Роман Глушков - Грань бездны
«Давай-давай, дерзай! – мысленно напутствовал я его. – Сколько, думаешь, там поправок за последние годы накопилось? Пять? Десять? Да только в последнем издании тридцать с лишним ключевых – маршрутных – поправок. А есть ведь еще десятки мелких технических исправлений: справочные, координатные, временные…»
Тамбурини-младший сдержал свое слово и принес Атлас на мостик, как мы и договаривались, минута в минуту. Само собой, я не отказал себе в удовольствии проэкзаменовать самоуверенного «картографа», задав ему проверочные вопросы. Не сложные, а из разряда базовых знаний. На такие вопросы знаток шкиперской документации должен отвечать без запинки в любое время дня и ночи.
Именно так – без запинки – Дарио на них и отвечал. И прежде чем допустил первую ошибку, расщелкал не менее двадцати моих задачек. Но даже когда оказался не прав, взялся спорить со мной, убеждая меня в обратном.
– А вот это ты зря, – ехидно заметил я, листая Атлас, дабы доказать спорщику свою правоту. – Таких-то вещей, братец, шкиперу стыдно не знать. Еще мой отец учил меня, что, когда пересекаешь Срединный хребет с востока на запад, быстрее всего добраться до Щедрого Столпа по каньону Вима, а не Зеленого Мыса. И в Атласе нет поправки, которая бы это опровергала.
– Есть такая поправка, – не согласился новобранец. – Раздел «Примечания», ссылка сорок четыре. В ней сказано, что максимальная скорость, которую может развить в каньоне Зеленого Мыса бронекат вашего класса при нынешнем состоянии каньонного дна, примерно в одну целую две десятых раза выше, чем та скорость, какую вы разовьете в «сквозняке» Вима. Из чего следует, что, имея на борту груз весом в сто тонн, вышедший из Аркис-Грандбоула «Гольфстрим» прибудет к Щедрому Столпу на полтора часа раньше, если он предпочтет первый маршрут второму.
– Полтора часа! – рассмеялся я. – Ты шутишь?! Да ни один шкипер не будет гнать на предельной скорости три тысячи километров, когда он может ехать вдвое медленнее и прибыть к цели лишь на полтора часа позднее, чем в первом варианте. Каким бы гладким ни было сегодня дно каньона Зеленого Мыса, каньон Вима был и остается единственно правильным выбором при расчете подобного маршрута.
– Но в вашем вопросе ничего не говорилось о нежелании шкиперов ехать на Запад с максимальной скоростью, разве нет? – продолжал стоять на своем Дарио. – А значит, по условиям задачи я дал вам абсолютно правильный ответ, и вы не можете этого отрицать.
– Ну, допустим, счетовод из тебя и впрямь лучший, чем из меня, – пошел я на попятную, но счел нужным добавить: – Однако ты ведь уже взрослый и отлично понимаешь: в нашем деле на одной лишь картографии и математических способностях далеко не уедешь. И если бы я ориентировался в первую очередь на указания Атласа, а не на собственное чутье, вряд ли вообще дожил бы до сегодняшнего дня.
– Вы говорите про пересечение вами коралловой «терки»? – осведомился Тамбурини-младший. Перед тем как влиться в мой экипаж, он, похоже, изучил не только Атлас, но и историю наших недавних злоключений.
– Совершенно верно, – подтвердил я и признался: – Хотя вряд ли я по собственной воле рискну когда-нибудь повторить этот подвиг. Может, я и впрямь сумасшедший, но не до такой же степени…
Зачем вообще гранд-селадор попросил меня зачислить его сына в мой экипаж, вы легко поймете по вышеупомянутому разговору между мной и Дарио. Парень действительно был для своих лет феноменально образован. Но, проведя большую часть своей жизни под куполами «Инфинито», он имел весьма скромный жизненный опыт. В отличие от отца, который был приведен в Гексатурм беспризорным подростком и пробился на свой высокий пост с самых низов, Тамбурини-младший не обладал такой хваткой и целеустремленностью. Его главной жизненной страстью была наука, но не стремление к власти. Глава же ордена мечтал видеть сына своим преемником, ради чего и старался выработать у него задатки лидера.
Но как добиться этого, не закалив характер юноши в суровых условиях реального мира? У Тамбурини-старшего такая закалка была: до своего прихода в Гексатурм он вдоволь поскитался по Атлантике и хлебнул лиха. Но не выгонишь ведь Дарио насильно за ворота крепости, дабы он набирался уму-разуму таким же жестоким способом? Поэтому отец старался почаще отправлять его в орденские экспедиции – какая-никакая, но школа. Однако в них парню приходилось по большей части все так же вращаться в обществе братьев-селадоров, а они не слишком охотно общались с прочими обитателями Атлантики. Воспитательная стратегия гранд-селадора раз за разом спотыкалась о всяческие препоны и не давала нужный ему результат.
Наше появление в крепости и мое предложение о сотрудничестве натолкнуло генерала капитула на дельную мысль. Которую он выложил мне вечером того же дня, когда мы впервые посетили храм Чистого Пламени. Став членом моего экипажа, Дарио, во-первых, получит шанс более тесно пообщаться с людьми не из орденского круга. Причем с теми людьми, которые однозначно не научат парня ничему дурному. И во-вторых, странствуя по миру с нами, он будет защищен от многих напастей. Особенно тех, знакомиться с которыми, глядя на них из бойниц истребителя, куда предпочтительнее, чем любыми другими способами.
Сами понимаете, что я не посмел отказать гранд-селадору в его просьбе. С одной стороны, я шел на риск, ведь если на борту «Гольфстрима» с Дарио что-либо случится, мы наживем себе еще одного весьма серьезного врага. Но с другой стороны, устроив для отпрыска на «Гольфстриме» университет, Тамбурини-старший становился нашим высоким покровителем. А при успешном обучении сына – еще и влиятельным другом, способным хоть как-то уравновесить количество наших могущественных недругов.
Вдвойне замечательно, что самого Дарио отцовская идея привела в неописуемый восторг. И я его прекрасно понимал. Для молодого человека, ни разу в жизни не ходившего на бронекате по Атлантике, даже часовая поездка на нем запомнится на всю оставшуюся жизнь. И будь его воля, Тамбурини-младший, наверное, отправился бы с нами в дальние странствия сразу, едва гранд-селадор нас познакомил. Но нам пришлось задержаться в «Инфинито» еще на девять дней, дожидаясь, пока монахи вскроют артефакты, вычистят из них остатки «черной грязи», переложат их в один контейнер, а потом разрежут остальные на части и погрузят те на «Гольфстрим».
Это и было нашим первым поручением от ордена: убрать ненужный мусор. Хранить его на станции не имело смысла – он только занимал бы лишнее место, которого под куполами и так недоставало. Использовать эти отходы в качестве сырья тоже не представлялось возможным. Дабы противоударная оболочка контейнера не вступила в контакт с его содержимым, она являла собой не обычную иносталь, а специальный сплав. Фактическая стоимость такого материала была значительно меньше тех денег, что пошли бы на его обработку. И табуиты приняли решение выбросить остатки двадцати девяти артефактов, которые сначала разрезали на сто семьдесят четыре куска. Затем, чтобы упростить их погрузку и разгрузку, а также спрятать их в трюм. Монахи, как и мы, предполагали, что вактов привлекает не начинка герметично закрытых контейнеров, а непосредственно они сами. Что, видимо, объяснялось уникальностью сплава, из какого они были сделаны.
Избавляться от компрометирующих всех нас улик вблизи «Инфинито» было недопустимо. Их следовало вывезти за пределы Червоточины и сбросить в какой-нибудь глубокий провал, где если не вакты, то по крайней мере люди уже никогда не отыщут этот груз.
Ближайшая такая пропасть, до которой мы, не привлекая к себе внимания, могли добраться за считаные дни, имелась в Бискайской долине. Будучи таким же краем света, как Гибралтар, она находилась вдали от караванных троп и гидромагистралей, а ближайший к ней Столп возвышался тремястами километрами северо-западнее. Чтобы достичь ее, нам следовало обогнуть Пиренейскую оконечность Европейского плато, на что, по моим расчетам, должно было уйти порядка пяти-шести дней. Взяв груз на борт, а также восполнив численность экипажа помимо Дарио еще пятью селадорами, уже имевшими опыт работы с перевозчиками, на девятый день нашего пребывания на станции «Гольфстрим» отправился в путь. А на следующий день мы, переночевав в Гексатурме, вовсю грохотали колесами по окраине Атлантики, постепенно меняя курс с западного на северный.
Памятуя о наказе гранд-селадора не давать Тамбурини-младшему спуска и в то же время не желая, чтобы новобранец с непривычки перетрудился, я составил для него обучающую программу, какой он должен был неукоснительно придерживаться.
Каждое утро Дарио в качестве разминки начинал с подметания верхней палубы, за порядком на которой я поручил ему присматривать, и выслушивания надоедливых понуканий Физза. Ящер не без основания полагал, что у него есть на это право, поскольку он разбирается в уборке лучше молодого табуита. Еще бы, ведь Физз наблюдает за тем, как она проводится, почти семьдесят лет и видел размахивающим метлой еще моего деда Проныру Первого. Новобранец внимал хвостатому советчику, помалкивал и продолжал делать свое дело с благосклонной улыбкой интеллектуального превосходства человека над менее разумным зверем, даром что священным. А ломтик курадо, каким по окончании уборки Дарио всегда угощал Физза, давал понять варану, что новый член экипажа чтит наши традиции столь же свято, как свой орденский устав.
