Сергей Дорош - Схимники. Четвертое поколение
Я присел, аккуратно поднял его голову, положил себе на колени. Мятежник вздрогнул всем телом.
– Не могу блокировать боль, – простонал он. – Не справляюсь. Помнишь, брат, каким я был? А сейчас хватает сил, только чтобы не дать себе истечь кровью, не потерять сознания и по крохам подпитывать мозг.
Да, то, что осталось от его тела, очень быстро пожирало само себя. Мышцы иссохли, кожа плотно обтянула череп. Сейчас Мятежник как никогда напоминал птицу. Черты лица заострились, нос стал еще длиннее, казалось, угловатые скулы и острый подбородок вот-вот пробьют кожу изнутри.
– Я думал, мы справимся, – простонал он. – Хотел защитить тебя, и ученики хотели. Не вини их, пожалуйста. Ты же знаешь, я могу быть убедительным во всем, что касается мятежей да восстаний. Они любят тебя. Все, даже новые.
– Я знаю, брат.
– Скажи, Искатель, а он мертв?
– Да, Мятежник, его убили. И не скажу, что это было так уж легко.
– Мне ли не знать. – Он попробовал улыбнуться, но вышла лишь ужасная гримаса. – Он пришел, приняв твой облик. Застал нас врасплох. Мы стояли с мечами в руках, не решаясь начать поединок. Он был так похож на тебя! Даже говорил так же, укорял. Мы чувствовали себя, как нашкодившие дети. И не заметили главного – когда он полоснул нас по горлу. Как же хорошо он владел оружием! Прости, брат, в какой-то миг мне показалось, что ты и есть убийца.
Он умолк, обмяк. Столь длинная речь отобрала почти все силы. Но Мятежник еще не все сказал.
– Искатель, он знал нас, как могут знать только братья. Мне это непонятно.
– Мне тоже. Прикинуться мной так, чтобы даже ты не заметил подмены… Не знаю, как это возможно.
– Но он ведь мертв, а ты жив. Признайся, брат, мое восстание против тебя достигло цели, пусть и не совсем так, как я хотел. Убийца мертв, а ты жив. Теперь судьба схимы лишь в твоих руках. Будь осторожен, брат.
– Еще есть Ведьма, – напомнил я.
– Прости, брат, – пробормотал он из последних сил. – Мы не говорили, боялись, что ты потеряешь разум, сразу схватишься за оружие и будешь убит, как остальные. Ведьмы больше нет. Она погибла в ту же ночь, что и Мизгирня.
Не могу сказать, что я почувствовал после этих слов. Ничего. Просто не поверил. Не могло так быть. Только не ее! Но потом пришло понимание: незачем Мятежнику лгать перед смертью. И говорить подобное, чтобы уязвить меня, он не стал бы. Все-таки мы были друзьями. Просто решил уйти, не оставляя недомолвок. Усилием воли я загнал все чувства куда-то внутрь.
– Эх ты, Мятежник. – Голос дрогнул, выдав меня. – Как же ты яро сопротивлялся идее возродить почитание богов. Знаешь, в чем истинная причина? Все мы считаем себя богами и не хотим других, которые нас вытеснят. Но при этом остаемся людьми. Отпечаток бессмертия на бренной плоти. Может, потому мы так легко умирали.
– Брат, я тебя не вижу, – прошептал он. – Это – смерть?
– Да, брат, это – смерть. И против нее ты не взбунтуешься.
– Искатель, я не хочу. Столько всего не сделал, рано, как же рано!
– Смерть всегда приходит рано.
– Искатель, расскажи мне сказку. Помнишь, когда мы были молоды и про схиму ничего не знали? Зато у тебя было столько чудесных историй! Помнишь, ты рассказывал их у костра ночью. А вокруг бородатые рожи. Каждый зачерствел в бесконечных стычках и пьянках. Они смотрели на тебя немного снисходительно, словно бы свысока, не хотели признаться самим себе, как нужны им твои рассказы. И я не мог признаться. Я ведь был мятежным, непризнанным князем. А сейчас я – это я. Без наносного. Искатель, неужели нужно умереть для того, чтобы стать собою?
– Да, брат, только так.
– А я не могу. Сколько я еще протяну? Искатель, мне страшно умирать.
– Знаю, брат…
Я погладил его по волосам. Осторожно, словно сына, которого у меня никогда не было и уже не будет, если не считать детей в схиме. Пальцы привычно нащупали нужные точки.
– Что ты делаешь, Искатель? – спросил он слабеющим голосом.
– Ничего, Мятежник. Передай Ведьме, что я любил ее. И попроси прощения. За то, что не спас…
Я не мог убить схимника. Но погрузить в сон – вполне. Мятежник пытался бороться с моим воздействием, но тех сил, что у него оставались, оказалось слишком мало. Сон. Мозг расслабляется и уже не может держать под контролем тело, продлевая подобие жизни. Легкие замерли, перестав насыщать воздухом кровь. Замерло сердце. Мятежник ушел.
А я продолжал сидеть, держа на коленях его голову. Да, мы не боги. Как и все люди, мы боимся смерти. Как и все люди, мы скорбим по ушедшим.
– Убийца! – закричал я. – Почему ты сдох так глупо и так рано?! Если бы мы сошлись сейчас, хваленое мастерство не спасло бы тебя от моей ярости!
Из-за гор показался краешек солнца. Я взвалил на плечи тела братьев. Копать могилы здесь было нечем. Наверно, убийца забрал их клинки. Дорога длиной в вечность. Мне, по крайней мере, она казалась бесконечной. Я шел и думал. О схиме, о тех, кого она лишилась, кто был единственной моей семьей, о том, что изменилось бы, не стань они оберегать меня от опасности встречи с убийцей. А еще о том, что почти век, который мы прожили, – этого достаточно, чтобы привыкнуть к собственному бессмертию, но все равно так мало, чтобы сделать все, что хотелось. Человек – странное существо. Покой – не для него. Завершив одно дело, он думает уже о двух следующих. И я исключением не был.
Лагерь встретил меня свежим могильным холмом. Пострадавшие в бою с убийцей спали, кроме Самоты. Чуб сидел, привалившись спиной к седлу, и пил что-то небольшими глотками из фляги. Поникшая Малышка, задумчивый Зануда, хмурый Абрек, похожий на беспробудного пьяницу со своими красными глазами, унылый Кислота.
Они позаботились о могиле для моих братьев. Но я не спешил предать тела земле. Сел на корточки напротив златомостца и сказал:
– А теперь рассказывай, как погибали схимники.
– Я уже все рассказал, – вяло ответил он. – Нечего добавить.
– Про всех рассказывай! – повысил я голос.
– Учитель, это я видела ее смерть, – произнесла Малышка. – Ты ведь хочешь услышать про Ведьму?
– Рассказывай! – рявкнул я.
Слово за словом вытягивал из нее подробности и не чувствовал, как по щекам катятся слезы. Сколько же я не плакал? Что я мог поделать? Поздно гадать. Я виновен, потому что не сделал абсолютно ничего. Все выжидал, наблюдал. А теперь ее нет. И ждать нечего. Одиночество. Сейчас я чувствовал его особенно остро. Последний схимник третьего поколения.
Под конец отобрал у Самоты флягу и ушел хоронить братьев. Ученики испуганно смотрели вслед. Еще бы, таким они Искателя еще не видели. Я не стал насыпать холма над могилой. Пусть никто и никогда не найдет места, где обрел покой второй Император венедов и его самый страшный противник. Люди все равно не поверят, что были они братьями и похоронены так же, как сражались в своей последней битве, плечом к плечу.
Флягу опорожнил одним глотком. Крепкое чубовское пойло должно было обжечь, но этого я не почувствовал. Как и опьянения. Даже хмельное питье отступилось от последнего схимника, не желая связываться. Можно было самому сделать себя пьяным, но что это изменит?
Паслись стреноженные кони, спали ученики, измученные прошедшей ночью. Бодрствовали теперь лишь Зануда и Кислота, то и дело окидывая взглядом окрестности. Но кто бы мог появиться на Гиблом плато?
– Завтра ищите место, где мы могли бы разбить лагерь на долгое время, так, чтобы недалеко от воды, и желательно, чтобы рощица поблизости, – сказал я им устало.
– Мы здесь так долго пробудем? – удивился Зануда.
– Лет тридцать, – ответил я. – Ученики набраны, среди людей мне больше нечего искать. А Гиблое плато неплохо подходит для второго этапа вашего обучения.
Вечером Абрек подстрелил нескольких кроликов, которые, как оказалось, водились здесь в изобилии. Малышка хотела заняться приготовлением еды, но Зануда настойчиво отстранил ее. Раньше девушка этим не занималась, так что доверия особого как повариха не внушала. Зануда же подошел к готовке основательно. Не поленился найти знакомые корешки и травки, которые были пущены на приправу. Конечно, большого простора для фантазии ему не оставалось. Но каша со свежей крольчатиной – великолепная еда.
После ужина каждый занялся своими делами. Барчук и Бешеная сидели чуть в стороне, обнявшись, о чем-то тихо говорили. Гордец опять заснул. Самота извлек из переметных сумок саблю Атамана и сейчас любовно оттачивал ее лезвие, сводя щербины, оставленные последним боем. Давно собирался он это сделать, да все руки не доходили. А сейчас с поломанной ногой больше и заниматься-то нечем. Малышка не знала, куда себя деть, а потому в который раз чистила песком и так уже блестевший котелок. Видно было, как девушке не хватает ее скрипки. Остальные просто сидели, глядя в огонь. Они все еще не могли до конца осознать, что же с ними произошло.
Незваный гость вышел к нашему костру неспешно. Кислота схватился за пистоль, Зануда потащил нож из ножен. Абрек взвел курок ружья. Я встал навстречу гостю, закрывая своих учеников от него. Схимник. И не послушник, это точно. Пришелец выглядел странно. Одежда простая, но потрепанная, сквозь прорехи видно множество ссадин. Голова повязана косынкой. Голубые газа с хитрым прищуром медленно прошлись по всем, словно ощупывая. Под мышкой незваный гость нес какой-то сверток.
