Джей Эм - Убийца теней
Но неужели Лоретт от других городов в этом смысле в лучшую сторону отличается? Да нет, ничего подобного. Никаких вам отличий, никаких исключений из правил. И здесь писарь на полдороге перехватил, тощую, по-гусиному длинную шею вытянул, залопотал: вам куда, да вам кого? А-а, насчёт случаев смертельных, бесчинство пресечь и прекратить? Нет, и насчёт смертельных нельзя сразу, вот прямо сейчас – никак. У главы старшинства с самим герцогом Хосвейном личный разговор. А как закончат – заседание старшин начнётся, и тогда уж госпожу сумеречную охотницу в свой черёд войти пригласят. В свой черёд, потому как ещё ожидающие есть.
Ну что ты с них возьмёшь, с этих писарей. Не стучать же его по башке, так, чтобы вырубился и дорогу не заступал, не врываться же к управителям во время «личного разговора».
Лишь бы уж не слишком долго ждать… А что «сам» Хосвейн Лореттский здесь, так это хорошо. Сразу всем покажешься, всех выслушаешь, не надо потом отдельно к герцогу на аудиенцию являться. А то бывает и так – морока морокой. Запишись на приём, да дождись, этому визит нанеси да тому, а время-то идёт, ларв своё тёмное дело делает. С другой стороны, когда в обязательном порядке ежедневных отчётов требуют – тоже плохо. Противно – вроде как подневольным человеком себя чувствуешь.
Села Ярла на скамейку около двери, за которой герцог с главой старшинства совещались. Чего там этот, с гусиной шеей, говорил? В свой черёд, потому как ещё ожидающие?.. Ну, девять человек в богатых кафтанах, которые кто тоже сидят, кто по коридору туда-сюда расхаживают, это, наверное, не посторонние «ожидающие», а остальные старшины, которых «личный разговор» слушать не допустили. А вот в двухбережных рясах двое, что напротив на скамейке сидят (приятное соседство, ничего не скажешь!) – видно, как раз «ожидающие».
Странная такая парочка… Старший – ничего себе! – тому стражнику у пристани форы даст, и много. Два ясно различимых ларва в человеческий рост рядом с ним клубятся и, похоже, не предел это. Может, в ближайшем будущем ещё один присоединится к ним. Вот вам и святой брат… И голодного духа за собой волочёт, и чудовище, которому имя сходу не подберёшь. Не зря отец всегда говорил, что двухбережников опасаться надо. Особенно видунам. Потому что вещают-то братья о доброте да о любви, но с теми, кто им в чём-то перечить вздумает, расправляются быстро и совсем не по-доброму. Поэтому и скрывают видуны настоящий свой дар, этаким «профессиональным цехом» охотников на ночных тварей притворяются. С таким положением дел двухбережникам приходится мириться: свободные ларвы для всех, самих братьев не исключая, угроза. Но о настоящей природе ларвов ни за что нельзя с двухбережниками говорить. У них ведь на этот счёт своё мнение. И такой порядок, что с их мнением спорить не смей. На виселице или на костре от рук святых братьев умирать кому охота?..
Вот и этот двухбережник, старший из двух, хотя тенями окружён, но лицо такое строгое, благообразное – прямо образец добродетели. С такого хоть образ святого рисуй или ваяй. Кого хочешь в заблуждение ведёт – кроме видуна, конечно. Подобную внешность обычно правильной, скульптурной называют: всё соразмерено. Лоб высокий, но не слишком, нос прямой, губы не тонкие и не полные, подбородок по обычаю святых братьев выбрит, волосы обрезаны коротко. Только вот глаза… чуть глубже посажены, чем соразмерным бы казалось, и брови чуть сильнее над ними нависают. Веки словно припухшие. И сами глаза вроде обычные, тёмно-карие, а всё-таки не совсем обычные. Точно огонь и холод абсолютной черноты в них борются.
Всё это цепкий Ярлин взгляд мгновенно схватил. Один только раз, и то случайно – то есть, как будто случайно – посмотрела она в лицо старшему двухбережнику. Пристальнее-то не надо разглядывать, чтобы неладное не заподозрил. Так, боковым зрением. Но и того достаточно.
Предвзято Ярла о двухбережниках судит? Да не то чтобы уж очень… Разные среди них есть. Вот учитель Тирен, к примеру, хороший человек, добрый. Ну, то есть, не так уж, чтобы насквозь, до прозрачности хороший – таких вообще не бывает на свете. А такой, как другие многие, с небольшими своими недостатками. Но правда добрый. А ещё… да чего далеко ходить – вон тот, второй, рядом с огненноглазым-то…
К этому второму Ярла сначала пригляделась не особо хорошо, больше на его соседе сосредоточилась. Но второй теперь поднялся – видно, надоело ему сидеть без движения. Волей-неволей к себе внимание привлёк. Своего спутника он раза в два с лишним моложе. Прошёлся туда-сюда по коридору и в сторону Ярлы посмотрел. Первый тоже смотрел, но с явным осуждением: что за девица, в штаны наряженная? Таких не только в советный дом пускать, таких… А молодой дружелюбнее глянул. Но тут же потупил взгляд. И, что Ярлу удивило, не с притворным смущением, а с совершенно искренним. Прямо насквозь в нём эта искренность… Ярлу любопытство взяло. Стала и в этого всматриваться, как видуны умеют, боковым зрением: и не пялишься открыто на человека, а что надо, примечаешь. Искренность, и «замутнённости» нет, светлота даже… За два дня двух таких людей, в которых светлота, встретить – пожалуй, везение. Нечасто случается.
«Ну, это он пока молодой, такой весь чистый да светлый, – сама себя одёрнула мысленно Ярла. – А поживёт в обители ещё десяток лет, точно как этот вот, старший, станет…» А жалко. Но ничего не поделаешь: меняются люди. И чаще всего не в лучшую сторону.
Но не об этом сейчас думать надо, не в рассуждения о людских характерах вдаваться.
Молодой двухбережник снова сел, а Ярла, наоборот, встала со скамейки и по коридору прошлась. Старший, похоже, на её счёт уже сообразил кое-что – значит, о городских делах осведомлён, знает, что старшины сумеречного охотника пригласили. Острый Ярлин слух уловил шёпот за спиной – вопрос молодого, и ответ старшего. Не все слова, но одно отчётливо: «Убийца».
А-а, вот как. Ну, пускай. Пускай для них, для святош, убийца. Им, с их милосердием показным, положено таких, как Ярла, недолюбливать, убийцами называть. В их духе самим себе противоречить: вроде, и ночные твари им – злые демоны, но и те, кто истребляют их, тоже так себе людишки, убийцы. А вот встретился бы этот святой брат тёмным вечерком с упырём один на один или с оборотным зверем – что бы тогда запел?
Но невольно мелькнула догадка: может, истинная-то причина неприязни святых братьев к видунам – другая, не одно ханжество тут? Может, когда-то и как-то, а когда и как – неведомо, просочилась в круги двухбережников правда о сумеречных охотниках… и о ларвах. И теперь братья всеми силами стараются от широкой огласки эту правду скрыть. И чем меньше люди с видунами дела иметь будут, тем двухбережникам спокойнее. С них станется: лучше лишнюю человеческую жизнь ночным тварям в жертву принести, чем правду, которая от их собственной отличается, на волю выпустить.
Когда-то, говорят, очень давно, до появления веры Двух Берегов, другие были времена. Видуны, не таясь, с теми, кто в их знание проникнуть хотел, этим знанием делились. Но давно те времена миновали… Видунов мало, а двухбережных братьев и приверженцев их учения – большинство. Сила и власть на их стороне.
Но вспомнился опять фейренский школьный учитель, брат Тирен. Известно ему было, что Бирги, отец и дочь – видуны, но никакой неприязни от него никогда ни Ярла, ни Ольмар не знали. Даже наоборот: бывало, в гости Тирен заходил, с отцом болтал по-дружески. Всё-таки, наверное, в каждом случае от человека зависит, будет ли он неприязнь и высокомерие проявлять, или нет. От самого́ человека, а не от того, носит он двухбережную рясу или нет. А насчёт осведомлённости святых братьев, знают они правду про ларвов или нет, только гадать можно. Если и знают откуда-то, то не все, наверное, а самая верхушка, те, которые в норвейрской Первообители сидят, чья власть на двухбережные братства всех Западных княжеств распространяется. А вот этому, с благообразным лицом и дикими глазами, вряд ли какая-то «другая» правда известна. Для него только одна существует, своя. Всё остальное – отступничество, ересь, искоренению подлежит.
Закончилась наконец беседа за закрытыми дверями, всех городских старшин писарь позвал в зал. И двухбережники зашли, оба. Но один, молодой, вскоре вышел, и после этого писарь Ярлу пригласил.
– Ярла Бирг, дочь Ольмара, сумеречный охотник из Фейрена, по просьбе его светлости Хосвейна Лореттского и достопочтенных старшин прибыла, – петушиным голосом провозгласил писарь и с поклоном удалился. Коллега его, помоложе, прежде ещё устроился в углу зала, за отдельным маленьким столом, записи вести. А старшины – за большим столом, что посредине.
– Здравствуйте господа, – поприветствовала их Ярла.
Старшинский-то стол круглый, все друг с другом на равных сидят. Но герцога Хосвейна, хотя и не единовластного городского правителя, но наследного господина Лоретта и близлежащих земель, безошибочно выхватил глаз. Только не по какой-то особой его осанистости да важности. Не тот случай. Про лореттского герцога и до Фейрена дошла молва – про то, что малость он со странностями. А если точнее – про то, что больно уж ронорские обычаи любит. Ронорское княжество – западный сосед Иллении. По мнению кое-кого из илленийской знати, края́ более просвещённые, чем своё отечество. И более утончённые. Поэтому другая часть илленийских аристократов всё ронорское, наоборот, презирает – мол, размазни они все там, модники, духами облитые, смех один. Но Хосвейн – из первых, из сторонников. Как с просвещением у него дела обстоят, неизвестно, но волосы по-ронорски остриг да начесал, и усы подвил, и вместо бороды – один клочок посреди подбородка. На кафтане – воротник кружевной, на пальцах – колец штук двенадцать.
