– Стало! – натужно хохотнула Марта. – Как вспомню, как батюшка мне лицо резал, а потом – рожу его вспоминаю, когда на колу сидел. Крепкий! Трое суток умереть не мог, – похвасталась она.
Марта принялась раскачиваться на месте, уставившись в одну точку. Плохой признак. Осторожно обнял ее за плечи, уложил на шкуры и слегка прижал. Еще только припадка не хватало. Поискав глазами, нашел около шкур кружку с водой и осторожно напоил женщину. Вроде отошла.
– Поплачь, – предложил я. – Легче станет.
– Не могу, – покачала она головой. – Ну не волнуйся, все хорошо. У меня вообще – все хорошо, только по ночам страшно!
– Это нормально. Нашему брату по ночам и должно быть страшно. Потому-то одним ночью быть нельзя.
– А где же мужика взять? С этими двумя… – хмыкнула Марта, подбирая слово, – мужеложцами неделями нетраханая хожу.
– Совсем-совсем? – удивился я.
– Ну, бывает, удается уговорить, – скривилась Марта. – Всемир – куда ни шло, а Хельмут, тот только в задницу может. А мне туда не нравится.
– Беда, – посочувствовал я.
– Зато у Хельмута башка соображает, – вступилась она за подчиненного, будто это я его хулил. – Знаешь что он мне предлагал?
– Догадываюсь. Связать меня и на рудник отвезти. За беглого каторжника какая-то награда положена.
– Какая-то… – фыркнула женщина. – За беглого разрешают целый день руду добывать! Но тут уж как повезет. Можно талант нарубить, а можно и одну унцию. То-то. Подожди-ка, – вдруг опомнилась она. – Как докумекал, что Хельмут предлагал тебя сдать?
– Чего тут кумекать? – улыбнулся я. – Все просто. Как вы меня за хворостом не взяли, так и догадался.
– А при чем тут хворост? – не поняла женщина.
– Втроем бы больше принесли. Да и ходили вы чересчур долго. Любовью заниматься – холодно. Значит, хотели что-то обсудить. А что обсуждать, если не меня. Так?
– Умен…
– Вообще-то, это ты хотела меня сдать.
– Я?! – фальшиво возмутилась Марта.
– Ну не Хельмут же, – опять зевнул я. – Сама говоришь, он мужик башковитый. Дурак он, кандальника убивать? Узнают, что с ним станется?
– Угадал, наемник, – расхохоталась Марта. – Хельмут канючил – мол, не принято так, найдут, отомстят. Как баба! А кто искать станет? Будешь ты в руднике корячиться, а мы серебришко просаживать. Если с серебром, так и с такой мордой сойду. А потом – хрен с ним, пусть мстят, на ленточки режут – я плакать не стану.
– И что надумали?
– Решили подождать, пока Всемир оклемается. Вдвоем нам не справиться.
– А втроем?
– Н-ну ежели постараться… – уклончиво протянула женщина. – Я бы тебя слегка подранила, а потом бы сетью опутали. А теперь поняла, что зря мы все затеяли.
– Может, вышло бы, а может – нет. Но лучше не пробовать.
– Для того и представление устроил? Хотел показать, что я хреновая «стрелка»?
Я усмехнулся и по-отечески погладил Марту по голове:
– Ты привыкла из засады бить, стрелы беречь. А я солдат. В меня стреляют, а я уворачиваюсь…
– Ты нас убьешь? – поинтересовалась Марта без особого страха в голосе. – Если резать будешь – брюхо не вспарывай. Терпеть не могу, когда кишки вылазят. Фу… По горлу режь.
– Подумаю, – буркнул я. – Посмотрю на твое поведение.
– Правильно сделаешь, если убьешь, – кивнула женщина. – К тоффелю такая жизнь!
