Сергей Дорош - Схимники. Четвертое поколение
Этот разговор явился настоящим пиршеством для моего разума. Новые идеи так и сыпались со всех сторон. И пусть многие были абсурдными, нелепыми. К примеру, та, что убийцей мог стать Палач. Я-то знал своего покойного друга. Ошарашило меня известие о смерти Ловца и Егеря. Лишь про Ведьму так никто ничего и не сказал. Сейчас я понимаю: все щадили мои чувства. Не знали, как эта весть отразится. Малышка отделилась от остальных, достала перо, чернила и бумагу. Я незаметно придвинулся к ней и заглянул через плечо. Строчки, написанные неразборчивым почерком, ложились на желтоватый лист одна за другой.
Время осенью напополам расколото,В золотом багрянце видит сны.Вот беда – я ненавижу золото.Мне по нраву серебро Луны.
Та же что ни ночь, но все же разная,Правит в звездной россыпи Луна.Словно дева юная, прекраснаяИ непостоянная она.
Только лишь в ее воспоминаниях,Словно росчерки слепой судьбы,Тропы, где бродила стая давняя,Где легли когтистых лап следы.
Сколько было нас, безмолвных странников,Не боящихся идти за неба край?Нас, людьми отвергнутых изгнанников,Прочь ушедших от двуногих стай.Осенью особенно мне хочется,Чтобы снова было, как тогда.Взблеск клыков прогонит Одиночество!Только вот, увы, не навсегда…
Тень среди деревьев бледным призраком —Белый мех и блеск колючих глаз.Ты узнай меня по этим признакам,Я такой же, как и в прошлый раз.
Тихий лес под ветерком качается.В шорохе не слышна поступь лап.Холм среди деревьев возвышается…Я пришел, я все еще не раб.
Ты, непостоянная красавица,Что купает в серебре земную твердь.Полный лик мне больше прочих нравится.Для него я снова буду петь.
На душе тоска болотной тиною.Одиночество подкралось, словно тень.Поднимаю к небу морду длинную…Вот чего я жаждал каждый день!
Те, двуногие, от ярости пусть бесятся,Пусть дрожат, боятся – все равно!Что в душе у волка не уместится,Изливать тебе заведено.
Словно кровь из раны в сердце точится,В песне волчья древняя печаль.А внизу, в засаде Одиночество.Полуночного певца ему не жаль.
Спрячь кривые когти ты до времени.Чаша неба звездами полна.Подожди, мой враг и спутник преданный!Я не твой, коль полная Луна[2].
– Странные образы, – заметил я.
– Волчий вой, – тихо ответила она. – Все время, пока мы шли по твоему следу через плато, нас преследовал волчий вой.
– А может, не такой уж и волчий? – предположил я. – Может, это тот, кто на нас охотится? Иначе как объяснить ваше сумасшествие…
– Все равно. – Она вдруг скомкала бумагу и бросила в костер.
– Что ты делаешь?
– Ерунда все это. И на музыку не положишь. Слишком все криво, затянуто и нудно.
Разговор постепенно перешел на тему души. Зануда захлопнул почти дочитанную книгу и присоединился к нему. Он одобрительно кивнул, когда Самота связал в цепочку понятия «душевный», «боевой дух» и «душа», добавив к ним еще одно – «духовенство». Так называли раньше служителей высших сил.
– Ну я думаю так, – подвел он итог. – Тело наше создано из частей этого мира. И распадается на эти части после смерти. Вы все видели разлагающиеся трупы. Постепенно плоть становится тем, чем была до того, как стать человеком.
– Как это? – не понял Недотрога.
– Смотри: мать, когда носит в чреве ребенка, ест за себя и за него. Но то же мясо – плоть животных, которые, чтобы вырасти, питаются травой, а чтобы росла трава, нужна земля, вода, солнечный свет и воздух, которым все мы дышим. Все это – части мира. Из них состоят деревья, звери, птицы и люди. Но в людях есть нечто большее, чем в прочих. Способность творить. И мне кажется, что ее и дает душа. Раньше люди верили, что все сотворил бог – единый или один из многих, не суть. И он же сотворил людей, вдохнув в них частичку себя. Вот мы подобно тому же богу испытываем потребность творить. Механик изобретал всякие хитроумные штуки, Малышка пишет стихи и создает музыку. Барчук вон любит творить новые приемы боя.
– Император творит Империю. – Глаза Недотроги засияли. Он победно окинул всех взглядом. – Не по прихоти своей! То делает частичка бога в нем!
Странно было слышать это от человека, который вчера еще и слова такого – «бог» – наверняка не слышал. А если и слышал, то один раз от Мечтателя, который пересказывал ему историю схимы. И вот он рассуждает о частичке бога, душе, так, словно признал ее существование за неоспоримую истину.
– А что творит Искатель? – спросил вдруг Недотрога.
Все замолкли, ошеломленные. Странный вопрос поставил моих учеников в тупик. Первой нашлась Малышка:
– А Искатель творит нас. Новых схимников.
– И великолепно творит! – воскликнул Самота. – Порукой тому слово Атамана!
– Постой, Зануда, а куда девается душа, когда тело умирает? – вдруг спохватился Недотрога.
– Ну про это в летописи сказано, только как-то непонятно, – смешался тот.
– Может, возвращается к богу, сливается с ним? – предположил ант.
– Нет, в это я не верю. Смотри, вот отрубишь ты себе палец. Сколько ни приставляй – он обратно не прирастет. Или хвост у ящерицы, когда оторвется. Она отращивает новый. Тем более что душа уже не та, что прежде. Жизнь в теле изменила ее.
– Значит, она умирает тоже? – спросил Кислота.
– Не думаю. Как может умереть часть бессмертного бога?
– Значит, все умершие где-то продолжают жить? – В голосе Недотроги прозвучала надежда, и она же отразилась в глазах Самоты.
– Да! – воскликнул Зануда. – Так и есть! Они живут, наблюдают за нами. Мой отец все так же живет, просто не может поговорить со мной, и я не могу его увидеть.
– И мой живет. – Недотрога улыбнулся, и я вдруг заметил, что улыбка у него очень располагающая, теплая, вселяющая уверенность, совсем как у брата.
– И мои братья, – добавил чуб.
– Но почему тогда богов уничтожили? – удивилась Бешеная. – Или бога. Почему на них поднялись все люди – от князей до последнего смерда?
– Вот это я объяснить могу. – Довольный собой Зануда похлопал по Острожской летописи.
Разговор захватывал меня больше и больше. Это были совершенно новые мысли и идеи. Раньше не доводилось встречаться с подобными.
– Люди верили, что сотворивший все бог стал для людей и первым учителем. Научил пахать землю, разводить скот, охотиться. И он же дал людям законы, по которым они должны жить, чтобы всем было хорошо. Ведь он вложил в них часть себя. Как от семени отца рождается ребенок, так от частички бога появились люди. А разве отец не любит всех своих детей?
– Может, и любит, но всех ли одинаково? – возразил Недотрога.
– Не знаю, я был единственным сыном. – Зануда тяжело вздохнул. – Но бог ведь не человек. Так ведь? А зла своему ребенку никакой нормальный отец не пожелает. И бог отобрал лучших из людей и назначил их следить за соблюдением законов. Этих избранников и назвали духовенством, теми, кто следит за чистотой душ. Но со временем они испортились. Проповедовали умеренность, а сами собирали огромные богатства, ходили в шитых золотом одеждах. Проповедовали любовь и сострадание, а сами драли с подчиненных им смердов по три шкуры. Проповедовали смирение, а сами совали нос в дела князей и бояр. И все видели их лицемерие.
– Неужели никто не спрашивал у них, почему они так поступают?
– Спрашивали, но у духовенства на все был готов ответ. И богатства, которые они собирают, принадлежит не им, а богу. И в княжеские дела лезут, потому что поставлены следить за душами всех людей, даже стоящих у власти. А драгоценные одеяния – так это для того, чтобы не выглядеть хуже власть имущих. Ведь не станет князь даже разговаривать, а тем более следовать советам того, кто одет в простую дерюгу.
– Но ведь это лживые оправдания!
– Да, но кто их оспорит? Это мы понимаем, а большинство людей привыкли верить тому, что говорят им облеченные властью, тем более назначенные богом следить за чистотой душ. Да и что ответишь на вопрос: «Неужели жаль тебе плода трудов своих для того, кто даровал тебе саму жизнь?»
Словно что-то щелкнуло в моей голове, как два зубчатых колеса из какого-то изобретения Механика. Словно недостающий кусочек мозаики нашел наконец свое место, и стала видна вся картина. Слова Бродяги переплелись с тем, что я услышал от Зануды. Все смешалось и забродило, как медовая брага.
– Вот оно! – воскликнул я.
Ученики умолкли. Все уставились на меня с недоумением. Новое понимание распирало изнутри, рвалось наружу, само облекаясь в слова.
– Я понял замысел Схимника! Прежние схимники были лучшими из духовенства, но не рядились в дорогие одежды, жили, как велел бог, в умеренности, почти в нищете. Многие уединялись в глухих местах. И некоторые из них начали открывать для себя схиму, какой ее нынче знаем мы. Понятно, что вид остальных, называвших себя служителями бога, вызывал в их сердцах гнев. И один из них создал учение схимы.
