Алина Лис - Птенцы Виндерхейма
– Если отпущу, ты побежишь к храмовникам, – ровно сообщила женщина. – Есть только два способа заставить тебя молчать. Один – убить. Второй – заставить рассказать все, что знаешь. Я попробую оба, по очереди.
Снова истошный вопль.
– Ты нытик. Я знала пятнадцатилетнюю девочку, которая терпела подобное с большим достоинством. Рассказывай.
– Меня будут искать, – прорыдал чжан. – Я отмечен соматиками.
– Ты шел. Споткнулся. Размозжил голову о камень. Чжанские пытки не оставляют следов. Рассказывай!
– Ван… то есть я сказал, что иду на встречу с тобой… мм… Фидеху. Фидеху сказал!
– Врешь.
Долгий протяжный стон.
Мир перевернулся. Там наверху, прямо над головой Альдис, Сигрид пытала человека.
– Ладно, ладно! Я скажу! Не надо больше, пожалуйста!
– Говори.
– Это связано с проектом «Берсерк». Я один раз случайно услышал. Это не мой уровень допуска!
– Один раз случайно услышал и так хорошо запомнил?
– Аааа! Не надо больше! Я подслушивал… было интересно!
– Что ты услышал? Дословно.
Чжан забормотал что-то на своем языке.
– Кто это говорил?
– Пресветленные Небесного Ока. Один – чжан. Второй – бхат.
– Их имена.
– Не знаю! Нам не говорят! Ничего не говорят! Я только техник! Ван только техник! Я не знааааю…
– Да, похоже, ты рассказал все, что знал. А теперь…
– Не убивай меня, Сигрид! Пожалуйста, не убивай! Я буду молчать.
– Успокойся. Конечно, ты будешь молчать. Иначе Храм узнает, что ты вынюхивал его секреты. А потом все рассказал, стоило погрозить пальчиком. Ты будешь молчать, молиться Всеотцу, чтобы Храм ничего не заподозрил, и держать меня в курсе.
Над головой раздался звук, как будто что-то упало. Мужчина стонал, охал и жаловался. Женщина молчала.
– Добрейшая Сигрид, так нечестно. У меня все болит…
– Не все.
– Не знаю, кто платит ловкой Сигрид, но раз уж Ван поделился сведениями… Ван тоже хочет свой кусок пирога!
– Мне никто не платит.
– Не-е-е, Вана так просто не проведешь. – Едва чжан удостоверился, что убивать его не будут, как плаксивые нотки в голосе сменились на требовательные. – Зачем бы иначе хитрейшей Сигрид лезть в это дело? Оно дурно пахнет. Очень дурно. Ай, коварная Сигрид обманула бедного Вана! Говорила, что не интересуется тайнами конунгата. Ван хочет свою долю!
– Уходи, – с отвращением сказала Сигрид. – Или я передумаю.
– Знает ли Сигрид, что осведомителей полезно подкармливать? Ван помнил об этом, когда согласился на встречу. Он надеялся, что и мудрая Сигрид помнит…
– Убирайся!
– Ладно, ладно. Отпусти, я все понял. Уфф, спасибо. Я пойду?
– Иди.
Альдис дождалась, когда они оба ушли, для верности выждала еще минут десять и только тогда припустила в сторону лагеря. От подслушанного разговора кружилась голова. Разум протестовал, отказывался признать за истину то, что произошло на холме. Сигрид Кнутсдоттир шпионит против конунгата? Ха! Три раза «ха»! Этого не может быть, потому что этого не может быть. Никогда.
Память услужливо подсунула письмо, переданное с незнакомым гальтом. Что было в том послании?
Образ совершенного воина рассыпался на глазах. Кому вообще можно верить, если такие, как Сигрид, предают?
Она не заметила, как добралась до лагеря. Ноги сами находили дорогу, пока мысли снова и снова возвращались к услышанному. Может, все это просто большая ошибка? Может, есть другое объяснение?
В любом случае это не ее дело. И не Альдис судить ротную.
В лагере царило нездоровое возбуждение. Сбившись в кучки, девчонки взахлеб обсуждали что-то, от разных костров летело имя Дроны. Глаза сокурсниц сияли так, словно бхат в отсутствие Альдис успел совершить по подвигу в честь каждой из них.
– Альдис, Альдис! Ты где была! Ты такое пропустила! – Тэфи поймала ее у палатки и начала, захлебываясь, путаясь в словах, рассказывать что-то про мальчишек, Дрону, Вальди, каких-то козлов…
Альдис не поняла ничего, кроме того, что всем девчонкам очень понравилось.
Хриплый зов рога прервал ее рассказ – ротная собирала курсанток на построение.
С десяток костров горело в долине, бросая отсветы на вытоптанную землю вокруг кострища.
Ночь пахла дымом и травами.
Рядом с пламенем ощущался почти нестерпимый жар. Сигрид сказала «не жалеть дров», девчонки и не жалели.
С высоты огни похожи на свечи в храме Всеотца. Если Вальди с мальчишками вернется, свечей в долине станет вдвое больше.
Если вернется.
Альдис помнила, что рассказывал наставник Валдир про Маркланд. Военные игры. Сложные испытания, командная работа.
Это означало возможность вырваться вперед по баллам.
А еще это означало сюрпризы. Возможно, не всегда приятные.
– Я слышала, вы учили жиху на танцах, – то ли спросила, то ли сообщила в пространство Сигрид.
Альдис поразилась, каким бесстрастным оставалось ее лицо. Ни единого признака волнения, ни малейшего указания на то, что страшный разговор на вершине холма полчаса назад действительно был.
Костер в центре лагеря, там, где должны были ночевать ротные, только занимался, медленно набирая силу. Сержант сидела на камне вполоборота к огню. В ногах у нее стояло что-то вроде глиняного горшка. Руки женщины беспокойно, почти нежно поглаживали темную поверхность сосуда.
Курсантки молчали, не зная, как отвечать и стоит ли вообще отвечать.
– Да, сержант, – подтвердила Альдис.
Говорить с ротной было трудно. Еще труднее понять, как она теперь должна относиться к Сигрид? Подозревать? Презирать? Сочувствовать?
Женщине у костра было плевать и на презрение Альдис, и на ее сочувствие.
– Мы учили жиху.
А чего ее учить? Жиху и так каждый знает. Пять шагов, три хлопка. Никаких построений, обмена партнерами, танцуй себе в цепочке, топай.
Наставница по танцам рассказывала: раньше жиха считалась у гальтов священной. Цепочку в обход полей и пастбищ вел главный друид поселения, выпрашивая у богов щедрого урожая.
Замыкал цепочку флейтист или музыкант с кроттой на плече.
Гвендолен после того занятия фыркала – мол, все было совсем не так и что бхатка может понимать в гальтских танцах. Но рассказывать, как все было «на самом деле», отказалась.
– Сейчас проверю, как учили. Танцуйте.
Сигрид ударила по горшку раскрытой ладонью, и тот откликнулся. Рассыпался горстью гороха, застучал каплями дождя, выбивая безумный ритм.
И девушка услышала за частой сухой дробью знакомый пульс жихи.
– Танцуй, – повторила ротная, глядя в упор на Альдис, пока руки Сигрид порхали бабочками над глиняной поверхностью.
Все правильно – она крайняя справа, значит, ей и надлежит вести цепочку.
Девушка сделала шаг, другой. Руки сами потянулись вверх. Хлопок на сильную долю. Еще шаг.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как за ней потянулась цепочка. Шаг. Еще шаг. Взяться за руки – ладонь Сольвейг горяча, как маленькое солнце. Поклон, три хлопка.
Барабан в руках Сигрид пел. Он приказывал, повелевал, тянул вперед. Ритм поселился в венах, отдаваясь в висках с током крови. Тело больше не принадлежит Альдис. Ноги сами делают прыжок, руки соединяются для хлопка…
Впереди костер. Обойти посолонь.
Не было прошлого, не было будущего. Вся жизнь сжалась в крохотный, не больше игольного ушка, миг «здесь-и-сейчас». Здесь и сейчас Альдис танцует, здесь и сейчас ведет цепочку, здесь и сейчас живет.
Тлен – смеялся барабан. Прошлое – тлен, будущее – туман. Будь здесь. Будь сейчас. Иди за мной.
Шаг. Прыжок. Поклон. Рука Сольвейг.
Блики пламени освещали изуродованную половину лица Сигрид, превращая женщину в изваяние жестокой древней богини. Неутомимые пальцы гладили и били тугую кожу.
Танцуй – смеялся барабан. Танцуй, пока можешь…
Едва ли кто-то из танцоров смог бы сказать, сколько прошло времени. Час? Три? Минуты спеленались в тугой кокон, вне которого само понятие «время» теряло смысл. Ночь. Алые жаркие угли на месте былых костров. Утоптанная земля под ногами и сухой отрывистый голос барабана.
Шаг. Еще шаг.
Руки, ноги, веки налились свинцовой тяжестью. Сейчас бы упасть, закрыть глаза…
Не сметь! – ругался барабан. Нет, нет, нет. Танцуй, пока можешь. Иди, пока дышешь. Дальше, дальше, дальше…
– Не могу больше! – всхлипнул кто-то за спиной.
– Можешь, – голос Сигрид. – Танцуй!
Хлопок. Взяться за руки.
– Я разочарован, – сказал отец, и лицо его выразило усталое отвращение. – Ты опозорила меня и весь наш род.
– Это неправда!
– Уничтожила все, что мы строили годами, предала свою страну.
– Папа!
– Иного и не стоило ожидать. Ты же женщина.
Он отвернулся, сделал два шага и почти сразу скрылся в раскинувшем повсюду свои щупальца белесо-сером тумане.
– Папа, подожди! Папа, послушай!
Она рванулась за ним, захлебнулась криком, продралась сквозь влажную серую паутину только для того, чтобы провалиться по пояс в черную жижу.
