Василий Головачев - Излом зла

Вскочив, Вася помог встать Ульяне и, открыв рот, уставился на грандиозное сооружение в центре зала, источавшее тусклое желто-медовое свечение.

Высота сооружения достигала метров ста (пещера была еще выше!), и больше всего оно напоминало колоссальную сосновую шишку с раскрытыми чешуями, выплавленную то ли из стекла, то ли из янтаря. Но форма шишки не довлела над этим чудом природы, созданным разумными Инсектами миллионы лет назад, оно было гораздо сложней и гармоничней. Каждая чешуйка шишки состояла из множества более мелких чешуй, создающих впечатление шерстистости и мягкости, основания чешуй собирались в складки, пронизанные шестигранными порами, а все вместе создавало ощущение такой гармонии и эстетического восторга, что невозможно было оторвать от сооружения глаз.

– МИР галиктов, – негромко сказал Иван Терентьевич, тоже зачарованный видом замка Инсектов, – разумных пчел. Такой я вижу впервые.

– Я тоже, – прошептала Ульяна, дотронулась до замершего Васи. – Ну, как тебе замок?

Василий не ответил, поглощенный созерцанием «гнезда» разумных пчел, бережно сохраненного иерархами Круга.

– Идите сюда, – раздался гулкий, сопровождаемый эхом голос Тараса. Он был единственным, кто не увлекся разглядыванием творения древних насекомых.

– Очнись, Балуев, – толкнула Ульяна Васю в плечо. – Еще успеешь налюбоваться.

С трудом сбросив оцепенение, заставив себя оторваться от диковинного зрелища, Василий поспешил за спутниками, собравшимися у шестиугольной дыры входа в основании «гнезда», через которую в него свободно мог въехать трейлер.

– Это не пустой МИР, – сказал необычно напряженный и сосредоточенный Горшин, – он полон Великих Вещей Инсектов. Во всяком случае, «саркофаг» матки-царицы галиктов и пчелиный вариант «Иглы Парабрахмы» в нем имеются. Я даже не понимаю, почему Хранители согласились разблокировать вход именно в этот МИР.

– Значит, у них были свои расчеты, – резонно заметил Вася, затем посмотрел на Ульяну и признался: – До сих пор голова кругом! Действительно, я представить не мог такую… такую величавую красоту! Кстати, кто-нибудь знает, как мы будем выбираться отсюда? По этому скользкому желобу взобраться наверх невозможно.

– Выберемся, – обнадежил его Иван Терентьевич.

– Вполне оптимистическое утверждение, – кивнул Вася. – Ну а что мы будем делать теперь?

– Ждать, – сказал Тарас. – Соболев наверняка захочет взглянуть на трон царицы галиктов, вот там, в «царском тронном» зале, мы и будем его стеречь.

Повернувшись, Горшин первым направился в глубь замка галиктов.

Ориентироваться внутри «гнезда» разумных пчел было довольно легко, в большинстве своем его ходы закручивались спиралями вокруг центральной оси коридоров и вели в зал, где некогда обитала царица-матка, управляющая деятельностью семейства. Стены здания светились везде одинаково и, хотя не рассеивали мрак, все же давали достаточно света, чтобы не спотыкаться о выступы пола и не цепляться за ребра стен. Единственное, что мешало идти быстро, – закругление пола: коридоры здесь в сечении были шестиугольными или овальными.

Через четверть часа ход вывел группу в тронный зал дворца галиктов, и Вася снова остановился, пораженный гигантским помещением необычной – яйцеобразной – формы, стены которого представляли собой сложные лепестковые и чешуйчатые наплывы, переходы и пересечения, перепонки и стебли, сходящиеся вверху на высоте двадцати метров и образующие своеобразный шатер. Даже неопытному глазу было видно, что строители дворца людьми не были.

В центре зала располагался сам «трон» – исключительно красивая «роза» из янтарных растяжек и перепонок, охватывающих центральный кокон трона – светящийся «саркофаг» царицы, словно слепленный из золотистой пыльцы. Рассматривать кокон, шатер и убранство зала можно было бесконечно, и, если бы не спутники, Вася не скоро оторвался бы от удивительной картины.

– Рассредоточиваемся, – сказал Горшин, чей голос взлетел к своду зала и вернулся тонким жалобным вскриком. – Здесь легко спрятаться, выбирайте перепонку-лепесток и становитесь. Вася, что бы ни происходило – не вмешивайся. Единственное, чем ты можешь помочь, – закрыть свой мозг, не думать, иначе он тебя услышит. Представь, что вокруг твоей головы…

– Так? – сказал Вася, напрягаясь.

Горшин прислушался к своим ощущениям, пытаясь настроиться на мыслеволну Балуева, с некоторым удивлением кивнул.

– Молодец! Все-таки в этом юноше дремлет тигр Круга. С Богом, судари мои!

Иван Терентьевич безмолвно пересек зал, исчез за одной из чешуй стены. Горшин взошел на возвышение трона и скрылся за саркофагом.

– Иди, Васечка, – тихо проговорила Ульяна, зябко вздрагивая, словно от дуновения холодного ветра. – И держись изо всех сил.

Вася мгновение всматривался в ее ставшие огромными и темными глаза, вдруг поцеловал в губы – девушка не ответила, но и не отстранилась – и зашагал по ребристо-узловому, напоминавшему корневую систему дерева полу в противоположную от Парамонова сторону. Постояв немного, заняла позицию и Ульяна. По залу царицы галиктов поплыла невесомая, насыщенная призрачной жизнью и тенями прошлого тишина…

То ли Вася задремал, то ли перестарался с «блокированием» собственной мысленной сферы, только он пропустил момент появления Соболева. Казалось, военный контрразведчик возник в центре зала внезапно, как призрак. И в тот же момент его атаковали Посвященные, не давая возможности оглядеться и подготовиться к атаке тому, кто владел его подсознанием, – информационно-энергетической матрице пентарха Удди.

Это нельзя было назвать боем – в том ракурсе, как понимал его Василий. Удары, каждый из которых мог бы парализовать волю любого нормального человека, наносились мысленно, на психофизическом уровне, но энергия этих ударов была столь велика, что, вырвись она на волю, перейди на материальный уровень, – могла бы разрушить не только трон, но и весь дворец Инсектов. Но даже в чувственном диапазоне, доступном Балуеву, каждый удар воспринимался им как судорога пространства, как удар по голове, и некоторое время он только защищался как мог, пока не стал воспринимать действительность и видеть, что происходит.

Посвященные вышли из укрытий и приближались к Соболеву с трех сторон, напоминая слепых: шли они с закрытыми глазами. Их лица и вытянутые вперед руки светились изнутри розовым светом, так что казалось, идут не люди, а стеклянные статуи. Тело Соболева тоже светилось, но иначе – в фиолетово-зеленом диапазоне спектра, и свечение это имело форму странного существа – получеловека-полунасекомого. «Демон необъяснимого!» – вспомнились Васе слова Самандара.