Враг моего врага. «Ийон Тихий» - Натали Р.
Кор Левен отошел с каменным лицом, мысленно желая своему адмиралу плюхнуться в глубокую лужу дерьма, впрочем, без особой веры в то, что это сбудется.
Ен Пиран кинул огрызок на пол – уборщики подберут – и снова принялся разглядывать земные корабли. Ближайший – «Меф Аганн», «Игорь Селезнев» чуть дальше и правее. Земляне называют свои крейсеры человеческими именами. От кого-то он слышал, что вымышленными. Ни один крейсер не назван именем реального, существовавшего когда-либо человека. Над этой загадкой он уже не раз ломал голову. Если уж вообще давать кораблю настоящее имя, то в честь великого полководца прошлого, не иначе. Вот как ханты, к примеру. Заносчивый и неприятный народец, но в высоком понимают. Почему земляне не делают так же? Может быть, варвары считают, что нельзя тревожить дух героя его неуместным именованием? Вот и придумывают идолов, чьи имена можно трепать безнаказанно. Или все по-другому? Может, они полагают, что лишь идол способен накопить должную силу и вложить ее в корабль, а мертвецам это не по плечу? Кто знает, о чем думают эти грешные дикари…
Ен Пиран внезапно ощутил потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Посмотрел на Кора Левена… и промолчал. Этот недалекий служака не поймет. Адмирал вновь отвернулся к экранам. А не спросить ли у кого из земных капитанов? Все равно время ожидания тратится впустую.
Он поискал глазами «Ийон Тихий». Далековато торчит, зараза. Из пушки не достать, хотя лазеры, наверное, добьют. Флагман и должен располагаться так, что его запросто не обстрелять. Не будь это враги, Ен Пиран бы их похвалил. Проклятый Гржельчик – ушлый греховодник. Адмирала неприятно поразило то, что он до сих пор жив. Колдовство давно уже должно было опутать его душу, увести во тьму и сгноить ее там. Почему этот мерзавец никак не сдохнет? Хотя, быть может, колдун специально сделал так, чтобы именно он, Ен Пиран, окончательно отправил землянина во мрак? Свел их пути, чтоб адмирал смог насладиться смертью врага в полной мере? Интересная мысль!
Ен Пиран взялся за второй фрукт. Эту мысль стоит обдумать. Нанести сокрушительный удар по «Ийону Тихому» чрезвычайно соблазнительно. Примерно так он и собирался поступить изначально, пока не подвернулся тсетианин. Из-за «БМ-65» он вместо стремительной атаки предъявил землянам ультиматум и тем самым в определенной степени связал себе руки. Теперь, пока назначенный срок не кончился, нападать нельзя, иначе окажешься в фекалиях по уши. А когда он кончится, земляне уйдут. Вот дерьмо!
Адмирал скрипуче рассмеялся. О чем он рассуждает? Жалеть, что не придется схлестнуться с крейсерами? Ну уж нет! В бескровном разрешении ситуации заинтересованы отнюдь не только земляне. Ну его, этого Гржельчика, помрет и сам. Качественно помрет, в муках – не то, что в скоротечном бою. Чем хорошо колдовство – колдуны никогда не подведут, не схалтурят, ведь они питаются жизненными силами жертвы и ее страданиями.
Фархад ерзал в кресле второго, поглядывая на огоньки кораблей, скопившихся в пространстве у Нлакиса. Он мог даже различить несколько силуэтов – два эсминца и эасская трирема, находившиеся ближе всех, виднелись достаточно четко. На сердце у него было муторно. Он верил в мощь земных крейсеров, но как противостоять этакой армаде, собранной по многим мирам? Однако не страх перед превосходящим противником терзал его, а ожидание. Как можно ждать? Весь адреналин успеет уйти. Предстоящий бой был уже не первым для Фархада, но он никак не мог относиться к этому спокойно, вот как Футболист, сидящий за первого пилота. Камалетдинов убивал время примитивным тетрисом – игры с виртуальной реальностью на бортовом компьютере запрещены. Вообще-то Фархад показывал неплохие результаты в этой незатейливой игре, но в нынешнем состоянии вряд ли продвинулся бы дальше пятого уровня.
Поодаль от пульта, рядом с голограммой, изображающей схему построения кораблей, расположился в кресле капитан Гржельчик. В последнее время он сильно сдал, но сейчас выглядел бодрым и решительным. Взял себя в руки перед лицом критической ситуации, сказал бы Фархад, если бы Камалетдинов не шепнул ему, заступившему на пост, что капитан принял сильный наркотик. Это не совсем укладывалось в голове. Фархад, конечно, был мальчиком из на редкость благополучной семьи, но людей, употребляющих наркотики, встречал. Он поверить не мог, что капитан добровольно ступил на эту тропу, ведущую вниз, к полному разрушению личности. Расплата за нынешнюю бодрость будет ужасной. Понимает ли капитан, что это его последний бой? Человека, сидящего на игле, не потерпят во флоте. Несоответствие должности, позорное увольнение, унизительные скитания по притонам… в лучшем случае – по больницам… Гржельчик – умный человек; разумеется, он все это понимает. То, что он пошел на такой шаг, может означать лишь одно: ему все равно, что там, впереди. Потому что там, впереди, для него ничего нет. Его недомогание – не хроническое похмелье, не аллергическая реакция на препараты, способствующие срастанию переломов. Это – смертельная болезнь.
Гржельчик рассматривал вражеские корабли. Молча, без всякого выражения на лице. Казалось, его не трогает ни собственное будущее, ни ультиматум гъдеан. Просто решает какую-то задачу по комбинаторике, сугубо теоретическую. Вычисляет число перестановок из тридцати семи и четырех…
– Связь с Центром, – раздался доклад связиста. – Капитана к микрофону, срочно.
Йозеф отвлекся от размышлений, как лучше разбить всю эту, увы, многочисленную шушеру, оставаясь в целости, и, подрулив на кресле поближе к пульту, надел гарнитуру.
– Капитан Гржельчик слушает. Новые приказы?
Вряд ли что-то иное могло явиться причиной экстренной связи, но Центр его удивил.
– Лейтенант Натхармапутра, генштаб. Тут одна женщина чего-то от вас сильно хочет.
– Жена, что ли? – Марта настолько решительно от него отмежевалась, что он даже не знал, радоваться или тревожиться.
Пауза – видимо, лейтенант уточнял.
– Нет, не жена. Говорит, дочка у нее от вас.
– Бред! – отрезал Йозеф. – Гоните аферистку поганой метлой. Нет у меня никаких внебрачных детей и быть не может.
Двадцать лет он был верен Марте. И чем все кончилось? Лучше бы гулял, хоть не так было бы обидно слушать ее обвинения.
– А, нет, – поправился Натхармапутра. – Это у вас от нее дочка. То есть…
Йозеф начал сердиться.
– Прекратите нести чушь и дайте микрофон этой тетке, пусть сама скажет, что ей надо!
Судя по всему, тот так и сделал – в наушниках раздались женские всхлипы.
– Я Виктория Павловна.
– Йозеф Гржельчик, – сухо представился он.
– Да, я знаю, – женщина шмыгнула носом. – Я воспитательница Ебургского специализированного учебно-научного центра. Там, где учится… училась ваша дочь Хелена, – пояснила она, не слыша никакого ответа.
– Что, деньги в родительский комитет? – обреченно спросил он.
– Н-нет, – Викторию немного шокировало, что в такой
