Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир

— Вовсе нет! — возмутилась доктор Лопес. — Я окончила медицинский институт с красным дипломом вовсе не для того, чтобы заниматься примитивным знахарством! Этим людям требуется реальная медицинская помощь, и я в состоянии им ее оказать. Я сказала лишь, что мне не помешало бы более совершенное оборудование. Но я не жалуюсь. Международный Комитет Красного Креста, к счастью, хорошо финансируется правительством Содружества и частными спонсорами, и не скупится на обеспечение своих сотрудников. У меня здесь есть современная полностью функциональная УСКЗ «Омикрон медикал». Идут регулярные поставки всех необходимых медикаментов.

— Давно ты здесь?

— Скоро будет год.

— Если я правильно помню твое выступление, ты отрабатывала свой контракт в частной корпорации?

— Да. «Омикрон медикал».

— Ты не кажешься мне человеком, способным с удовольствием работать в коммерческой медицине, — усомнился я, не сумев представить себе пламенно преданную своей профессии латиноамериканку в среде людей, для которых медицина является всего лишь средством заработка.

— Кроме удовольствия, есть еще порядочность и чувство долга. «Омикрон» принял на себя колоссальные затраты на мое обучение. Честно отработать мой контракт — самое меньшее, чем я могла им оплатить. Корпорации принадлежит сеть частных клиник «Велфейр». Я работала в терапевтическом отделении одной из таких клиник в Бразилиа. Становилась лучшим интерном месяца в 79-м и 80-м. Квалификационная комиссия досрочно допустила меня к сдаче экзамена на получение врачебной лицензии. В благодарность за мою работу главврач клиники лично похлопотала перед руководством корпорации, чтобы срок моего контракта сократили и позволили мне уйти в «Красный Крест», воплотив свою давнюю мечту.

Рассказывая о своих профессиональных достижениях, Флора светилась неподдельной гордостью. Признаться, я редко встречал людей, которые бы относились к своему призванию с такой пламенной бескомпромиссностью и фанатизмом. На мой взгляд, некоторая порция здорового скептицизма лишь украшает человека. Однако нельзя не отдать ей дань уважения.

Я хотел было спросить еще кое-что, но тут навстречу нам вышел из темноты очередного коридора невысокий, чернявый молодой человек лет восемнадцати. Даже в полумраке было хорошо заметно, что черты лица юноши с правой стороны изуродованы страшным шрамом. Вид у парня был взвинченный, нервный. Движения его были словно наэлектризованы, а в глазах сверкали гнев и раздражение.

Эти глаза были мне знакомы. Нет сомнений, это тот самый снайпер, что еще вчера держал меня под прицелом, а затем отобрал у меня оружие. Я и не думал, что он так молод! Сейчас, без винтовки, маски и громоздкой экипировки, этот низкорослый тщедушный пацан с его драчливыми повадками способен был вызвать разве что улыбку.

В меня вперился недобрый, вызывающий взгляд. Всем своим видам мальчишка словно говорил: «Я тебя не боюсь, хоть ты и больше. Давай, попробуй только тронь меня!» Правую руку он держал за спиной. Не приходилось сомневаться, что там за поясом у него спрятан нож.

Парень гневно обратился к Флоре по-венгерски, указывая на меня пальцем. Очевидно, предостерегал. Врач отчеканила свой холодный ответ не терпящим возражений тоном. Топнув ногой и ругнувшись, парень рванулся прочь по коридору, не переставая испепелять меня гневным взглядом. Могла быть лишь одна причина для такой ненависти — обыкновенной ксенофобии здесь недостаточно. Я натянуто улыбнулся, чтобы не обострять ситуацию, но ощутимо напрягся, готовый отразить удар исподтишка.

— Это Мирча, — объяснила Флора, когда парень исчез. — Он очень подозрителен. Считает, что мне нельзя оставаться с чужаком наедине.

— Эй, да этот парень просто неровно к тебе дышит! — рассмеялся я. — Это за милю видно!

— Не говори ерунды!

По характерному раздражению в ее голосе я убедился, что истинные побуждения Мирчи не укрылись и от Флоры, которой эта тема была весьма неприятна.

— Мирча — сирота, — шепотом рассказала она. — Вырос в замке, воспитан общиной. Он всегда был бесшабашным, любил опасность. Лазил на пустоши вопреки запретам и поркам, которые ему устраивали взрослые. В четырнадцать лет он стрелял лучше любого из жителей замка, и ему позволили стать разведчиком. В один из первых дней, когда я здесь только обосновалась, его притащили ко мне товарищи с огнестрельной раной на лице. Он был очень плох. К счастью, мне удалось выходить его. За тот месяц, что я за ним ухаживал, он… очень ко мне привязался. Теперь бережет меня от всех опасностей. Иногда даже чрезмерно.

Пока мы разговаривали о Мирче, успели подняться по винтовой лестнице на вершину одной из замковых башен. В слабом солнечном свете, проникающем через бойницу, она отперла тяжелый замок на деревянной двери, и провела меня в круглое помещение, в котором было намного светлее, чем во всех прочих.

— Здесь никто кроме меня не бывает. Можем поговорить спокойно, — объяснила Флора, прикрывая дверь.

Я с изумлением оглядел помещение. Деревянный пол был заставлен множеством холстов с завершенными и еще только начатыми картинами. Некоторые были написаны акварелью, а некоторые — маслом. Большая часть картин были посвящены природе. Зеленый и голубой цвета преобладали на каждой. Так, одна из картин очень реалистично и в деталях изображала замок на фоне голубого неба, окруженный зелеными лугами — таким он мог бы быть до Апокалипсиса. На другой была изображена залитая солнцем мощеная улица цветущей альпийской деревни на фоне занесенных снегом горных вершин. Еще на одной — луг, на котором цветут разнообразные цветы.

Я замер от удивления.

— Это… ты все это нарисовала? — выдавил из себя невероятную догадку я.

— У каждого должна быть какая-то отдушина, — скромно потупилась Флора. — Я не профессионал. Малюю кое-как. Но я вывешиваю некоторые из своих картин, если те более или менее удаются, в своей клинике. Пациентам нравится, и это главное. Исследования показали, что природные пейзажи благотворно влияют на состояние психики.

— Я бы сказал, что они смотрятся впечатляюще! — воскликнул я, осматривая ее творчество. — Вау!

— Знаешь, я не хотела бы много об этом говорить.

Флора подошла к одному из башенных окон. Став рядом, я увидел сквозь узкий проем много километров суровой местности. Кроме колючей травы, кое-где попадались небольшие заросли низкого, не менее колючего кустарника. За исключением этого, земля была пустынна.

— Почему ты поехала именно сюда?

— Мне предоставили возможность выбора. Раньше я думала об Африке, но… выбрала это место, — она несколько замялась. — Из-за твоего друга.

— Из-за Бори? — удивился я.

— Да. Я уже перестала удивляться, что ты совсем ничего о нем не знаешь, — грустно кивнула Флора. — У Бориса был собственный видеоблог. Он выкладывал свои видеозаписи в Интернет примерно раз в месяц. Он давал советы тем, кто пытается вырастить овощи в условиях пустошей. Делился своим опытом, хвастался успехами, анализировал неудачи. Он был простым и непосредственным, часто путался в словах, но он был таким неунывающим. В нем было столько энергии и воодушевления! Мне редко доводилось видеть людей, которые так болеют за свое дело, стремятся сделать наш мир лучше.

— Ты и сама такая, — задумчиво кивнул я.

Она неопределенно покачала головой.

— Я случайно увидела это видео, и загорелась. Попросила, чтобы меня направили сюда, в Наш Замок. Видеозаписи Бори вдохновили меня. Я захотела познакомиться с этим человеком, работать с ним рядом.

Подобное признание из уст пламенной латиноамериканки изумило меня. Я никогда не считал Борю Коваля человеком, способным вдохновлять. Воистину, я еще так плохо разбираюсь в людях.

— Вы с ним были близки? — спросил я, глядя на печальное выражение на лице Флоры.

— Мы были друзьями. Надеюсь, ты спрашиваешь об этом! — ответила она, сверкнув глазами.

Во мне неожиданно раскрутился маховик психоанализа, который я, должно быть, унаследовал от матери. Я вдруг ясно осознал, что Флора, должно быть, девственница. Излишне серьезное отношение к урокам мисс Танди и зомбирующим проповедям пастора Ричардса, умноженное на фанатичный феминизм, видимо, начисто убили в ней сексуальность.