Алан Фостер - Призыв к оружию
Кальдак видел, что его друг окружен фигурками поменьше и разговаривает с ними на непонятном языке. Вот он оглянулся и настроил свой транслятор на массудский.
— Это — кантарийцы. После того, как мы спасли их деревню, некоторые из них решили идти с нами. Хотели помогать. Мне говорили, что это было что-то вроде прорыва. Знаете, Кальдак, если бы не вы, мы все также дрались бы между собой, вместо того, чтобы помогать вам.
Кальдак оказался в состоянии повернуть голову и увидел, как маленькие аборигены жмутся к более высокому и крупному человеку. Они были приблизительно того же размера, что гивистамы или лепары. Странно было смотреть, как они толпились вокруг Уилла, который улыбался им сверху вниз, и разговаривали с ним эльфийскими голосами, покуда человек не отослал их. Они почти боготворили его.
«Но ведь так же нельзя, — подумал он. — Разумные существа должны уважать друг друга, как равных».
— Славный народец эти кантарийцы, — Уилл закрыл дверь и вернулся к койке Кальдака. Командиру послышался шум битвы, и Уилл успокоил его.
— Это просто погода. Вы же знаете, какова она здесь.
— Ужасная. Бесконечный дождь и всюду влажность.
— Другие не замечают этого. С’ванские исследователи считают, что она во многом напоминает нашу. Во всяком случае, она менее стабильна, чем в других мирах. Говорят, что в других мирах Узора погода показалась бы нам очень неприятной. Но я думаю, мы везде могли бы чувствовать себя как дома.
— Как цивилизованные существа могут чувствовать себя как дома в таком ужасном месте?
— Кантарийцы же чувствуют.
— Они не цивилизованные.
— Мы — тоже, помните? Может быть, поэтому мы с ними так и ладим.
* * *Кальдак думал об этом, когда он проснулся на удобной кровати в главном госпитале центральной базы. Боль была гораздо слабее. Гивистамский медик, осматривавший его, щелкнул зубами от удовольствия, когда командир открыл глаза.
— Сколько прошло, — сразу спросил Кальдак.
— Десять дней, командир. — Медик считывал показания с мониторов. По его команде кровать приняла сидячее положение. Он увидел, что лежит в персональной палате, сообразно рангу.
— Есть ли на базе офицер-землянин, Уилл Дьюлак? Я понимаю, вы можете не знать, но если бы вы навели справки, я был бы признателен.
— В этом нет необходимости, командир. — Он дал Кальдаку пилюлю, которую тот послушно проглотил. — Все знают землянина Дьюлака.
— Разве?
— Естественно, ведь он — региональный командир.
— Региональный командир? — Кальдаку эти слова показались чужими, как будто амплитурскими.
— Да. Много сражений выиграли люди, после того как явились сюда. Они сейчас вытесняют криголитов обратно за континентальную границу. Говорят, что десанты людей уже наносят удары по их складам у подножий восточных гор.
— А что известно о моей группе? Южный сектор, части 2 и 3.
— Те, кто выжил в битве, где вас ранили, сражаются вместе с людьми. Странная все-таки вещь — война. Верно ли, что ваши воюют лучше в компании людей?
— Не замечал.
Медик, видимо, не расслышал.
— Время ожиданий и надежд. Кое-кто говорит, что люди выгонят криголитов, мазвеков и амплитуров из Кантарии к концу года.
— Невозможно. У врага слишком прочные позиции, он слишком хорошо укрепился. Их линии снабжения безопасны и…
Неожиданно медик перебил его. До сих пор не случалось, чтобы гивистам перебивал массуда.
— Для людей это ничего не значит. Это понятно, ведь они нецивилизованные. Я видел записи. Представьте себе: самые свирепые и агрессивные существа в мире, и при этом — с разумом. Это и есть люди. Хотя, — добавил он после мгновенного колебания, — у них есть хорошая музыка.
Двойные веки моргнули в ровном, мягком больничном свете. Форма медика была украшена значками его специальности.
— Расскажите мне что-нибудь.
— Если смогу, командир. — Он проверил хронометр, и Кальдак отметил длину его пальцев, похожих на когти, слишком большие для его расы. Может быть, они имели какую-то практическую функцию.
— Что вы думаете о людях?
— Лично я?
— Да.
Медик задумался. Гивистамы предпочитают групповой обмен мнениями.
Через минуту он сказал:
— Сам я с ними мало сталкивался. О подлинной культуре и высокоцивилизованном воспитании они мало что знают, вопреки их претензиям. Меня восхищает их цепкость и их боевые качества, хотя я бы сам с ними не общался. Но их присутствию я рад, потому что от меня воевать не требуется. Люди сражаются и умирают за Гивистам и за наших.
— Они сражаются ради собственных целей, — поправил Кальдак.
— Их страсть к странным видам удовлетворения хорошо известна, — гивистам щелкнул когтями-пальцами. — Это лишь подтверждает их нецивилизованный статус. Меня не волнует, по каким причинам они воюют. Важно, что благодаря этому остальные защищены.
— Нет, я имел в виду, как вы воспринимаете их на личном уровне?
— Я сам знаю немногих людей. Те, с кем я имел дело, всегда очень признательны за хорошее лечение, точно это — особая услуга, а не неотъемлемое право. Они знают цивилизованное поведение, но не очень понимают, и естественное считают необычным. Лично же общаться с ними у меня нет желания. Будь я с ними в одной комнате, я бы, наверное, начал стучать ногами в дверь, стараясь убежать. Но здесь, — он обвел жестом медицинский комплекс, — я больше всего общаюсь со своими, есть здесь также группы С’ванов, о’о’йанов, даже юла и массуды. В общем, я не одинок среди людей.
— Так что это не беспокоит вас?
— Что — не беспокоит?
— То, что люди так много сражаются, и так успешно, что это получается у них лучше всего?
Пузырчатые глаза вопросительно повернулись к нему.
— Да это нравится мне, как нравится всему моему народу!
Дверь отворилась и вошел о’о’йанский техник, более миниатюрный, чем гивистамы. Он также отличался цветом, строением черепа, поведением.
— Знаете, сейчас мне нужно заняться другой работой, командир. Вам нужен отдых. Я уверен, что вы отсюда сможете выписаться уже через день или два.
— Благодарю, — сказал Кальдак на сносном гивистамском языке. Врач хорошо говорил по-массудски, но здесь, на Кантарии, занимаясь ранеными солдатами, он, наверное, утратил часть своих навыков. Больше того, он уже видел, что гивистам говорил по-английски. Обычно работая с ранеными людьми, они использовали свои трансляторы. То ли они не имели времени овладеть языком новых союзников, то ли хотели соблюдать дистанцию. Этот уже сказал, что он восхищается людьми, но не любит их. То же самое мог бы сказать о’о’йан. Кажется, только массуды могли разделить какие-то чувства своих земных коллег. С’ваны — хорошие актеры, но такого опытного наблюдателя, как Кальдак, не проведешь. Они также не в восторге от людей.
Ему было о чем подумать, пока он лежал здесь, восстанавливая силы. Он постепенно обсуждал свои сомнения с теми, кто приходил навестить его. Были среди них и другие массудские офицеры, которые также рады были его спасению, как и гивистамы, с’ваны, о’о’йаны. Он им всем задавал те же вопросы, даже лепару, который убирал палату.
Не приходил только Уилл Дьюлак. Он был в гуще напряженной борьбы за главные криголитские позиции на востоке. Кальдак довольствовался беседами с теми, кто приходил его навестить.
Он спорил с двумя командирами, которые прибыли засвидетельствовать уважение герою Такиконской долины. Они имели честь сообщить Кальдаку, что он удостоен правительственных почестей. Он как только мог протестовал, говоря, что этого не заслуживает. Он ведь проиграл битву и доблестное отступление не стоило такого признания.
Они шутили, что он слишком слаб, чтобы возражать, и зачитали ему текст наградного свидетельства, которое к его славе войдет в семейные анналы. Это подавляло его, мешало разобраться с собственными тревогами и опасениями.
— Мы должны перестать использовать земных солдат.
Он пытался говорить как командир, чтобы донести свою мысль до этих двоих офицеров.
Его слова явно произвели впечатление. Гости в удивлении переглянулись и тот, кого звали Гузвемак, в недоумении спросил:
— Почему? Они лучшие бойцы, которых мы знаем! Они уже выиграли много сражений! Здесь они спасли кампанию, которую мы проигрывали. Я видел, как они бросались на укрепленные позиции врага, не думая о собственной безопасности, чтобы спасти массудов.
— Дело не в том, что кажется нам безрассудным поведением. Здесь нет альтруизма. — Кальдак повернулся на своей койке. — Я не сразу это понял. Я был знаком с третьим исследователем с Гивистама, который пытался объяснить мне это. Я не видел многого, будучи ослепленным перспективой помощи человечества.
— Чего не видели? — спросил второй офицер, стараясь, чтобы это не выглядело покровительственно. Ясно, что достойный командир все еще переживает последствия опасного ранения.
