Андрей Белоусов - Мнимые люди
— Ну что же, господа. Вы всё видели своими собственными глазами. Какие будут умозаключения? — обратился президент к заседающим, коих было и не так уж и много. Сам — во главе стола. С правой стороны от него — первый зам главы правительства; далее генерал Овчаренко, с недавних пор разжалованный до командующего оккупационными войсками и рядом с ним профессор Мирный. С противоположной стороны, разместились: Министр обороны; за ним, генерал Ульянов — командующий фронтом, и аналитик нештатных ситуаций Некрасов. А поодаль от всей честной компании расположился, словно бедный родственник, шестидесятилетний мужчина, с буйной головой, короткой бородой во всё лицо и очками пенсне на носу. И несмотря на то, что этот молодой старичок, был одет в серый и дорогой твидовый костюм и ничем особо не выделялся, весь его образ сразу выдавал в нём очередного «умника» — человека непосредственно связанного с наукой.
Малое количество членов заседания, объяснялось его секретностью. Запись, что попала непосредственно в руки президента и была только что просмотрена членами заседания, оказалась настолько шокирующей, что было принято решение, о нецелесообразности распространения этой информации в широких кругах. Пока весь мир считал, что на территории города Москвы, разыгралась «чума XXI века», а тут вдруг выясняется такое… Что и в страшном сне не привидится. «Новый вид человека» — подумать только! Нет, такую информацию, выпускать на свободу, ну никак нельзя.
«Несправедливо! — закричали бы некоторые, — а где свобода! Где равноправие! Народ должен знать всё!». Но позвольте, народ не может защитить себя сам. Это было возможно, когда весь народ представлял из себя не больше ста человек. А как себя поведут десятки миллионов, без центрального управления, А? То-то и оно. Поэтому правительство и решило, раз народ отдал право свей защиты центральной власти, то и делиться информацией с ним ни к чему. Могут же быть у правительства свои секреты. Тем более, если это, позволяет избежать лишних пересудов и не отвечать на ряд неудобных вопросов.
Благо это, или зло — кто разберёт?
— Ну так, что господа. Вначале пожалуй выслушаем позицию науки, а уж потом обсудим тактическую часть. Вам начинать профессор, — передал пальму первенства президент страны.
Профессор Мирный откашлявшись в руку, выработалась у него такая дурацкая привычка за последнее время, в свою очередь предложил:
— Господа, позвольте, свои комментарии я внесу после. А пока разрешите представить вам Анатолия Грушницкого — профессора социальной психологии и психологии личности, — указал он на отдельно сидящего молодого старичка. — Область знаний, которую нам придётся здесь затронуть находится, к сожалению не в моей компетенции. А посему, профессор Грушницкий ответит на все ваши вопросы куда лучше, чем я. — И представив нового члена закрытого «кружка по интересам», профессор Мирный сел на место, предоставляя слово другим.
— Добрый день господа, — поздоровался Грушницкий, немного приподнимаясь на стуле и застенчиво улыбаясь, заглядывая поочерёдно каждому в глаза. Те в ответ снисходительно кивнули. Хотя знакомство и приветствие были всего лишь формальностью. В действительно, каждый из присутствующих в кабинете, перед началом заседания, ознакомился с личным досье профессора Анатолия Грушницкого.
— В первую очередь, хочу вас поблагодарить, за оказанную мне честь присутствовать здесь и сейчас. И если честно, я просто шокирован тем, что узнал, за последние полчаса. Поступающая ко мне доселе информация, была, мягко говоря… иного толка. И действительность меня так выбила из колеи, что я даже разволновался немного. Простите, — стушевался профессор.
— Мы всё понимаем, господин Грушницкий, — успокаивающе проговорил президент. — У вас не было до сего дня, исчёрпывающих данных по нашему делу и я со своей стороны догадываюсь, что вы прямо вот так сразу, за каких-то, полчаса, сможете преподнести нам сенсационные и правдоподобные доводы. Но всё же… Можете ли вы, хотя бы теоретически, прокомментировать увиденную видеозапись Адама Велеса? Хотя бы теоретически.
— Ну… Это конечно можно, — протянул Грушницкий, почёсывая затылок и снимая одно пенсне, чтобы надеть другое, (и где он их только раздобыл?).
— Только без ваших мудреных слов, — то ли попросил, то ли приказал генерал Ульянов, ёрзая на стуле.
— Да-да, конечно, — отрывая голову от бумаг, растерялся профессор Грушницкий. — Я вот тут набросал, схематически конечно же, примерную модель поведения… Мм… Как их вы там называете? Кажется «мимы»? Да-да. Точно, «мимы». Примерную модель поведения «мимов». А точнее их социальное устройство. И я вам скажу, выстраивается крайне интересная картинка…
— Мы видели их социальное устройство, и ничего интересного в ней нет, — оборвал профессора, министр обороны, пророкотав словно вулкан. — Никакой централизованной власти…
— Да-да. Я с вами согласен, — точно так же, бесцеремонно вклинился Грушницкий. На что министр обороны рассержено повёл бровями. — У «мимов», по моему предположению, власть не сосредоточена в одних руках. Скорее уж всего, управленческую миссию возложил на себя некий совет. Как у нас — совет старейшин или совет депутатов. И скажем так, в него входят где-то от шести до десяти человек. Кхм — кхм. Простите за каламбур. Ну вы меня поняли… И самое интересное. По словам Строгава, можно предположить, что этот совет, не является ядром, всего общества «мимов». Его функция скорее всего заключается, в накоплении знаний. Я бы его назвал, своеобразный такой, банк памяти. В данном контексте, на сегодняшний день, совет несёт этакую функцию стратега — тактическое планирование операций, диверсионные рейды и т. д.
— Значит у них есть военное правительство, — подвёл для себя итог генерал Овчаренко. — А это значит, мы можем дать команду поисковым отрядам, разыскать их военачальников и ликвидировать, тем самым окончив войну. Такое мероприятие, реально провести, господин Грушницкий?
— Кхм-кхм. Даже если вы, чудом разыщите совет и ликвидируете его представителей, то это ничего не даст.
— Почему? — возмутился генерал Ульянов, привыкший решать все вопросы кардинальными методами и идея о ликвидации военного командования «мимов» ему пришлась, очень даже по душе.
— Ну… — протянул Грушницкий, собираясь с мыслями. — Я тут, на днях, ознакомился с теоретическими выкладками профессора Мирного. А сегодня некий Влад Строгав их косвенно подтвердил…
— Ну, не тяните резину, — поторопил его генерал Ульянов, не высказывая вслух общую мысль: «И до чего же противные люди — эти ученые. Ну вечно елозят вокруг да около. Нет бы, отвечать по-военному: чётко и ясно».
И Грушницкий, испугавшись, что его сейчас выгонят, затараторил:
— Даже если вы уничтожите совет, то на его место тут же встанет другой и т. д. Я даже уверен, что у противника уже имеются запасные кандидаты. Вспомните что сказал Строгав: нет незаменимых, есть лишь более достойные всех остальных. Он нам прямо указывает на то, что уничтожение верхушек их власти, ни к чему не приведёт. Ликвидируй вы совет и это будет означать лишь одно, члены совета оказались не столь умны, прозорливы и дальновидны, как этого от них требовали, раз допустили роковую ошибку, а «мимы» просто выдвинут на их место других, более умных, прозорливых и дальновидных. Вот и всё, чего вы добьётесь. Пока живы хотя бы два мутанта — один будет управлять другим, и заметьте по обоюдному согласию, без кулаков.
— Хорошо. В таком случае общая картина ясна. Пойдём дальше, — предложил президент. — На записи, Строгав утверждал, что они совершенные люди. Как это понимать?
— Ха. Это самое интересное, — обрадовался вопросу Грушницкий. — Общество мимикридов, надо сказать, довольно своеобразное. Я бы привёл такое слово, как коллективизация. Что-то подобное пытались построить и в нашей стране. Но «мимы», в отличие от нас, пошли ещё дальше. Куда как дальше…
Объединившись в коллектив, где все равны и у всех есть свои обязанности, они не просто объединились в одно целое, они уничтожили вообще такое понятие, как личность. Их общество напоминает мне структуру взаимоотношений среди коллективных насекомых — муравьев, пчёл, шмелей. Приемлемо ли это для человека? Я не знаю… Но давайте всё же попробуем разобрать.
Мутанты, отказываются от личности — это приводит к потере индивидуальности, влекущие за собой потерю чувств. Что получается? Мнимые люди больше не преследуют своих собственных целей в жизни. У них исчезают мечты, надежды, личные интересы на жизнь. С другой стороны… Эти люди, больше не являются отдельными частичками, которые вольны плыть по воздуху куда им заблагорассудится. Они стали, частью чего-то большего, нежели они сами, по отдельности. У них появились глобальные цели и интересы.
