Техник-ас - Панов Евгений Владимирович

Естественно, ни на какие работы их не гоняли. Они получали посылки от Красного Креста, спали, играли в карты в некоем подобии клуба. В общем, вполне себе комфортный плен у них был. При этом ни единой попытки хоть как-то помочь советским военнопленным: ни куска хлеба не передали с той стороны, ни клочка бинта.

Через несколько дней после Нового года мне приказали идти в комендатуру. Эх, вот и наступил 1944 год. Как там Света с Катюшкой? Как ребята из эскадрильи? Как Рита? Смогла ли она догнать колонну с детьми и вывести их к нашим?

В комендатуре меня встретил, словно старого друга, по традиции улыбаясь при этом во все тридцать два зуба, не кто иной, как майор Герхард Нойман. Вот интересно, он же немец, суровый типа тевтон, а всё время лыбится, словно голливудская звезда.

– Господин Копьёв! Как же я рад вас видеть! Вы не представляете, какой скандал разразился из-за вас! Рейхсфюрер Гиммлер требовал, чтобы вас казнили непременно самым жестоким способом, но за вас вступился сам рейхсмаршал Геринг. Цените это, майор! Ему стоило больших трудов уговорить рейхсфюрера отменить свой приказ о вашей казни. Как видите, люфтваффе умеет уважать сильных соперников. Но ведь и этого мало. Дошло до курьёза, когда начали драться артиллеристы-зенитчики и лётчики, споря, кто же из них смог вас сбить. Может, поможете рассудить их спор и скажете, кто одержал такую знаменательную победу? – рассмеялся Нойман.

– Пусть и дальше дерутся, им полезно, – хмыкнул я.

Наверное, уже кучу крестов получили и те и другие за то, что сбили советского аса. А Нойману, я, коне-е-ечно, ве-е-ерю. Так вот прямо сразу и бесповоротно. А то ведь Гиммлеру с Герингом делать больше нечего, кроме как из-за меня спорить. И весь этот спектакль с клиникой и лагерем не что иное, как метод кнута и пряника. В моём случае пряника, кнута и… Теперь, по логике, должен опять последовать пряник, а вот потом уже могут, что наиболее вероятно, и шлёпнуть.

– Не желаете прогуляться, майор? – сделал Нойман приглашающий жест в сторону двери.

– Можно и прогуляться. Всё равно от моего ответа, как я понимаю, мало что зависит.

– Зря вы так, – изобразил огорчение немец. – Я, можно сказать, отношусь к вам по-дружески, с уважением, а вы этого не цените.

– Идёмте, Герхард, – усмехнулся я. Тоже мне, друг выискался. – Свежий воздух полезен для здоровья.

Мы вышли из комендатуры и направились по очищенной от снега дорожке. Прошли вдоль изгороди, разделяющей советский и англо-американский лагерь. На той стороне англичане весело играли с американцами в футбол.

– Кстати, господин Копьёв, полковник Оуэн, старший в лагере ваших союзников, когда узнал, что здесь находится кавалер Креста лётных заслуг, рыцарь и кавалер ордена Британской империи, в категоричной форме потребовал, чтобы вас перевели к ним. Там находятся сбитые над территорией рейха английские и американские лётчики. Так что одно ваше слово – и вы уже не вернётесь в свой барак, а будете находится в более достойных условиях с хорошей медицинской помощью. Ваши союзники даже имеют возможность получать посылки от Красного Креста. Главы их государств, в отличие от вашего Сталина, подписали конвенцию об обращении с военнопленными, и Германия свято соблюдает её. Сталин же назвал всех, попавших в плен, предателями. Их семьи ждёт Сибирь и верная смерть. И вашу, кстати, тоже, майор. Подумайте, стоит ли упорствовать при таком отношении к вам со стороны большевиков.

– Вы лукавите, Нойман, когда говорите о соблюдении вами Женевской конвенции. Вернее, откровенно врёте. В её тексте сказано, что ратифицировавшие конвенцию государства обязаны соблюдать ее, даже воюя с государствами, которые стороной конвенции не являются. Вот и получается, что вы эту самую конвенцию нарушаете. А что касается предложения переселиться к англичанам с американцами, то, пожалуй, откажусь. Мне среди моих товарищей вполне комфортно.

Немец на это лишь нервно дёрнул щекой: не ожидал от меня таких познаний.

Некоторое время шли молча. Затем Нойман опять начал убеждать меня перейти в их буржуинство за бочку варенья и корзину печенья.

– Вот вы, майор, заговорили о комфорте, – вещал он. – А что вы, собственно, знаете о том, что такое настоящий комфорт? У вас же в вашей большевистской России даже туалетов в домах нет, всё на улице. И это я не говорю о таких элементарных вещах, как водопровод и ванна. А дороги? Это же ужасно! Стоит пройти небольшому дождю, и по вашим так называемым дорогам невозможно передвигаться. Так что только победа рейха, обладающего подавляющим техническим превосходством, приобщит вашу отсталую варварскую страну к благам цивилизации.

– То есть вы предлагаете мне предать ради того, чтобы у меня в доме был сортир и моя задница не мёрзла зимой? Вы большой оригинал, Нойман. А что касается так называемого технического превосходства, то его у вас нет и не было никогда, а без него вам точно не победить. Да и далеко не всё на поле боя решает техника. Так что не вижу никакого смысла переходить на сторону тех, кто в любом случае проиграет.

Нойман приехал снова через три дня. Меня опять вызвали в комендатуру и вместо робы выдали вполне приличный гражданский костюм с рубашкой и галстуком, пальто, ботинки и фетровую шляпу.

– Ну вот и всё, герр Копьёв. Теперь вы под защитой рейхсмаршала Геринга. Конечно, о свободе пока речь не идёт, но в лагерь вы больше, я надеюсь, не вернётесь.

Ага, тонкий намёк на толстые обстоятельства. Этак завуалированно мне было сказано, что в случае чего меня сразу отправят обратно. Например, в случае отказа от сотрудничества.

Моим новым пристанищем стал вполне приличный домик, с хозяйкой и охраной под окнами. Естественно, с пресловутым сортиром в доме и водопроводом с ванной, которую я сразу же принял – приобщился, так сказать, к европейской цивилизации. Эка фрицам втемяшилось перетянуть меня к себе. Хотя понять их можно: это же какой пропагандистский эффект может быть. Трижды Герой, рыцарь Британской империи, любимчик (как они думают) Сталина – и вдруг переходит на сторону немцев. Вот только хрен им.

В таких условиях я прожил следующие десять дней, ежедневно встречаясь и беседуя с Нойманом. Тот, видя, что я реагирую без агрессии на его потуги, решил пойти, что называется, ва-банк.

– Сегодня я хочу пригласить вас, майор, в небольшую поездку. Думаю, вам не повредит немного, как это говорят у вас в России, проветриться. Заодно покажу вам кое-что, что наверняка изменит вашу точку зрения. Кстати, я уполномочен передать вам, что в случае, если вы согласитесь с нами сотрудничать, вам будет сразу выплачено двести тысяч рейхсмарок и предоставлен дом с прислугой и автомобиль. Кроме того, вам будет сохранено ваше звание, все сбитые вами самолёты будут вам засчитаны, а вместо ваших наград рейхсмаршал Геринг будет ходатайствовать о награждении вас Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Разумеется, особым распоряжением вам будет разрешено носить британские награды.

Будет создан особый авиационный полк из русских лётчиков, перешедших на сторону рейха и желающих бороться против жидобольшевиков. Командиром этого полка станете вы. Естественно, получив звание оберста, а возможно, и генерала. Как вам такие перспективы, герр майор? О, нет-нет, не отвечайте прямо сейчас. Вначале вы должны увидеть то, что сокрушит врагов рейха. Уверен, что вы, как опытный лётчик, оцените.

Пока мы ехали, Нойман без устали расписывал мне радужные перспективы, которые откроются мне сразу же, как только я дам своё согласие. А я сидел, слушал его разглагольствования и думал.

Вообще, было странно, что немцы не свели меня с генералом Власовым. И не просто не свели, а ни разу ни словом даже не упомянули о нём. Видимо, были у них какие-то планы относительно меня. Думаю, что они хотели создать некое воинское формирование в противовес власовцам, которое подчинялось бы Герингу. И тут я, в качестве полностью подконтрольной марионетки на посту формального командующего этого формирования, подошёл бы идеально как с военной, так и с пропагандистской точки зрения. Осталось лишь уломать меня.