Сергей Дмитрюк - Чаша огня
— Да, конечно. А который сейчас час?
Я посмотрел на потолок: огонек фотоэлемента не горел.
— Два часа дня по земному времени.
Я снова взглянул на потолок. Значит, снаружи действительно творится что-то катастрофическое. Сразу вспомнил о звездолетчиках с «Черного Грома». Ведь прошло уже целых две недели! А Зарев и Скэлиб ждали моего возвращения через три дня. Как же не вовремя я заболел! А еще этот ураган так не кстати… А может кстати? Я взглянул на Илви.
— Как дела в лагере?
— А какие дела, Максим? Сам видишь, что творится! — Она выглядела усталой и озабоченной. — Сразу после того, как ты заболел, Эвид велел готовиться к свертыванию лагеря, только сам почему-то не спешит этого делать.
— Может быть, хочет остаться здесь? — усмехнулся я.
— Навряд ли, — пожала плечами Илви. — Лузи случайно подслушала разговор Вилена и Мэлис Коил. Они говорили об отправке «Черного Грома» на Землю, и Вилен ясно давал понять, что без них старт «Черного Грома» не состоится.
— Не состоится? Интересно… Постой-постой! Уж не хотят ли они…
Я с трудом приподнял голову. Илви поспешила мне на помощь, поправила подголовник, чтобы мне было удобно сидеть. Встревожено посмотрела на меня.
— Что?
— Уж не хотят ли они совершить очередное преступление, чтобы выйти сухими из воды? То-то, Эвид так обрадовался известию о «Черном Громе»!
— Но что они могут сделать нам, Максим? — Илви недоуменно посмотрела на меня.
— В лагере есть какое-нибудь оружие?
— Да. Когда мы распаковывали аварийный контейнер, там были излучатели.
— И где они теперь?
— Не знаю, — пожала плечами Илви. — Скорее всего, у Эвида. Неужели ты думаешь… — в глазах у нее появился страх.
— А ты в этом не уверена? Я не знаю всех подробностей его плана, но одно я знаю точно, — он хочет оставить всех нас умирать здесь, силой захватить корабль, и, перебив экипаж, вернуться на Землю. Ведь у него есть оружие, а лишние свидетели ему теперь ни к чему. Он хочет остаться чистеньким для Трудового Братства.
Глаза Илви наполнились ужасом.
— Ты думаешь, он способен на такое?
— А ты все еще сомневаешься в этом? Вот где убеждаешься в необходимости Охранных Систем! Рано мы начали успокаиваться и гордиться своими достижениями в воспитании. Похоже, мы что-то упускаем в этом воспитании. Несмотря на титанические усилия всего общества, несмотря на чуткость и деликатность в подходе к каждому ребенку, их внутренний мир, их души по-прежнему способны хранить уголки, в которых может таиться ненависть, злоба, жестокость, подлость — все самое омерзительное, что опускает человека до уровня животного! Осознанная необходимость контролировать свои желания, аура всеобщего добра и любви, царящая в нашем обществе, не дает этим порокам вылиться наружу, замещая их коллективным стремлением к познанию и творческому труду на благо Земли… Но это познание ведет человека все дальше в космос, отрывая его от материнского лона родной планеты. И чем дальше люди улетают от Земли, тем слабее становится их связь с обществом, с его силой, всеобщей дисциплиной и чувством долга.
— Максим, неужели дисциплину на новых колониях, возможно, поддерживать только с помощью Охранных Систем?
Илви с сомнением посмотрела на меня.
— Ни в коем случае! Дисциплина в человеке должна быть осознанной, иначе общество превратится в жестокую диктатуру. Но необходимость Охранных Систем очевидна, иначе все достижения Трудового Братства могут быть перечеркнуты кучкой отщепенцев с неустойчивой психикой. Добро должно уметь защищать себя!
— Ты думаешь?
— Конечно! Ты только представь себе ситуацию, когда в какой-то отдаленной колонии Трудового Братства случается то же самое, что и у вас в лагере. Кому-то вдруг захочется власти над другими людьми — власти безграничной, всеобъемлющей и безнаказанной. А что если подобное желание возникнет не у одного человека, а у десяти, ста? Они объединятся, как здесь, и тогда… Представляешь, что будет тогда? Срывается покров дисциплины, люди перестают верить друг другу, перестают чувствовать ответственность за свои поступки. Сила одних заставляет страдать других. Человеческое достоинство втаптывается в грязь и открывается страшный лик зверя, перед которым добро и правда бессильны. Постепенно образуется ужасный и жестокий мир, в котором главенствуют фашиствующие диктаторы… И остановить их может только другая сила, такая как Охранные Системы! Понимаешь? Это уже случилось здесь, но масштабы вашей трагедии несравнимы с масштабами подобной трагедии где-нибудь в большой колонии, заселяющей целую планету! Вот почему нам нужно действовать первыми, необходимо нанести упреждающий удар и нейтрализовать Эвида и его подручных, не дать реализоваться их планам. Этих людей нужно доставить на Землю как преступников и судить их по всей строгости закона!
— Знаешь, Максим, — после некоторого молчания, заговорила Илви, — ты все правильно говорил о добре и долге… Но человек изначально примитивное животное, которое всегда стремится только к выгоде для себя. Я не раз убеждалась в этом. Это не исправить никаким воспитанием, никакой трансформацией.
— О какой выгоде ты говоришь?
— О самой обычной, Максим, — грустно усмехнулась она. — О примитивной выгоде животного — поесть, усладить свои похоти, понадежней укрыться от опасности… И еще человек обладает способностью приспосабливаться. Вот откуда появляются такие, как Эвид. Они не идут открыто против общества, но гнездящийся в них бес рано или поздно толкнет их к совершению какой-нибудь подлости. И таких много, гораздо больше, чем мы думаем. В сущности, вся наша жизнь — игра. И кто более искусен в этой игре, кто может лучше скрывать свои подлинные чувства и желания, тот, в конце концов, оказывается в выигрыше.
— Что ты такое говоришь? — воскликнул я. — Ты только послушай, что ты говоришь! Что значит жизнь — игра? Жизнь, это жизнь!
Я был просто ошеломлен этим ее признанием. Я никогда не мог привыкнуть к переходам ее мысли, столь бессмысленно нелогичным, неожиданным и пугающим.
— Какой ты еще молодой и несмышленый! — спокойно сказала она, глядя на меня.
— Возможно, но не настолько, чтобы не понять всей абсурдности твоих слов! Как ты можешь называть игрой жизнь, в которой борются, страдают, любят, счастливы тысячи, миллионы людей?
— Все это осталось на Земле, Максим! Оглянись вокруг — где здесь эта твоя жизнь? Люди играют в благородство, чтобы не выглядеть в глазах других подлецами. Каждый пытается показать себя храбрецом только ради того, чтобы его не обвинили в слабости и трусости… Игра, сплошная игра!
— Значит, то, что мы создаем на протяжении столетий — игра? Значит, те безымянные герои, которые отдали свои жизни на пути к светлому будущему и те, чьи имена отлиты золотом в Храме Памяти, тоже играли, спасая мир и преобразуя нашу планету? А те, кто еще будет отдавать свои жизни на космических дорогах ради продвижения человечества во вселенную, тоже сделают это ради игры в героизм и благородство? Значит братство, любовь, верность, честь, — все, что объединяет и связывает нас на Земле, — тоже игра?.. Игра?
Внутри у меня все кипело, словно приступы жара снова захлестнули мое тело, а душа переполнилась гневом.
— Я не говорила этого, — тихо возразила Илви.
— Послушай! — перебил я ее, чувствуя, что должен высказать ей все до конца. — В своей жизни я совершил страшное преступление — по моей вине погибли люди… близкие мне люди! Это было на Земле, и поэтому я сейчас здесь, как в наказание за совершенное. Но я не сожалею о том, что попал на эту планету, и не потому, что теперь у нас появилась надежда на спасение. Нет! Я не сожалею об этом, потому что заслуживаю такого наказания… Но чем ты лучше меня?
— О нет! — воскликнула Илви. — Убить человека я бы не смогла!
— Ты его уже убила!
— Как?
Она испуганно посмотрела на меня.
— Ты убила человека в себе! Честного, чистого и бескорыстного человека, каким была на Земле до этой планеты. И я очень сожалею, что не знал тебя раньше, иначе…
Я замолчал.
— Что иначе?
Илви впилась в меня взглядом.
— Ничего! Все это пустое.
Илви смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а я чувствовал, что все мои слова тонут в пустоте, и от этого только росло мое негодование и раздражение. Наверное, она догадалась об этом. Сказала примирительно:
— Ну, успокойся, Максим! Успокойся. Я просто не подумала прежде чем говорить… Честное слово, я не хотела этого говорить! Прости.
— Нет, ты хорошо подумала! Это твои убеждения и они уже въелись в твою кровь!
Я повалился на диван, чувствуя нарастающую слабость и злость одновременно. Отвернулся к стене.
— Максим! — позвала Илви, но я не отозвался. Она затихла в кресле около меня.
