Марик Лернер - Дорога без возврата
Я, кстати, его прекрасно понимаю. Кому это надо — тащить до берега, а потом все равно в яму закапывать. Что просто так оставить на месте гибели, что там зарыть — все равно в землю уйдет. Не сразу, так через желудки падальщиков. Все вернемся в природу. Не все равно, где землю удобрять? Это для живых есть разница — мертвым уже все равно, где их положат. Ладно еще, когда родственники у землян приходят покойника проведать, так у серба таких не наблюдается, и памятник ему без надобности. Зря Зверь говорит про наши странные обычаи, у них ничем не лучше.
— Что сидим с кислыми рожами? — спросил Рафик после часа молчания.
С утра, как положено, выкопали могилу, похоронили и поставили самодельный крест. Потом они долго разбирались, кто помнит молитвы. Рафик вроде мусульманин, Даша не то католичка, не то иудейка, остальные теоретически православные. Теоретически потому, что понятия не имели, что именно положено говорить в таких случаях. Совместными усилиями, с запинками и спорами, выдавили: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь!»
«Аминь» с облегчением, что избавились от непосильного труда, хором сказали все, включая Рафика. Даже я знаю, что отпевают не так. Этот кусок мне тоже достался от Зверя. Когда у него мать болела, он узнавал, как это вообще бывает. Из особо яркого у меня в памяти прекрасно сохранилась реклама в Интернете:
Свято-Богоявленский мужской монастырь. Рекомендуемые пожертвования:
сорокоуст — 50 рублей;
поминовение на полгода — 100 рублей;
поминовение на год — 180 рублей;
вечный помин (пока стоит обитель) — 1000 рублей — высылается свидетельство.
Коротко и ясно. За длительный срок — скидка. И хорошо звучит — «пока стоит обитель». Я предпочитаю верить в новое рождение, тем более что есть записи от помнящих прошлую жизнь. Уж не знаю, откуда в Народе могут взяться праведники. У меня за спиной, если считать перебитых из пулемета, наберется могил на хорошее футбольное поле. Да и без них хватает. Хотя за Бурного Потока и порубленных зеленых мне предки многое спишут. Мы этих штук про «подставь другую щеку» не понимаем, лучше уж вместе с евреями про «око за око и зуб за зуб», только без многотомных комментариев, скопившихся за пять тысяч лет. У нас за шестьсот столько набралось, что я вообще не понимаю, как они жить могут. Раз в столетие, максимум в два, надо собирать комиссию из авторитетных разумных и чистить от не отвечающих окружающей жизни законов. Иначе легко дождаться реформаторов с топорами.
А оставлять могилу, не навалив на нее камней, абсолютно бессмысленное дело. Все равно звери разроют, только не мне им указывать. Вполне взрослые и сами соображать должны.
— Что, думали проехаться по реке без проблем? — продолжал между тем возмущаться Рафик. — Три недели вверх по реке, потом пару месяцев по земле, не заглядывая в опасные места. На той стороне вас уже поджидает баржа, которая неторопливо спустилась и снова поднялась уже по другой речке. Загрузились и с комфортом домой! Вот вам! — Он продемонстрировал фигу. — Не будет легкой прогулки. Самая обычная зверюга на дороге встретилась — и пишете надпись на надгробье. Два дня всего плывем, и такое! Никто, — он повысил голос, — никто не знает, что нас ждет дальше. Вот он, — Рафик показал на меня, — всю жизнь по таким местам ходит и в первый раз эту тварь увидел. А вот не были бы такими идиотами и шли хотя бы вдвоем, может, и успели бы застрелить. Карта эта никакой гарантии не дает, уже видели, что реки по другому руслу идут. Сдвинулось от времени. Поэтому всем быть предельно внимательными и смотреть по сторонам. Еще не хватает заехать прямо на барже в очередную аномалию. Тогда уж лучше верхом, чем проверять на себе последствия. Я сам тоже виноват, сидел спокойно и не обращал внимания, как вы все распустились. Значит, так. Во-первых, всякие карты и прочие азартные игры прекращаются до возвращения в Зону.
Кузнец тоскливо вздохнул.
— Лично ты, — сказал Рафик, — займешься своей лошадью и в нагрузку проверишь состояние фургона. Что за наглость, в конце концов, заставлять другого отрабатывать проигрыши. В Нахаловке на придурках в кабаке тренируйся. Возьмешь деньгами по расценкам, как за обычный найм.
Тот вздохнул еще тяжелее и демонстративно закатил глаза.
— Во-вторых, поодиночке не шляться и обязательно предупреждать, если куда-то намылились. В кустики, — сообщил он Кузнецу, открывшему рот, — можете ходить прямо с борта. Там имеется замечательный гальюн. Это такое место, куда ходят с целью облегчить душу, а заодно и тело. Какой идиот вчера там газету оставил? Она напечатана так, что потом вся задница черная. Не для этого газета предназначена, в нее даже махорку не рекомендуется заворачивать.
Я сделал вид, что ни при чем. Никто его не заставлял употреблять газету не по назначению. Ну должно быть у меня свободное время просветиться насчет зоновских новостей трехмесячной давности? А газета — это песня! Мало того что в ней собрались сплошные юмористы, пишущие идиотские заголовки, так и новости одна другой интересней.
Вот, например. Под названием «Новые доказательства дружбы славянских народов» красочный рассказ о массовой драке болгар с сербами опубликован. Потом приехала полиция и вломила всем подряд, не разбираясь, кто прав, кто виноват. В портовом районе Славянска опять появился «Человек с мешком». За одну ночь умудрился дать по башке пятерым. Бьет он крепко, но нежно. Еще никто серьезно не пострадал. Временная отключка, вывернутые карманы, и человек, кряхтя, своими ногами идет домой принимать аспирин и думать, зачем он вообще ходил в темный переулок. Сразу видно — специалист.
Или вот еще. Грузовик сбил ребенка. Тот отделался сломанной ногой, а вот водителя увезли в больницу с множественными переломами, нанесенными возмущенными свидетелями. Ну это я, допустим, одобряю. Смотри на дорогу.
А еще, наконец, открылся музей местной фауны, где выставлены чучела разных животных. Все больше разная экзотика с большими зубами. Обещают даже заплатить за оригинальные тушки.
И на большом заводе в Славянске имени неизвестного мне Захарова впервые начала работать линия по производству патронов, рассчитанных на натовский стандарт. Как будто раньше я стрелял из «сайги» или АКМ-108 российскими. Морочат голову неизвестно кому.
И вот эти люди, по общим уверениям, могут испугаться безобидных оборотней? Они сами кого хочешь запугают…
На палубе не посидишь спокойно с газетой в руках. То Летчик вопросами достает, то вычесать шерсть Серой и Остроухому надо. А Мави, как увидит, обязательно появится и тоже лезет. Это соперничество у них в крови — кто кого старше и главнее. Хорошо еще, не грызутся. Я их просто развел по углам. Черепаха вечно занята и на такие мелочи внимания не обращает. Как не читает очередного Пехова, сядет в трансе и не пойми чем занимается. Близко подходить не рекомендуется, аж волоски на руках дыбом встают. Что-то она крутит очень неприятное и тонкое.
А в свободное от работы с мохнатой командой время надо еще часы-амулет для Даши делать. Можно, конечно, и не делать, но я так не привык. Если что-то начал, бросать без серьезной причины нельзя. Так что я в последние дни спихнул вычесывание и проверку состояния мохнатых на девушку. Она не возражает, вроде даже нравится обниматься с ними. Мохнатых симпатичных щенков многие обожают, только у этих пасти с когтями слишком большой размер имеют. Вообще, кто не знает, пахнут не только отдельные особи. Есть еще запах стаи. Мы недаром вечно друг друга трогаем и гладим. Каждый входящий в стаю сразу своего товарища опознает и встретит, виляя хвостом от радости. Понятно, у кого он есть. Так от Даши теперь пахнет нашей стаей. Она даже спит в обнимку с Красоткой. Натуральная домашняя кошка, пока спит. Маленькая такая, на восемьдесят с лишним кило.
— Вообще на ночь мы встаем на прикол, — продолжал вещать Рафик. Все внимательно слушали. — Переться по незнакомой местности даже при помощи Летчика не стоит. Лучше нормально выспаться. В-третьих, дежурство я пересмотрю и список нарисую — кто за кем. А то один думает, что он в прошлый раз поменялся и сегодня не его очередь, а второй вообще спит.
Доцент скромно потупился.
— Один из наших, — он запнулся, — мохнатых товарищей, должен постоянно быть на шухере. Объяснишь им. — Это мне. Я кивнул. — У них и нюх, и слух гораздо лучше. Днем наблюдатель дежурит постоянно у пулемета. И не сидеть, болтая с самолетом о вкусовых достоинствах копченого тайменя. — Он посмотрел на Дашу. Она, не возражая, глядела задумчиво в небо. — На хрена самолету рыба? — с недоумением спросил он. — Все равно ведь не сможет есть. Если бы он рассуждал о разнице вкуса в электричестве при разном напряжении, я бы еще понял. Наблюдать, — возвращаясь к теме, сообщил Рафик, — значит смотреть во все глаза в поисках опасностей и странного. Отдыхать будем дома. Вопросы есть? — Все промолчали. — Тогда выпьем за помин души Дяди Степы, закусим спокойно — и по местам.
