Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцфюрст
– Сын мой, – сказал он осторожно, – но если ты в конце пути сумел перебить погоню… ты отомстил?
– При чем тут месть? – проговорил я сиплым от ярости голосом. – Мы ехали через богатый и сытый город Вифли, а там люди наслаждались, видя, как мы и наши кони изнемогаем от голода и жажды! Они закрывали перед нами окна и двери, глумливо хохотали вслед… Это не только по приказу короля, это их скотская натура требовала поглумиться над теми, кто слабее! Эти люди омерзительны!.. Я их ненавижу!.. Не только король виноват, люди виноваты!
– За то, что выполняли приказ короля?
– За то, – прорычал я люто, – что выполняли с такой радостью и охотой! Только одна женщина передала тайком, чтобы никто не видел, краюху хлеба и кувшин с водой. Она нарушила приказ короля, но подчинилась Богу.
Он сказал с горечью:
– Праведная душа все же нашлась.
– Чтобы спасти город, – сказал я люто, – маловато одного праведника! В Содоме и Гоморре их было больше. Но все равно Господь их не пощадил.
Он сказал с предостережением:
– Сын мой, то Господь!
– А мы, – отрезал я, – его орудия. Как любви, так и возмездия, ибо мы, святой отец, по его образу и подобию, если вы вдруг не знали.
Он скупо улыбнулся, дескать, шуточку оценил.
– Сын мой, – произнес он с мягким предостережением, – но ты, похоже, предпочитаешь быть орудием возмездия.
– Чтобы начать строить, – сказал я резко, – место надо очистить. То же с душами людскими. Не вливают молодое вино в старые мехи. Сперва надо выжечь любую гниль каленым железом! Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, как сказано в Святом Писании, тот станет всем! Уже знать, на грешной земле, которую мы сделаем праведной!
Он вздохнул.
– Что-то я совсем не гожусь в великие инквизиторы. Меня считали жестоким и непримиримым, но теперь то ли размяк совсем, то ли новое поколение стало жестче.
– Святой отец!
– Ты жил в хорошем мире, – сказал он с грустью. – Тебя там не подвергали унижению, в котором тут почти каждый… потому душа твоя так уязвлена тем случаем.
Я сказал люто:
– Святой отец!.. Должен ли я примириться с миром, где всяк бывает унижен, или же обязан выступить против такого мира?
Он помолчал, затем перекрестил меня и сказал просто:
– Ты не один, сын мой.
Слуга молча внес и расставил на столе поблизости постную еду и кагор, церковное вино, снял нагар со свечи и тихонько вышел.
Я выждал, пока отец Дитрих возьмет чашу, он что-то невесел, сказал ему достаточно твердо:
– На этот раз в моих руках сила. Теперь уже Харбиндер побегает от меня.
Он тяжело вздохнул, промолчал. Я чувствовал, что священник согласен, хотя пока возразить мне вроде бы нечего, я уверен в правоте, хотя и чувствую, что вроде бы перехлестываю, однако как насчет праведного гнева, он же называется праведным, хотя и творит жестокости?
– Сын мой, – проговорил он печально, – а личная месть не начинает отвлекать тебя от богоугодных дел?
– От похода на Юг? – спросил я. – Святой отец, флот строится, Ордоньес тщательно отбирает людей в команды, обучает работать с парусами. Потом будет учить ходить под ветром, против ветра, а затем уже сразу десятком кораблей в строю и россыпью… Это займет какое-то время. Но дело не в этом…
– А в чем?
Я сказал медленно:
– Вот уведу я далеко за море самые боеспособные силы… Есть ли гарантия, что здесь не поднимет голову Тьма и не сметет все церкви, не уничтожит все мои начинания?
Он помрачнел.
– У Тьмы слишком много соблазнов, а люди существа слабые… Но что ты задумал?
Я двинул плечами.
– За сравнительно короткий срок нужно укрепить тыл. Отец Дитрих, в моих руках наконец-то огромная армия, обученная и дисциплинированная, которая подчиняется только мне. На этот раз я могу не упрашивать и уговаривать, а просто приказывать.
Он вздохнул.
– Сын мой, это слишком большой соблазн.
– А вы на что? – спросил я. – Господь выше королей, я все еще в это верю. Мы ведь только-только взялись строить справедливое общество!.. А справедливое – это не обязательно такое, что всем нравится. Такие вообще невозможны в принципе. Если одни горожане одобряют, что городская стража хорошо работает и что улицы освещены, то преступник негодует, да и простой любитель ходить по чужим женам предпочел бы темные улицы.
– Гм…
– Идеальное государство, – сказал я с жаром, – обязано поддерживать порядок в обществе и защищать граждан от насилия извне и преступности изнутри. Стабильность и законность – это первое, что мы должны сделать, а кроме того, создать условия, чтобы каждый человек мог заработать себе и семье на жизнь честным трудом, а самые способные и талантливые могли пробиваться наверх, и никакой лорд не мог бы помешать!..
Он пробормотал с одобрением:
– Прекрасные слова, сын мой. Господь это одобрит.
– Потребуется немалая перестройка мышления, – предупредил я. – Святой отец, церковь должна пахать, как буриданова лошадь! Если низшие слои будут только «за», то лордов сможет приструнить словом только церковь. Я не могу, у меня в руке меч, а вы можете. Потому давайте работать плечо к плечу!
Он посмотрел на меня с ласковой насмешкой.
– Куда уж больше?
– Надо, – сказал я настойчиво. – Все это время я больше ломал, а сейчас будем строить. Аж дух захватывает, как будто в бездну вот так обоими глазами, когда надо бы сперва одним глазом, да и то прищурившись.
Он поднялся, перекрестил меня скупо, но с твердостью во взоре.
– Что ж… неси свой крест.
Глава 7
К Геннегау потянулись со всех сторон желающие побывать на турнире: кто в качестве бойца, кто просто зрителем. Почти все останавливаются за городом, где ставят знатные шатры, а простолюдины устраиваются на постоялых дворах, в такие дни обычно забиты все комнаты, а слуги ночуют на конюшнях и просто у костров.
Первые из прибывших рыцарей затеяли демократические commencailles, когда можно пренебречь строгими правилами официального турнира: вызывать на поединки самых знатных, сражаться любым оружием, драться вдвоем против одного…
Торговцы в радостном оживлении встают раньше всех, грузят товар в повозки и везут за город в места скопления народа.
Место для турнира уже подготавливается, заново строят ряды для зрителей, каждый следующий выше предыдущего, а самые близкие к кромке поля будут сидеть вообще на земле.
Так бы охотно что-нить нужное строили, думал я ревниво, но улыбался и говорил благосклонно, что да, весьма, это будет не просто турнир, а великий, как же, Гандерсгейм наш, знаменательная дата, хотя еще не дата, но будет дата, а пока событие, а мы все участники, будет о чем рассказывать этим, как их… ах да, внукам…
Ряды сидений делают только с одной стороны, там усядутся и будут озирать все свысока наши знатные. Для них выстроена крытая галерея, чтоб не дуло и не пекло, с той стороны турнирного поля удачно раскинулся высокий пологий холм, идеальное место для размещения зрителей из числа простолюдинов.
Герольды то и дело напоминают, проезжая вдоль шатров прибывших рыцарей, что меч должен быть шириной в четыре пальца или больше, а меньше нельзя, на конце закруглен, чтобы ненароком или нароком не прошел сквозь щель опущенного забрала, знаем эти ненароком, обе стороны обязательно затупить, рукоять в ширину двух ладоней, не больше…
Я слушал на этот раз внимательно, отныне все погибшие будут на моей совести, потому теперь уже я должен и обязан свести возможность гибели к минимуму. До сих пор не могу забыть героя сражений сэра Клавдия, что погиб на дурацком турнире.
– Сэр Жерар! – крикнул я. – Вы еще не спите?
Послышались его шаги, он появился на пороге, мрачный и сосредоточенный.
– Ваше высочество, – произнес он с достоинством. – Все служащие приноравливаются к вашей манере работы.
– А-а-а, – сказал я, – значит, когда я исчезаю на денек-другой…
– А то и на недельку-другую, – подсказал он.
– …то вы все тут на ушах ходите?
– Просто отсыпаемся, ваше высочество, – пояснил он мирно. – Сейчас уже полночь, вы не заметили?
Я изумился:
– Правда? Ух ты, никогда бы не подумал!.. Ладно, если так, идите спать.
Он вздохнул.
– Теперь разве засну? Говорите уж, чем решили озадачить.
– Сэр Жерар, – сказал я, – прошу вас войти в состав судей.
Он дернулся.
– Я? Почему я?
– Северянин, – ответил я.
– И… что?
– Когда дело касается чести и морали, – пояснил я, – мы здесь все больше доверяем северянам. Потому вы лично мечи проверите перед схватками.
– Да, но…
– Вы догадываетесь о возможных сюрпризах.
– Ох, боюсь и предполагать, – проговорил он настороженно.
– А еще, – напомнил я, – чтоб все были в красивой приталенной одежде. Вопрос моды и приличия.
– А на самом деле?
– Тогда не спрячут добавочное оружие, – подсказал я. – В одиночных схватках, понятно, никто не применит, но когда начнется общая, то в пыли и неразберихе никто и не заметит, как в ход пойдут кинжалы.
