Виктор Глумов - Солдаты Омеги (сборник)
Тойво скрутил приступ истерического смеха.
– Нету у меня матушки, – сказал он, отсмеявшись. – Меня в холмовейнике нашли. Давай, пошли уже. А то ждать вдвойне тошно.
Тойво замолчал и побрел к выходу, Лекс шел за ним. Конвойные у входа тотчас встали по обе стороны от Тойво и повели на площадку. Приговоренный замешкался, обернулся и получил прикладом под ребра. Его взгляд Лекс запомнит на всю жизнь: обида, негодование, а вот страха нет. Как у ребенка, который не задумывается, что может умереть.
Площадку обступили любопытствующие. На Тойво смотрели кто с жалостью, кто с ненавистью, но большинство – с пренебрежением. Он озирался в поисках поддержки и шевелил губами, подбородок его трясся.
– Привести приговор в исполнение, – проговорил Кир, – выпала честь капитану Лексу. Капитан! – Он протянул револьвер. – Приступайте.
Лекс сглотнул. Рукоять револьвера норовила выскользнуть из вспотевшей ладони. Главное, не смотреть на Тойво, забыть, что он человек.
– Ну же, капитан Лекс, – проговорил Кир ласково. – Или ты отказываешься выполнять приказ?
– Никак нет!
Лекс шагнул вперед, принял у сержанта холщовый мешок и будто врос в землю. Тойво продолжал бубнить и озираться.
– На колени! – приказал сержант Виктор, Тойво не подчинился, и получил удар по ногам, поставивший его на колени.
Никому Лекс еще не был так благодарен. Потому что иначе сделать это пришлось бы ему. Теперь надеть мешок на голову Тойво. Вот так. Повязать веревкой на шее. Странно, но дрожащие руки слушались. А ведь правильнее сейчас развернуться и пустить пулю промеж глаз Кира. Мутант недоделанный, это ведь он все подстроил и сейчас надеется, что Лекс не сможет выстрелить! Не бывать этому.
Дуло револьвера уперлось в висок Тойво – толстяк тихонько заскулил. Понимая, что тянуть больше нельзя, Лекс нажал на спусковой крючок. В ладонь ударило отдачей. Тело рухнуло на землю. Запахло мочой, дерьмом и кровью. Донеслись жидкие аплодисменты. Бросив револьвер рядом с телом, Лекс зашагал прочь, зыркнув на Кира так, что тот не рискнул его останавливать.
Ноги сами принесли Лекса к танкеру Глыбы. Барракуда подался навстречу, схватил за плечи, встряхнул:
– Капитан, приди в себя! Капитан Лекс!
Он отстранился и уселся рядом с Кусакой. Сейчас Лекс понимал его, как никогда.
– Барракуда, дай-ка отхлебнуть из фляги! – приказал он. Отвинтил крышку и надолго припал к горлышку. Бормотуха обжигала горло, ложилась горячими компрессами на больные места.
Глыба протянул раскуренную сигарету, Лекс отказываться не стал. Затянулся, борясь с кашлем, выпустил дым из ноздрей.
– Он был моим приятелем, Тойво-то. Мутант их всех раздери! А Кира я прикончу…
– Поосторожнее с разговорами, – посоветовал Глыба, отбирая флягу. – И пить хватит. Тебе еще к людям идти, а ты ужрался, как… Кусака!
– А идите вы все! – Лекс опрокинулся на спину и зажмурился.
Перед глазами стояло обиженное лицо Тойво.
Глава 18 Орден чистоты
Артуру снился город Древних: огромная свалка, башни из кузовов – до неба, выше туч, люди – тысячами, десятками тысяч, плотно, плечо к плечу, и Тамара – Тимми, в простом белом платье, протягивающая Артуру свои отрубленные уши. Кровь стекала с ее рук, и панцирный волк, истощенный, мелкий, лизал ставший красным песок, жадно тряс квадратной башкой. Потом заревела сирена, и Древние уставились в небо – оттуда что-то падало, в черном мареве неслось к земле. Артур вскрикнул, проснулся – рев не исчез. Это надрывалась сирена на воротах. Одним прыжком он вскочил на ноги, уже при оружии, но еще сонный. Вокруг метались люди, раздавались команды, окрики.
В Артура врезался Курганник, ухватил за шиворот, куда-то поволок. Артур не сопротивлялся. Курганник оттащил его в угол, где у окна устроились Маузер с Тимми. Вождь мутантов Фирг со своими соплеменниками маячил неподалеку – его кудахтанье было хорошо слышно.
Маузер подал Артуру автомат:
– На-ка. Похоже, хана нам. Не отобьемся. Курганник! Что там?
– Да что там… Правильно ты сказал: хана нам. Орден Чистоты пожаловал, ползуна Владыке в зад!
Фирг, внимательно слушавший диалог, взревел, соплеменники подхватили его крик, Курганник забормотал на мутантском наречии.
– Надо с ними поговорить, – неуверенно предложил Артур, – может, они захотят объединиться…
– Когда у нас полон двор мутантов? – Хамло неслышно возник рядом. – Уходить надо, пока они штурмуют ворота. Только все не уйдем, кому-то придется оборону изображать. А так – есть у меня тайный ход, хороший, проверенный…
Артур следил за Тимми: девушка держалась молодцом. Угроза смерти никак на нее не повлияла, Тимми жевала самокрутку, полуприкрыв глаза.
– Уйдем к Северному братству. Или к башмачникам, лучше к башмачникам, Горб мужик нормальный, – Хамло улыбнулся, – а нефтяник Гарпун – алчный придурок. Только добровольцы нужны, чтобы прикрыли. Смертники.
– Мутантов пустят? – Курганник встал у Хамла за плечом. – К башмачникам твоим? Это же считай в центре Москвы, да?
Хамло замялся. Видно было – не готов он решать за чужих людей. Вождь Фирг прислушивался, взрыкивал. Артур вдруг с холодной ясностью понял: сейчас Курганник вызовется помирать. Чтобы своих защитить – и мутантов, и Артура, и даже Тимми с Маузером.
– Нет. – Артур смотрел прямо на коновала. – Нет, Курганник. Не ты.
Вождь разразился речью на своем языке: бил себя в грудь, мотал гривой, скалился. Курганник что-то ответил Фиргу и только потом – Артуру.
– Извини, Артурка, должок за мной. Эти, из Ордена, все мое племя положили – и отца, и братьев, и дядьёв. А меня оставили. За тем, видать, чтобы я отомстил. Есть, знаешь, такая ненависть, которая жить заставляет. И меня держала. Потешусь напоследок, отправлю на их небеса несколько святош. Взрывчатка есть, хозяин?
Беспомощно лупающий глазами Хамло кивнул.
Воцарилась тишина, даже мутанты затаили дыхание. Фирг развернулся к своим, ткнул троих, как показалось Артуру, наугад, в грудь, приказал что-то. Мутанты подошли к Курганнику и встали рядом. Добровольцы. Смертники.
– Вход в подземелье за вами взорву, – Курганник потер руки, – чтобы мясники следом не пробрались. Давай, хозяин, собирай людей. И уходите. Защитите Москву.
* * *Крепкую стену возвели люберецкие и крепкие ворота построили. Монахи Ордена Чистоты штурмовали крепость, каждый миг ожидая контратаки. Это были отборные бойцы, крепкие, тренированные, отлично вооруженные, их сердца наполняло воодушевление: Хамло, глава люберецких, пригрел у себя мутантов, целую ораву, а значит, все внутри подлежали уничтожению. Очищению.
К удивлению монахов, люберецкие особого сопротивления не оказывали: смолкла сирена, прекратили стрелять с дозорных башен. Видно, затевали какую-то пакость. После короткого совещания монахи решили штурм не прерывать, но проявить осторожность: мало ли что. Хитрость мутантов известна всем.
Поэтому, когда стрельба возобновилась и с башни жахнули из гранатомета, они воодушевились: противник проявил себя. Потерь пока не было, люберецкие ни по кому не попали, и монахи, затянув священный гимн, ринулись на приступ с новыми силами.
Монахи не подозревали, что одновременно с выстрелом из гранатомета прозвучал другой взрыв – по команде Курганника завалили вход в подземелье. Сам Курганник приготовился стрелять с башни вместе с мутантом, имени которого не знал и не желал узнавать: ни к чему новые знакомства на пороге смерти. И сам Курганник не стал никому представляться, даже Артурке на прощанье не признался, что зовут его Ником. Мама так звала.
Курганник дал очередь поверх голов и спиной прислонился к бронированному листу. Отступать некуда. А помирать – не хочется. И есть еще немного времени, чтобы вспомнить всех дорогих людей и все хорошее, что в жизни было: от мирного одиночества древних могильников до мутафагов, которых он вы́ходил. Друг, сгинувший в Донной пустыне. Жена… ползуна ей в зад и маниса в причинное место! Артурка вот. Хороший парнишка. Когда надоели курганы, Ник начал искать оседлости и пришел на ферму. И ведь Артур даже вопросов не задавал – поверил. Если бы Курганник не осторожничал, были бы у него сыновья – ровесники Артурки.
Монахи перешли в наступление, завыли гимн. Ник наизусть помнил и ненавидел эти слова. Мутант рядом оскалился, зарычал проклятия.
– Ничего, друг. Сейчас мы их заткнем.
Ник приподнялся, выстрелил. Солист забулькал, хор заткнулся. Не поняли еще, что на весь лагерь люберецких осталось четверо смертников. Не в полную силу лезут, осторожничают.
Значит, по-прежнему остается немного времени, чтобы вспомнить. И чтобы пожалеть о своем выборе: долг – одно, а жажда жизни – такая, брат, подлая штука. Она о долге не спрашивает и доводов не слушает, а шепчет в ухо: беги, Ник, беги, Курганник, не кончились еще твои странствия.
Мутант заплакал. Курганник отвел взгляд.
Сейчас начнется бой, и воспоминания спрячутся, станет весело. В последний раз. Может, это те же твари, что разносили стойбище, что отца убили, братьев и дядьёв. Может, это те сволочи, которые насиловали тетку, гогоча при этом. А Ник смотрел.
