Андрей Мансуров - Конан и Слуга Золота
Хаттаф двинулся дальше. Ему предстояло пройти ещё с четверть мили ходов лабиринта под дворцом, спуститься на пару сотен ступеней вниз, и пройти секретный туннель, ведущий к надёжно укрытой в естественной полости скалы, сокровищнице.
Боташам повезло: такой надёжной и неприступной пещеры, с непоколебимыми и молчаливыми стенами, не было, наверное, больше ни у одного правителя.
Да, камни молчали. А они могли бы о многом рассказать… И не только о событиях последних месяцев, а и о всей истории создания и существования сокровищницы. Что там Хаттаф с его амбициозными целями и примитивными прямолинейными методами! Вот предки нынешнего султана явно не отличались миролюбием и порядочностью, и до сих пор неубранные — то ли по забывчивости, то ли — специально, в назидание, так сказать, остальным узникам, попадались в отдалённых камерах, закутках, и даже переходах-кори-дорах… Но это уже другая история.
Хаттаф ускорил шаг. Через несколько часов, когда вновь появится чудище, он сам отошлёт лишнюю охрану, заменив людей султана своими. О том, что происходит в полнолуние под сводами гигантской пещеры, не должен знать никто.
О таком он и сам предпочёл бы ничего не знать! Но поседевшие виски заострившегося и осунувшегося лица в зеркале всякий раз напоминали ему о новом хозяине. А воспоминания об ужасных, душераздирающих воплях несчастных пленниц, отданных монстру на потеху и заклание, не позволяли забыть, чем грозит ослушание.
При одной мысли, что всесильное и всепроникающее чудовище сделает, если хоть чем-то прогневить его, или не выполнить хоть малую толику из указаний, заставляли спину покрываться липким противным потом, а сердце — ускорять свой бег… О, эти дикие вопли несчастных…
Но что это с ним? Ему ничто не угрожает. Ведь несмотря на бессонные ночи, и невероятные трудности первых недель, он всё сделал, всё успел подготовить… И всегда будет делать то, что необходимо. То, что нужно. Нужно — Хозяину.
Всегда.
Только дурак, излишне отягощённый избытком совести, добровольно откажется от власти над людишками.
А он — не дурак. Он — не откажется от такой власти, какою бы ценой она ни доставалась. И плевать на цену — ведь расплачивается не он!.. А жалкие уколы этой, так называемой, совести, он уж как— нибудь… Переживёт.
* * *Каринэ было плохо. Мучительно болела голова. Тошнило.
Облегчить свои мучения она, однако, не могла. Повязка на глазах сильно давила, стягивая голову словно раскалённым обручем. И кляп был явно вставлен профессионалами — челюсть затекла. Руки и ноги тоже связаны на совесть — не пошевельнуться! Да, поймали и «упаковали» её явно не новички! Но зачем? Зачем?
Она стала делать дыхательную гимнастику, которой владела ещё с детства. Голова, вроде, стала болеть поменьше. Теперь она чётче вспомнила своё похищение: ужасный запах, тиски стальных рук, злобный оскал Лавины… И — темноту.
Потом… Потом? Что же это были за смутные ощущения на грани забытья?
Вроде, её во что-то завернули, и несли, несли… словно в носилках.
А, может, и правда, её несли в крытых носилках — паланкине — те, кто её похитили? Ведь в открытую по улицам Ферхема связанную женщину не понесёшь! Ох…
Нет, она не поручится за это — слишком плохо ей тогда было. Но связана она была с самого начала. Попробуем-ка хоть чуть-чуть ослабить…
Нет, верёвки не ослабить и не расшатать узлы — они мокрые. И связана она и в кистях, и в локтях, причём за спиной — не выскользнешь. Ноги тоже стянуты на совесть.
Кинжал, конечно, забрали… И перетереть верёвки ни обо что невозможно — вокруг только голый досчатый пол, который она уже весь исползала, в поисках хоть чего-то острого, или зазубренного…
Сколько времени она уже здесь, в этой маленькой глухой пустой комнатёнке? Часа два? Шесть? Десять? Трудно судить. Ни одного внешнего звука не проникает за мощные глухие стены. Но раз она ещё не очень страдает от жажды, то вряд ли с момента её похищения прошло очень много времени. Наверное, часов пять-шесть, не больше…
Ах, сколько запоздалых дум и сожалений пронеслось за это время в её маленькой головке! Корить нужно только себя! Конечно, она уже давно не попадала в серьёзные передряги, вот и расслабилась. Но всё равно — как можно было так глупо попасться?! И ведь её любимый варвар тоже почуял неладное — он так и сказал. А она — она дура! Зачем она велела ему отпустить эту хитрую и подлую стерву? Может, приревновала?
Как знать, если бы Конан потряс тогда эту злобную драную кошку как следует, они бы узнали правду, и убереглись? Или, вернее сказать — она бы убереглась?..
Нет, вряд ли. Вряд ли даже киммериец со всей его первобытной силой вытряс хоть что-то из этой скользкой твари.
Характер Лавины она знала достаточно хорошо — та ни перед чем не остановится, лишь бы сделать гадость, или даже устранить физически более красивую и удачливую соперницу-конкурентку. В ослеплении злобы она становится совершенно безумной — Каринэ видела как-то раз: остановил эту тигрицу в драке только добрый удар кружкой по затылку… Нет, она бы ничего не сказала. Даже Конану.
Ах, Конан, Конан… Где ты теперь? Жив ли? Или уже давно забыл в объятиях другой свою маленькую гордую амазонку?
Как бы она хотела, чтобы он спас её! Ведь она…
Как ни печально признаться, она влюбилась в него по уши, сама не ведая, как это произошло.
Может, это от того, что он весь такой цельный, мужественный и сильный?! Твёрдо знает, чего хочет. Идёт напролом… Но…
Но ведь он может быть и таким ласковым и понимающим! Он умеет слушать… И его внимание — не показное, ему и вправду интересно.
Теперь она не сможет ему сказать об этом.
Потому что едва ли она останется в живых.
Вряд ли её похищали, чтобы потребовать за неё выкуп. В этой стране уж наверняка никто не знает… И её освобождения Лавина уж точно не допустит: ей не нужны свидетельницы её гнусной работы. Работы по похищению молодых и красивых женщин-проституток.
В том, что именно Лавина виновна в странном исчезновении с месяц назад двух знакомых Каринэ — Жанны из Бритунии, и Айши из Кофа, маленькая мужественная женщина теперь не сомневалась. Правда, сделать она уже ничего не могла…
В замке двери повернулся ключ.
* * *Конан, убедившись в очередной раз, что хвоста почему-то всё равно нет, нырнул в знакомый переулок. Взмыленного коня он оставил в «Медном быке», препоручив заботам конюха злополучного Эрека. Денег у него с собой — в виде драгоценных камней — было теперь столько, что хватило бы на маленькую войну.
Собственно, её-то он и собирался начать.
Дерхем-оглы не молился. Он лишь один раз взглянул на Конана.
Витиеватую бодягу он разводить не стал, а сразу быстро повёл варвара за собой, так как по горящим глазам понял — время не ждёт!
По причине такой исключительной понятливости, и способности в любой ситуации принимать верные решения, небезызвестный в криминальных кругах Шадизара Шеймос и смог сколотить приличный капиталец, и убраться с ним… Живым.
Через пять минут, в подвале, под двадцатью футами земли и за тремя массивными дверями, Конан рассказал, как подозрительная ночная гостья увела его женщину, и что дало его собственное расследование и настойчивость. Излишне было упоминать о том, что Каринэ так и не вернулась.
Ещё минуты три Шеймос о чём-то напряжённо думал, сверля горящим взором грудь киммерийца, и раздражённо велев тому помолчать. По хитринке, промелькнувшей в углу глаза пройдохи почтенного вида и возраста, Конан сразу понял, когда тот всё же пришёл к определённому решению.
— Выкладывай всё, что там у тебя есть! — вдруг безапелляционным тоном заявил «достопочтенный». Зная, что мозги у Дерхем-оглы в порядке, и сейчас он чётко соразмерил степень риска возникновения неприятностей для себя с возможной выгодой, Конан не колеблясь вывалил своё богатство на грубый непокрытый стол — решалось важнейшее для него дело.
И варвар знал: его чувства к Каринэ являются для Шеймоса такой же разменной монетой, таким же аргументом, как полновесная наличность. И уж раз он решил взглянуть на камни — значит, решил-таки помочь! И вопрос теперь только в цене — любой риск должен… Окупаться!
— Хм. М-м-м. Ладно. Хорошо. Для тебя — хорошо, я имею в виду — старый циничный делец довольно хмыкнул. Конан помалкивал, не прерывая паузу.
— Сделаем так. — Шеймос опытной рукой разделил сверкающую груду на две кучки неравного размера. Меньшую он придвинул к себе, — Вот это… я возьму себе. За те услуги… Хм. И — информацию, которые собираюсь сейчас предоставить тебе. А это… — он указал на оставшуюся груду, — Я возьму у тебя… на сохранение. Если тебя убьют — а вероятность этого достаточно велика — тебе они не понадобятся, и не помогут! А мой риск и хлопоты… и теперешние… и, возможно, будущие… будут оплачены. Так же, как и неизбежные неприятности, которые повлечёт за собой твоя смерть. Если же всё-таки тебе удастся то, что, как я представляю, тебе придётся сделать, чтобы спасти эту твою Каринэ, и ты… выживешь, не сомневайся — я всё это верну! Слово Шеймоса!
