Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт
И еще, конечно, здесь был он. Безликий, непоколебимый и абсолютно нечитаемый. Едва ли будет слабостью признать, что внутри меня что-то колыхнулось, когда он появился на помрете; Когда-то, очень давно, мы были близкими друзьями. Его карьера пошла под откос из-за дела со Слайтом. И вместе с этой карьерой была разрушена область в окрестностях горы Келл в провинции Саррэ. На Гудруне и Юстисе Майорис тоже остались следы его работы. Я прекрасно понимал, что эти скромные следы — куда предпочтительнее, чем то, что могло произойти в случае его бездействия, но лорд верховный магистр Роркен был обязан принять меры. Служа Трону и Святым ордосам, моему старому другу пришлось смириться с репутацией отступника. Он спас, по самым скромным подсчетам, триллионы жизней, и все равно последствия были кошмарными. Чтобы продолжить работу на ордо в субсекторе Геликан, ему пришлось на время отказаться от официального статуса активного инквизитора и согласиться на роль советника при штабе.
Бестолковая растрата выдающегося таланта. Но, по крайней мере, как я слышал, он снова начал писать.
«Чтения», наконец, отправили на сравнительный анализ. Именно его голос решил судьбу книги, хотя он и сказал лишь простое «да», без каких-либо дополнительных комментариев. Я с радостью принял тот факт, что страх перед обвинениями в радикализме, страх действительно оказаться отступником, каким его заклеймили, не остановил его. Он знал, что правильно, а что нет. Например, понимал, что меццопикты должны храниться в какой-нибудь приличной библиотеке.
Ученые Кирияка вынесли и представили следующую работу. Ей оказалась «дефектная» копия «Девяти», изданная в тридцать девятом тысячелетии, когда при печати из-за технической оплошности случайно получились квазибогохульные изображения Императора.
Я находился в полной уверенности, что мы спокойно дойдем до пункта шестнадцать — брошюры с молитвами секты Технотов с очевидно еретическим подтекстом, — прежде чем возникнут какие-то серьезные споры или разногласия. На это бы потребовался, наверное, весь первый день. И в один из плановых перерывов или после вечернего этапа я мог бы воспользоваться шансом и поговорить с ним.
Но все случилось совсем не так.
Пока подчиненные Кирияка руками в белых перчатках переворачивали страницы «Девяти», в дальней части аудитории один из гвардейцев дома Веков, долговязый мрачный парень, неловко поежился. Его длинный зеленый плащ был подпоясан белым кушаком и обильно украшен золотой тесьмой, а на высоком серебристом шлеме красовался плюмаж из перьев океанского серокрыла. В руках он сжимал церемониальный боевой топор.
Я заметил, как гвардеец дернулся снова, и подумал, что, может, у бедолаги несварение или еще что-нибудь в этом роде, но гвардеец поднял топор и, недоуменно хмурясь, вонзил его в ближайшего стража ордо.
Удар перебил одну из жизненно важных артерий. Под силой внутреннего давления кровь хлынула фонтаном, едва не залив спины инквизиторов на помосте.
Поднялась суматоха, раздались крики, и собравшиеся тут же направили друг на друга оружие, но меня все это не особенно беспокоило. Несчастный гвардеец, с изумлением осознавший, что только что стал убийцей, изумился еще сильнее, когда понял, что сейчас убьют его. Приближенный кого-то из инквизиторов подскочил и расстрелял парня в упор. Тот упал на спину, выпустив из рук древко топора, который продолжил подергиваться в такт пульсу жертвы.
Беспокоило меня то, что я заметил за миг до удара, — едва различимый импульс психической энергии.
Стражник оказался всего лишь марионеткой. Чей-то другой разум использовал его, захватил контроль над его телом и заставил двигаться прежде, чем бедолага даже успел подумать о сопротивлении.
Это был сильный разум. И, что еще хуже, он умел распоряжаться этой силой.
Только одно существо в мире может быть более опасным, чем человек-псайкер. Это человек-псайкер, прошедший специальное обучение в Схоластика Псайкана.
Уж я-то знаю. Сам такой.
Агент, убивший гвардейца и замерший над телом с опущенным пистолетом, тут же стал следующим инструментом невидимого манипулятора. Он содрогнулся, развернулся и стал не целясь обстреливать галереи амфитеатра и сцену. Одного из ученых срезало шальной пулей, а Кирияк упал с простреленным бедром. Стражники — и местные, и из ордо, — которые бросились на помощь первой жертве и собирались скрутить первого убийцу, рассыпались.
Карнот Вешер был псайкером. Испачканный кровью, он вскочил с места и выкрикнул приказ стрелку — похоже, члену собственной свиты. Я дернулся от леденящего касания пси-усилия. Вешер отличался недюжинной мощью, но не очень ловко с ней управлялся. Его работа совершенно не походила на тот кинжально острый импульс, из-за которого все началось.
Стражник с пистолетом замер, подчиняясь крику Вешера. Он остановился и удивленно посмотрел на оружие, которое сжимал в руке так, будто первый раз его видел.
Неразбериха притупила у присутствующих способность анализировать ситуацию. Этот несчастный, ошеломленный псайкерской командой, больше не представлял опасности. Неизвестный разум двинулся дальше и уже сменил одного раба на другого.
Другой стражник дома Веков, на этот раз — в униформе капитана, опустился на колени рядом с первой жертвой переполоха и изо всех сил пытался облегчить бесславный уход бойца ордо. Внезапно он вздрогнул и выдернул алебарду из мертвого тела.
Капитан поднялся, не обращая внимания на красную лужу, растекающуюся под ногами, и развернулся к Вешеру, держа оружие так, будто собирался нанизать инквизитора на древко, как свинью на вертел.
Он убил бы старика на месте, если бы не две вещи. Вешер снова воспользовался даром и безумным голосом рявкнул слово запрещения. Стражник находился под слишком мощным контролем, чтобы такое воздействие сработало на полную мощь, и тем не менее замешкался. В придачу к этому его сапоги, украшенные бархатом и парчой, заскользили по натекшей крови.
Поэтому вместо груди Карнота Вешера длинный шип на навершии оружия с хрустом пробил левое бедро инквизитора и пригвоздил его к деревянному бортику галереи.
Раздавшийся крик был столь же впечатляющим, как и поток крови, хлынувший из раны. Все
