Сергей Самаров - Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй
Полки сошлись в яростном гремящем ударе. Сошлись с яростью, искажая в крике лица, сошлись, чтобы победить или умереть. И это состояние присутствовало с обеих сторон.
Оливье давно уже отыскал взглядом возглавляющего центр вагров воина гигантского роста. И теперь старался пробиться к нему. С другой стороны и сам Веслав издали узнал графа по знаменитым перьям на шлеме, и тоже, памятуя просьбу князя Бравлина, стремился к сближению. Как среди вагров не было воя, способного остановить быстрого и ловкого, с необыкновенным проворством управляющего конём, постоянно меняющего позицию графа, так и среди франков не нашлось такого, кто смог бы устоять под ударами Веслава. Франки, сначала пехотинцы, потом рыцари, один за другим падали на каменистую землю берега от его ударов. И редко кому удавалось поднять потом голову.
Два предводителя уверенно и жестоко, рассыпая тяжёлые выверенные удары направо и налево, не экономя силы, пробивали дорогу друг к другу, понимая, что их поединок может решить исход всей битвы.
И каждый надеялся решить этот исход в свою пользу…
Глава восьмая
За столом у князя Годослава всё проходило чинно и мирно. Словно нынешним утром совсем неподалеку отсюда ничего не случилось. Но весть еще не успела, скорее всего, дойти до бояр, и потому не было ни лишних вопросов, ни разговоров за спиной, как это бывает обычно.
И даже князь-воевода Дражко улыбался за столом, задирая усы к самым бровям, уверенно показывая, что ничего экстраординарного, касающегося его особы, сегодня не произошло, и он остаётся всё тем же добродушным и немного беспечным воином и человеком, каким был всегда. А то, что приехал он, чёрной тучей нахмурив брови и узду в кулаке сжимая так, что кольчужная рукавица натянулась и готова была лопнуть – это касаться никого не должно, если сам Дражко об этом не заговаривает. Мало ли, погода невесть какая князю-воеводе не нравится или стрельцы, которым он смотр давал, с потягивающейся ленцой оказались… Было и прошло – погода имеет обыкновение меняться, а стрельцов можно чему-то научить, а что-то заставить делать. И внешний вид молодого, но уже прославленного военачальника никому не давал права усомниться в прекрасном его расположении духа…
Ставр, всегда избегающий общего застолья по естественной причине, как носитель волховского сана, накладывающего на своего обладателя многие ограничения, в столовой горнице вообще не объявился, и никто даже не заметил, в какой момент и в какую сторону Ставр удалился. Он всегда имел привычку удаляться незаметно, и без предупреждения, и не желал ни перед кем отчитываться, даже перед Годославом, который целиком волхву доверял, и знал, что Ставр не собственные дела улаживает, а дела княжества. Да пусть даже и собственные – иногда и это делать тоже каждому бывает необходимо. Но о собственных делах волхва никто вообще никогда не слышал, и потому люди не думали, что они у него есть, как у всякого живого человека. Рарогчане вообще даже не знали, есть ли у волхва собственное жилище, и если есть, то где оно находится. Слышали только, что Ставра ребенком привезли в своем полку словене, пришедшие на помощь отцу князя Годослава. И ребенок остался среди бодричей, когда славенский полк восвояси отправился. Остался в учениках волхва Горислава. Это говорило о том, что родительского дома здесь, в княжестве, Ставр не имел. А построил ли он себе сам какое-то жилище, купил ли, или князь Годослав подарил волхву, этого не знал никто.
Третий из опоздавших на охоту, князь Войномир, по родственному отношению и по установленному для него накануне вечером рангу, сидящий рядом с сами Годославом, казалось, был счастлив своим положением, готов был каждому улыбнуться, и всячески показывал приличную скромность и уважение младшего члена семейства к своему владетельному дяде. Причём, в этом уважении не было ничего подобострастного, что могло бы вызвать порицание или насмешку. Во-первых, потому, что такого дядю уважать стоило, и сомнения в этом никто проявить не пытался, во-вторых, потому, что Войномир и своего достоинства никак не ронял, но если бы и произошло такое, то присутствующие постарались бы этого не заметить, потому что и за собой знали немало подобных эпизодов.
Таким образом, если Годослав и получил от опоздавших какие-то важные новости, то никто из присутствующих в столовой горнице охотников никоем образом не смог понять, что это были за новости. Напрямую спросить князя или Дражко или даже Войномира никто не решился. И потому первые моменты пиршества прошли скучно и слегка натянуто, но после нескольких кубков мёда и греческого вина, как бывает всегда, языки начали развязываться и общая скованность постепенно проходила.
В прежние времена подобное застолье, и даже в этом самом доме, было явлением частым, поскольку Годослав всегда был неравнодушен и к охоте с пардусами, и к соколиной охоте, и даже порой ходил с рогатиной на медведя, когда лесные смотрители отыскивали специально для князя берлогу. Причем, на такую охоту брал с собой только одного лесного смотрителя, который, если бы князь промахнулся с ударом, мало чем смог бы помочь ему. И мало какие дела могли помешать княжескому увлечению. Постоянные войны с близкими соседями – лютичами и лужицкими сербами, не утомляли Годослава настолько, чтобы он отказывал себе в тех мужских забавах, которые так любил. И только заботы трёх последних лет и, в первую очередь, болезнь жены, которой Годослав стеснялся, позволяли князю не часто покидать Дворец Сокола. Тем не менее, застолье выглядело возвращением к привычному образу жизни. Но большинство присутствующих за столом охотников посматривали не на хорошо всем знакомых и предсказуемых Годослава и Дражко, а на новое лицо в политике и даже в высшем обществе княжества – на князя Войномира. И во взглядах этих сквозило отнюдь не единственное любопытство…
Любое возвышение нового человека всегда порождает зависть в среде тех, кто вниманием владетеля княжества оказался обделённым, но, тем не менее, хотел бы его чувствовать. А этого хотят все в окружении князя. И одновременно с завистью у всех, практически, появляется мысль о поиске путей, с помощью которых нового члена общества можно использовать. Завистливые люди во все времена всех других делят на тех, кого использовать можно и кого использовать нельзя. Они даже тех, кого любят, всегда стремятся только использовать, и использовать как можно интенсивнее, а когда это становится невозможным, частенько пропадает и сама любовь. Сейчас объектом для изучения стал князь Войномир, доселе совершенно незнакомый бодричской знати, и потому загадочный вдвойне.
Войномир выглядел простоватым и добродушным, может быть, даже чуть-чуть наивным. Хотя простоватость далеко не всегда может становиться главным качеством в оценке. Князь-воевода тоже выглядит уж совсем простецким человеком, однако всегда в уме держит своё сокровенное, как знали все. Тем не менее, молодой князь Руяна вызвал общий интерес, сменивший вчерашнее удивление и непонимание. Порой ему задавали из-за общего стола ничего вроде бы не значащие вопросы. Больше спрашивали, не интересуясь, впрочем, ответами, о жизни в восходных славянских землях, о том, кто с кем там воюет. Войномир отвечал охотно и подробно, можно сказать, что уважительно по отношению к спрашивающим. Но порой в его голосе, особенно при рассказе о постоянной хозарской угрозе, идущей с полуденной стороны, проскальзывала такая твёрдость суждений, и взгляд при этом становился таким властным и жёстким, что всем становилось понятно – молодой князь не так прост, как кажется, и действовать с ним следует осторожно, и, желательно, обходными путями. Эти обходные пути были традиционными. И первым шагом всегда служило приглашение на обед, прозвучавшее от разных людей, сидящих в разных концах стола. Войномир все приглашения вежливо отклонил, оправдываясь тем, что вынужден уехать на Руян как можно скорее, а до этого ему следует заняться подготовкой к поезде. Причина вполне уважительная, никого не обидела, как никого и не обрадовала.
К удивлению Годослава, прислушивающегося то к одному разговору за столом, то к другому, князь Додон, до этого, как казалось, искавший Войномира взглядом, за столом даже не пытался с ним завязать более тесное знакомство, хотя сидел рядом. Так, несколько ничего не значащих фраз, и очень ненавязчивых. Одно Годослава радовало – племянник при более тесном знакомстве со знатью княжества не приобрёл ни друзей, ни врагов. А это ценное качество для политика, каким молодому князю вскоре предстояло стать. Друзья всегда могут влиять, и порой, не в лучшую сторону уводить, а враги обычно желают «подставить» неопытного придворного, и сделать из него посмешище. Чем это грозило тому, кто попробует сделать такое Войномиру, Годослав догадывался. А раздоров в обществе знати княжества он не желал, поскольку это обещало лишние заботы не тем, кто ссорится, а ему самому. Но у Годослава своих забот было выше головы…
