Наталья Игнатова - Последнее небо
— А этих? — Демир указал на Кинга, на Джокера, на Улу, мирно спящую в уголке. — Тебе не хватит пяти жизней.
— Мне и восьми не хватит, — буркнул Зверь. Он вытер окровавленный нож. Подобрал винтовку Гада и одним выстрелом разнес пульт связи. Сразу стало легче.
— Ты так и не понял. — В ровном, дружелюбном голосе Искусителя скользнули нотки раздражения. — Нельзя оставаться в коконе, Зверь. Нельзя всегда быть личинкой. Гусеницей, умеющей только ползать и жрать. Ты застыл между волком и человеком и боишься двинуться с места. Это смешно, неужели ты сам не видишь? Человек не убил бы вообще никого. Волк — зарезал бы всех. Ты останавливаешься на половине, но какой в этом смысл?! Сделай шаг вперед. Один шаг, волчонок.
Смысла и вправду не было. Если подумать. Но думать он устал, так же, как тремя днями раньше устал удивляться. Зверь не хотел убивать.
А вот это и вправду смешно.
Но, осознав свое нежелание, он обрадовался, настороженно, недоверчиво, боясь спугнуть… обрадовался. Нельзя убивать. Нельзя убивать Джокера, нельзя, ведь он сам, развяжи его сейчас, не станет убивать Зверя. Нельзя убивать Улу. Она сильная, ее жизни хватило бы надолго, но… нет, нельзя. Не хочется. А почему — не важно. Причины не важны. Важен результат. Нельзя убивать Кинга. Он сделал невозможное, этот поседевший великан, из-за него убьют Зверя, но и это не важно. Важно, что Кинг сумел, сумел научиться летать. По-своему. Наверное, он назовет это как-нибудь иначе.
Вернуться на Землю живым не получится. Значит, придется возвращаться мертвым. Страшно? Пускай. Главное сейчас не упустить, не потерять снова это странное, очень важное, не имеющее названия… Как это называется, когда не хочешь убивать тех, кто не хочет убить тебя?
— Мальчишка! — рыкнул Демир. — Глупец! Тебе не дано, не дано, понимаешь?! Ты выродок, Зверь, мутант, единственный из семьи, кто не умеет, не способен стать человеком. Ты лучший из них, ты — настоящий волк, так стань волком! Ну же, мальчик мой! Сделай это, и я уведу тебя отсюда, против правил, против законов уведу. Живым.
Зверь положил оружие на операционный стол. Снял перчатки. Бросил их, грязные, туда же, где лежала первая пара.
Пятно света за спиной у вскочившего с кресла Демира, стало уже совсем большим. Почти в рост человека. Сквозь тусклое сияние проступали неясно, как на плохой видеозаписи, контуры деревьев. Кажется, сосен. И небо.
Может быть, этот самый портал откроется раньше, чем «Скиф» высадится на Цирцею? Сколько прошло времени из обещанного гостем часа? Сорок семь минут. Дерьмо. Казалось, что больше. Высадка на поверхность в боевом режиме — это двенадцать минут. Надо же, как оно ровненько выходит. У Гота будет целая вечность. Шестьдесят секунд. Сколько раз он сможет убить за это время? Минимум — пятнадцать. Это если стрелять в импульсном режиме. А один такой выстрел забирает сразу несколько жизней. Сколько их у тебя в запасе, Зверь? Четыре с небольшим.
Можно убить Гота и этих троих, тогда ты выживешь, парень, ты справишься. Гот, Кинг, Джокер — каждый из них стоит десяти обычных людей…
Нельзя.
Но тогда — смерть.
Неужели быть человеком означает умирать?
Довольно глупо. Особенно если учесть, что человеком тебе не бывать. Глупо. И смешно. Люди они все такие. Смешные и глупые. Однако живут ведь как-то…
— Даже если ты успеешь уйти. — Это Демир. Кажется… нет, не кажется, так и есть, он не разочарован, больше того, доволен чем-то. — Даже если ты успеешь уйти, это не спасение, малыш. Лишь отсрочка. Сколько ты проживешь там, в раю? Несколько десятков лет. Как только смертное тело износится и ты станешь наконец собой, тебя уничтожат. В том мире не любят твою семью. Из рая ты попадешь в ад, волчонок. В огонь.
Сердце, став ледышкой, больно ударило в ребра. Страшно. Рев пламени за спиной, обжигающий хохот. Не спастись…
— Пусть.
— Я не смогу вытащить тебя оттуда.
— Ты сделал достаточно много. Спасибо. Дальше я сам.
— Как знаешь! — Демир протянул руку ладонью вверх. — Возьми, — словно бросил невидимый теннисный мяч, — у тебя есть тринадцать минут на то, чтобы понять, от чего ты отказался. Целых тринадцать минут. Убьешь своего летуна, и это станет твоим навсегда. А я помогу тебе вернуться домой. Одна смерть в обмен на целую жизнь, волчонок. Ты никогда Не жил по-настоящему, попробуй, каково это.
И мир вокруг изменился.
Словно распахнули пыльное окно, а за ним, не закрытое больше грязными стеклами бесконечное небо. Синее, холодное небо, что начинается там, где заканчивается земля. А под ногами планета. Вся. Живая, зеленая, замершая настороженно: кто ты?
Машины, когда их разбудишь, спрашивают: «кто я?»
Пристальный взгляд Той, что правит джунглями. Хмурая улыбка переменчивой владычицы океана. Ледяное любопытство хозяйки льдов. И все это вместе — Цирцея:
— Кто ты? Чего ты хочешь от меня?
Зверь едва заметно пожал плечами. Он ничего не хотел. Только выжить, но в этом планета не смогла бы ему помочь.
А ощущение было странное. Всемогущество? Наверное, все-таки нет, но, обрушившись вот так, сразу, одолженная сила казалась именно им.
Странно.
Восхитительно.
Страшно.
— Ты умер, Зверь? — без удивления спросил Джокер.
— Не знаю. — Убийца освободил маленького колдуна от веревок. — Нет еще. Умираю.
— Тебе это нравится?
Зверь только хмыкнул. Вот уж самое подходящее время для откровений. И, главное, в какой компании!
Прежде чем разбудить Улу, он обернулся к своим мертвецам. Те уже поднялись на ноги. Механическими движениями запихивали в себя вывалившиеся внутренности. Раны затягивались на глазах. Зверь подумал, что, будь у него побольше опыта в подобных делах, он сумел бы придать не мертвым хоть сколько-нибудь человечности. Опыта не было. Теоретических знаний ощутимо не хватало. Пришлось отпускать зомби как были — уродливыми пародиями на людей. Мертвые получили приказ рассыпаться по территории лагеря и убивать живых. И ушли рассыпаться. Зверь искренне надеялся, что они не воспримут все буквально, иначе спасательной команде придется долго собирать останки.
Туман уже сгущался. Обычный туман, какой бывает в горах утром и вечером. До утра, правда, было еще далеко, но это, право же, не имеет значения.
— А что потом? — спросил Джокер.
— Уйду, — ответил Зверь.
— Мертвые ковыляли к выходу. Когда последний из них покинет рейхстаг, можно будет разбудить Улу. И оставить на попечение пигмея. Последняя гадость перед уходом.
— Куда ты уйдешь?
Зверь, не глядя, показал на портал, что мерцал за спиной.
— Там нет ничего, — в голосе маленького негра впервые мелькнуло удивление.
Убийца обернулся.
Портал. Теперь уже ясно различимые сосны. Синева высокого неба.
Кресло, на котором сидел (было ли это?) Демир, не стояло посреди зала, а было задвинуто под один из столов у стены. И винтовка Гада лежала на псевдоалтаре.
— Ты умер, — подытожил Джокер, — ты стал сильным, как любой мертвец, ты видишь то, что не существует, ты разговариваешь сам с собой…
— Я с тобой разговариваю. — Зверь прислушивался к небу. Двенадцать минут на боевую высадку? Ну да, если только не Гот поведет десантный катер!
— Это сейчас. Сначала ты говорил сам с собой. Ты умер, Зверь, но не телом, а душой. Сошел с ума, вы так это называете. Может быть, тебя действительно стоило убить?
— Поздно.
— Теперь да, — пигмей кивнул, — Гот уже близко.
Он слышал. А Зверь чуял. Рев двигателей, протестующий вой раскаленного воздуха, азартное ликование тяжелого катера, рушащегося на беззащитную поверхность.
Гот ближе, чем хотелось бы. Интересно, говоря о тринадцати минутах, Демир указывал время с точностью до секунды, или возможен люфт? Если он был точен, значит, портал откроется и дареная сила исчезнет в один момент времени. Тогда уйти получится. Скорее всего, получится. Если же нет, неуязвимость исчезнет, Гот успеет выстрелить, Зверь сгорит… Убить Гота? Мысль эта возвращается с редкостным занудством. И с тем же занудством натыкается на ледяное:
— Нельзя!
И был ли вообще Демир? Может быть, прав Джокер и неожиданно осознанная сила всего лишь некий странный вид сумасшествия? В этом случае было бы славно придумать себе что-нибудь более веселое, чем тринадцать минут всемогущества и последующую смерть в огне.
«а бывает смерть не в огне?»
У людей бывает. Забудь об этом.
Десант начал высадку едва ли не раньше, чем катер коснулся земли. Гот посадил машину за семь минут, побив все рекорды, но парням из «Скифа», которые в сверхтяжелой броне чувствовали себя так же свободно, как другие люди в домашней одежде, и это казалось недостаточно быстрым. Командир десанта, правда, на миг задержался у люка. Поднял руку с оттопыренным большим пальцем. Молчаливое признание: «Круто!». И выпрыгнул на каменистую землю.
Гот остался в кабине. Он настоял на том, чтобы самому сажать машину, хоть и не положено майору военного флота заниматься такой рутиной, как пилотирование десантных катеров. Но, учитывая Зверя, присутствие на планете показалось обязательным. Но вот он здесь, солдаты рассыпались по территории, и что дальше?
