Сергей Дорош - Схимники. Четвертое поколение
Глава 2
Зануда
Человек – живучее существо. Иногда меня поражает, насколько хорошо он приспосабливается ко всем изменениям вокруг. Конечно, это может не каждый. Но с другой стороны, никогда не угадаешь, на что способен тот или иной человек. Иногда бывает так, что крепкий парень, выброшенный из привычной жизни, начинает чахнуть, словно кто-то отнял у него всю волю к борьбе. А иногда ничем не примечательный человечек, воспитанный в тепле и уюте, вдруг, лишившись всего этого, проявляет поистине крысиную живучесть. Он схватывает на лету новые правила поведения, развивает в себе поразительное чутье на то, как себя держать, чтобы просто остаться в живых. Проходит год-два – и куда подевался маменькин сынок? Перед нами король подворотен. Я рад, что меня на улицу никто не выбрасывал. Ушел сам. Тогда мне было плевать на слезы матери и обещания отца лишить наследства ослушника, то есть меня. Я хотел свободы. И я хлебал то, что мне казалось свободой, жадно, неистово, пока она не пошла у меня горлом, словно кровь из пробитого легкого. Я не люблю вспоминать о тех временах. И о том человеке, которым тогда был я, тоже вспоминать не люблю. Конечно же будущие летописцы вычеркнут эту страницу моей жизни, безжалостно вымарают, отскребут до девственной белизны листа, до страшных дыр, о которых будет сказано: «Увы, об этом этапе его жизни не осталось никаких устных или письменных свидетельств, но доброе древо не растет на плохих почвах». Из этого будет сделан вывод о добродетельности моей юности. И никто не узнает о пьянящей свободе, переполнившей меня и обернувшейся всего лишь ядом вседозволенности, который отравил меня, а потом потек наружу черной желчью.
А чего ждать от тебя, неизвестный летописец, если те времена и из моей памяти давно изгладились. Остались ощущения. Липкая кровь на пальцах, ребристая рукоять ножа. Бег от опасности, сравнимый с полетом, и ночной полет, сравнимый со смертью, когда тело переполнено хмелем и дурманом.
Может быть, я слишком поспешил, сразу начав рассказывать про Золотой Мост? Что, попробуем заново? История моя началась в небольшом городишке на окраине Лужского княжества. Место весьма примечательное. Княжество лежало на севере, но от варварских земель его отделяли непроходимые Кордонные горы. С гор текла река Гремучка, и вот там, где она обрушивалась вниз водопадом, и выросло поселение рудокопов. Гремучка, низвергаясь со скалистых уступов, размывала твердую породу, и постепенно образовалось озерцо. Первые поселенцы обосновались на его западном берегу. В основном они были рудокопами и кузнецами. Свое селение назвали Тихая Заводь. Князья всячески помогали им. Как-никак железо всегда было ходовым товаром. При первой Империи Тихая Заводь разрослась. Сюда начали ссылать преступников, старые шахты расширили. Многие, отбыв срок наказания, оставались. Платили рудокопам неплохо. Но воровской характер новых жителей давал себя знать. И очень скоро соседи начали называть селение, превратившееся в небольшой городок, Тихая Замуть. Название прижилось, и многие уже не могли упомнить, как их город назывался раньше.
Пожалуй, отсюда мне и следовало начать. Тем более что Тихая Замуть стала первым шагом на долгом пути к Золотому Мосту. Я пришел в город вместе с караваном. Купцы привезли целую подводу водки и пива, в надежде очень быстро сбыть этот товар и набрать железа по низким ценам. Путь выдался легким. В обратную дорогу меня решили не нанимать. И я задержался в Тихой Замути. А сама история началась, когда я почувствовал в своем кармане чужую пятерню. У меня оставалась последняя золотая монета. Я решил ее не тратить, отложить на черный день. Но у одного из воришек оказалось свое мнение, как лучше использовать золотой кругляш с профилем князя Лужского.
Мне не составило бы труда перехватить карманника. Он думал, что толчея рыночной площади скорее в подмогу ему, чем мне, и это – типичная ошибка каждого, кто пытался обворовать меня или любого из моих братьев и кузенов. Но все-таки что-то меня удержало. Больно уж ловко этот щуплый парнишка лет пятнадцати запустил свою руку в мой карман. С любым из жителей города его фокус наверняка прошел бы.
Я дал ему извлечь добычу и лишь потом медленно обернулся. На моем лице было недоумение. Я не собирался отпугивать его. Но в тот момент, когда наши взгляды встретились, я заметил страх в его глазах. Парнишка развернулся и юркнул в толпу, хотя изначально собирался уходить спокойно, не привлекая лишнего внимания. Я почувствовал легкую досаду. Такого еще ни разу не было.
На самом деле воры меня интересовали всегда. Не матерые, закоренелые, уже не представляющие другой жизни. В них особого проку нет. А вот дети, ворующие, чтобы выжить, могут быть весьма интересны. Для того чтобы в первый раз украсть, нужна смелость либо отчаяние. Но этот шаг – свидетельство наличия сильной воли. Ребенок не хочет идти с протянутой рукой или тихо умирать под забором. Он готов рисковать, чтобы выжить. Увы, если все оставить как есть, жизнь выдавливает из них детскую наивность очень быстро. Большинство со временем становится настоящими подонками. А вот если своевременно подправить судьбу такого карманника, из него может выйти человек.
Так вот, до сих пор все, кто лез в мой карман, чтобы извлечь специально отложенный для них золотой, думали, что я не заметил этого. И пребывали в счастливом неведении до того момента, пока я, незаметно следя за ними, не находил места, более подходящего для разговора, чем рыночная площадь.
Сегодня что-то пошло не так. Мой бессмысленный взгляд не успокоил юного вора, а, казалось, наоборот, испугал.
– Вор! Держи вора! – закричал рядом кто-то из наиболее сообразительных горожан, прекрасно знающий, по какой причине подросток может так улепетывать с рыночной площади.
И как обычно, бурная деятельность добропорядочных горожан помогала скорее малолетнему воришке, чем его возможным преследователям. Тощий подросток уклонялся от чужих рук, даже не сбавляя скорости бега. А за его спиной образовывалась куча-мала. Любой преследователь сразу отстал бы.
Я же неторопливо свернул чуть в сторону, обходя тот хаос, который вызвало к жизни бегство паренька. Краем глаза наблюдал за ним, примечая, как он двигается, как легко обходит тех, кто действительно может его задержать, как уклоняется от столкновений. Когда воришка вынырнул из толпы, я уже примерно представлял себе образ его мыслей. Он юркнул в подворотню. Тихая Замуть – весьма беспорядочный городишко. Его узкие, кривые улочки словно созданы для того, чтобы уходить от преследования. К сожалению для него, подросток не представлял, с кем связался. Город я знал неплохо, потому не стал его догонять, а не спеша пошел туда, где наши пути обязательно пересеклись бы.
У меня был шанс ошибиться. Тогда карманник скрылся бы, и вряд ли я сумел бы вновь на него выйти. Но на небольшом перекрестке он вылетел прямо на меня. Остановился. В глазах его мелькнуло легкое замешательство. Для себя он, наверно, списал все на случайность и мгновенно свернул в переулок. Я опять повторил свой маневр, на сей раз гораздо легче вычислив место новой встречи. Бревенчатые стены домов теснились словно ратники – плечом к плечу. Почти незаметный со стороны проход вывел меня на широкую улицу. Ни один вор не рискнул бы податься сюда. Парень рассчитывал, что большинство преследователей будет думать именно так.
Он шел спокойно, не привлекая к себе внимания ненужной суетой. Посмотреть со стороны – обычный подросток, идущий по своим делам. Я пристроился сзади, отставая от него шагов на пять, привычно миновав его поле зрения. Казалось, погоня окончена, но на ближайшем повороте он все-таки меня заметил. Карманник не смог скрыть своего смятения, быстро переходящего в ужас.
Недавно прошел дождь, превратив немощеную улицу в подобие болота. Паренек рванулся в сторону, поскользнувшись и чуть не брякнувшись в лужу. Чудом удержал равновесие, не сбавляя скорости бега. Он устал. Он начал паниковать. И когда в узкой подворотне я вышел наперерез ему, я увидел в глазах его обреченность. Вора можно было понять. Со стороны я не производил впечатления человека, искушенного в жизни городских низов. Он испробовал все, в том числе приемы и пути, призванные сбить со следа опытных городских стражников, набиравшихся, по большому счету, из бывших воров и грабителей. Все это не дало никакого результата. Впрочем, у него вполне могли остаться еще пути отступления, он развернулся, но лишь для того, чтобы заметить, что другой конец подворотни уже перекрыт.
Трое лоботрясов лет восемнадцати поджидали его с ехидными усмешками. На поясе у каждого висел нож, а в руках были короткие дубинки. Паренек заметался, не в силах определить, кого из нас он боится больше. С одной стороны, я был один, а их трое. Но с другой – я довольно легко его выследил, и воришка не представлял, чего еще от меня ожидать, а те, кто поджидал его, были старыми знакомыми. Видимо, это перевесило, и он обреченно, на деревянных ногах поплелся к ним.
