Сергей Лукьяненко - Реверс

А выйдя из душевой, был огорошен прямым вопросом:

— Я все еще нравлюсь тебе?

Не было смысла врать, да и сил не нашлось бы. Он видел: Ева рада.

— Я обманула тебя, а ты все равно пошел со мной за Максом. О чем ты думал?

— Убеждал себя в том, что ревновать не нужно.

— А ревновать действительно не нужно, — сказала Ева. — Теперь — не нужно. Ты пойдешь в пограничники?

— Наверное, — сказал Сергей. — Куда же мне еще идти? Со способностями проводника, да опять в офис? Лучше включить этот… как его… реверс. Правильно по-паровозному?

— По-паровозному-то правильно…

— А ты?

— Пойду. Если ты пойдешь служить в погранохрану, то пойду и я. Ты еще не знаешь, что я могу для тебя сделать.

— А что? — насторожился Сергей.

— Нос выправлю.

От неожиданности он рассмеялся. Глядя на него, начала хохотать и Ева. Они смеялись и толкали друг друга. А четверть часа спустя, уже в постели, Сергей с удивлением обнаружил, что он не так уж вымотан морально и физически, как ему представлялось.

Что уж говорить о женщине, которая не просто отдается, а отдается, оживая?

В самом сердце оннельских лесов тарахтел мотор. Снятый после долгих трудов с затонувшего самолета газогенераторный двигатель, вычищенный и смазанный, крутил небольшую динамо-машину, только вчера доставленную и установленную. Пришлось заплатить втридорога, как всегда бывает, когда имеешь дело с посредниками, но половину суммы обещал возместить «железный Мартин» из секретных сумм Особого отдела Главного штаба Корпуса пограничной стражи. Жаль, что только половину… Зато питание радиостанции, скрытой в «блокгаузе», не зависело теперь от нерегулярной доставки громоздких батарей, благо в лесу предостаточно дров, чтобы пихать их в газогенераторную бочку.

Мотор и магнето разместили в землянке, чтобы тарахтенье не мешало Старцу-дедуле вершить суд. Сегодня дело было пустяковое, о краже коровы, вор был изобличен, и настоящий Старец-юноша знал: дедуля справится и без него. И уж конечно, приговор не будет чересчур суровым. Отрежут вору руку, и будет с него. Вполне достаточно казнить смертью тех, с кем уж никак нельзя поступить иначе.

Пойманного и приведенного издалека злодея, что не щадил ни бабы глупой, ни старика ветхого, ни дитя малого, не грех и на кол посадить — не в тюрьму же его сажать, чтобы он там жил! Обрядить в пограничное камуфло — и на кол. Пускай хоть на весь мир ревет, что он не пограничник, а просто душегуб, — никто ему не поверит.

Так утверждается легенда, что ярче и надежнее правды. Хуторяне поголовно за Старца, горожане побаиваются его, а власти ненавидят и боятся. Знали бы они, что весь этот цирк с изгнанием пограничников из Оннели некогда был срежиссирован и осуществлен самим Мартином Сведенборгом! В таком захолустье, как Оннели, пограничникам и делать-то было в общем нечего, чужаков оннельцы всегда недолюбливали, и пограничники были для них такими же чужаками, как контрабандисты, только вели себя наглее… Решение было гениальным: не дожидаясь взрыва «снизу», провести его «сверху», под контролем, но так, чтобы никто ничего не понял. Светлому уму и острому глазу «железного Мартина» можно было только позавидовать. Кто иной мог бы поставить на Старца, который не старец, а мальчишка?

А ведь пойманные месяц назад те двое контрабандистов — белобрысый парень и черноволосая женщина, — кажется, догадались о многом… Если бы не прямое указание Сведенборга отпустить их, участь неудачливых летунов могла стать куда печальнее. Теперь, по дошедшим сведениям, оба бывших контрабандиста осваивают премудрости пограничной службы где-то в Клондале, и можно не сомневаться — со временем будут взяты в Особый отдел. Абы за кого «железный Мартин» хлопотать не стал бы, да и без него видно: кадры подходящие.

Теперь насчет карамельных жуков и автоматического оружия надо давить на Мартина, торговаться. А доставить качественный театральный грим и кое-какое оружие по сходной цене он уже обещал. Как правило, Сведенборг ничего не обещает зря.

Вот и ладно.

Если уроженцу Центрума нельзя высоко подняться в иерархии погранслужбы, то можно — если умеючи — стать полезным союзником к обоюдной выгоде. Бессмысленно жалеть о несбыточном, нужно уметь извлекать пользу из реальности.

Подходил условленный час радиосвязи. Надев эбонитовые наушники, юный Старец некоторое время слушал шипение и треск на обычной волне, затем принялся разбирать клондальский вариант морзянки. Записывать ничего не стал — на память пока не жаловался. Подумал — и начал выстукивать ответ.

У подножия Священного камня охотники оставили завернутые в пальмовые листья лучшие куски вчерашней добычи. Нужно было еще дождаться, когда женщины племени, в свою очередь положив возле камня принесенную ими снедь, повалятся на колени, провоют хвалебный гимн двум божествам и удалятся. Тогда боги слезут с камня и насытятся. Очень могущественные, очень нужные племени боги, спустившиеся с неба, чтобы научить людей добывать огонь и ставить ловушки на свирепых хищников.

— Хлеба хочу, — тихонько пожаловалась Алена.

— Белого? — улыбнулся Макс.

— Лучше черного. С солью.

— Скажи спасибо, что слизняков и гусениц нам больше не приносят. Сообразили, что корешки и дохлых ящериц мы не едим, — скажи второе спасибо. Богиня!

— От бога слышу. Между прочим, теперь я точно знаю: добрая половина легенд разных народов о сошествии с неба богов — не выдумки. Древние проводники развлекались.

— Из Очага?

— Откуда угодно. В «ромашке» полно миров.

— Что-то я не встречал в «ромашке» миров, более развитых, чем Земля…

— А с чего ты взял, что скорость прогресса во всех мирах одинакова? Для какого-нибудь охотника из земного палеолита неолитический человек из продвинутого мира — уже бог. Он может в камне дырку провертеть. А сейчас в том продвинутом мире феодализм, рыцари с копьями…

Макс промолчал — не хотелось спорить попусту. Дикарки голосили и простирали к богам руки. Ну хватит, хватит, хотелось сказать ему. Уйдите, надоеды. Есть хочется.

Еще один мир, но и тут нет покоя. А где покой, там либо голодно, либо грустно. В Гомеостате можно найти покой, но это покой могилы. Нет уж…

Он так и не вернулся туда, несмотря на просьбы Алены. Отчаянная женщина! Ведь понимала, что первое время была для него только раздражителем, и до чего же порой хотелось завести ее хоть в Гомеостат, хоть в любой другой мир и там бросить! Но ведь не бросил… привык к ней…

Стерпится-слюбится — так, кажется, говорится на ее родном языке?