Михаил Сельдемешев - Черный оазис
— Не получится, Папа Карло, — раздался голос из противоположного угла дворика.
— Кто там, на? — Головань, прикрываясь ладонью от пробивающегося через решетку солнца, силился разглядеть приближавшегося к нему незнакомца.
Горина он узнал не сразу.
— Буратино вернулся, — произнес Артем, приблизившись, и расплылся в дурацкой ухмылке.
— Это ты? — Папа Карло привстал от удивления. — Какого тебе здесь надо?
— Ты, наверное, скучаешь по своим мальвинам, да? — не обратил внимания на его вопросы Артем. — Я бы принес тебе парочку, да тебе их здесь строгать нечем.
— Ты, падла, мне и в прошлый раз про куклу мозги клепал! — начал вскипать Папа Карло. — Ты че, думаешь, я идиот?
— Да, — радостно признался Артем.
Папа Карло, выплюнув сигарету и сжав кулаки, бросился на Горина, но через мгновение уже валялся на бетонном полу с обрубленными в коленях ногами и размахивал обрубленными в локтях руками.
— Не надо! — умалял он, шевеля кровоточащими культями.
— Надо, Карло, надо, — склонился над ним Горин. — Теперь ты знаешь, каково приходилось несчастным барби.
— Они же не живые! — ныл Головань.
— А ты пока еще жив, — произнес Артем. — Перестань строить из себя невинность, лучше скажи-ка мне, как отыскать Катаева.
— Кого? — всхлипнул Папа Карло.
— Того фээсбэшника, с которым меня свел Зафар, — напомнил Артем. — Шевели мозгами, папаша, пока кровь не вытекла из тебя окончательно!
Но как Горин ни старался соединить свои мысли светящейся нитью с дергающейся на бетоне головой, найти какую-либо информацию о майоре Катаеве или его золотозубом спутнике не удалось. Похоже, что Головань и вправду знал не больше своего бывшего босса.
Прекратив мучения Папы Карло рубящим ударом по черепу, Горин убедился, что мозги у того, вопреки распространенному среди знавших его людей мнению, все же имелись, и побрел к выходу. Обрубок человека, замерший на бетонном полу, был его последней ниточкой, ведущей к запутанному клубку прошлого. И эта ниточка только что оборвалась.
— А я предупреждал, что здесь окажется полная галиматья! — Левченко постучал указательным пальцем по раскрытой папке с изображением ибисоголового мужика на обложке. — Может, все-таки это не та самая?..
— Я поначалу тоже сомневалась, — ответила Ирина. — Но посмотрите сюда… — она перевернула обложку и показала на изображение Тота.
— Я должен что-то увидеть, не так ли? — с издевкой произнес Александр.
— В уголовном кодексе про это точно не пишут, — парировала Ирина. — Поэтому объясняю: с точки зрения, так сказать, официальной египетской мифологии в руке у него должна быть пальмовая ветвь.
— А это что, разве не ветка? — Левченко пристально вглядывался в потертое изображение.
— Ветка, — кивнула Гончарова. — Но листья на ней уж точно не пальмовые.
— Тополиные? — недоверчиво усмехнулся Александр.
— Почему бы и нет? — Ирина снова раскрыла папку и принялась в который раз перебирать находящиеся в ней бумаги.
По большей части это были листки стандартного формата с напечатанными на машинке текстами: здесь были и описания каких-то шахматных партий, и выдержки из докладов с обилием числовых показателей, и некое подобие школьных сочинений, и многое другое. Помимо зашифрованных сообщений в папке лежала не очень четкая черно-белая фотография с какого-то детского утренника: с десяток детишек в белых рубашках, выстроившихся в ряд на фоне темного занавеса, по которому были рассыпаны вырезанные из фольги звездочки. На обороте фотографии значилось: «1961».
— По-моему, вы знаете, кому следует показать все это, — Ирина захлопнула папку, аккуратно завязала торчащие из переплета веревочки и придвинула ее к Александру Эдуардовичу.
— Знать-то я знаю, — вздохнул Левченко. — Да вот только Гена Шухман скоро от меня прятаться начнет. Сколько можно доставать человека?
— Добрые дела каждому зачтутся, — улыбнулась Гончарова. — Хотите, я сама сделаю копии?
Квартира, которую нашла Лариса, сразу не понравилась Горину. И дело было даже не в том, что ванна была в ржавых потеках, и не в том, что окна выходили на автостраду, и даже не в том, что из-за неправильной вентиляции в квартиру из подъезда втягивало всяческие запахи. Просто у Артема создавалось ощущение, что они обосновались слишком далеко…
— От чего далеко — от центра, что ли? — допытывала Лариса. — Но там еще больше шума.
— Пока и сам не знаю, — пожимал плечами Горин. — Просто далеко, и все.
— Тебе не угодишь. — обиделась Лариса, взяла со стола альбом и забралась в кресло.
— А на столе рисовать не удобнее? — поинтересовался Артем.
— Я привыкла так, — она всем своим видом показывала, что Горин ей мешает.
Он принюхался, подошел к входной двери и выглянул в подъезд. Там, облокотившись о перила, стоял подросток лет пятнадцати и курил.
— Здесь разве место для курения? — спросил его Горин.
— Здесь место для всего, — недружелюбно отозвался подросток.
— Все меня не волнует, а вот то, что издает неприятные запахи, лучше делай на улице, договорились?
— Там холодно, — подросток старался отвечать как можно небрежнее, но в его глазах читалась неуверенность. — Не хочешь нюхать — захлопни дверь.
— Тогда кури у себя дома, а эта лестничная площадка — теперь моя территория.
— Ну, это мы еще посмотрим, — процедил сквозь зубы подросток и неохотно начал спускаться по лестнице.
Вернувшись в квартиру, Артем бережно взял из рук прикорнувшей в кресле Ларисы альбом с наброском нового рисунка и укрыл девушку пледом. Помимо всего прочего, в новой квартире было еще и зябко.
Телефонный звонок поднял Левченко почти в пять утра. Воробьев сообщил, что, кажется, обнаружен офис Шухмана. Спросонок Александр Эдуардович ничего не понял и пытался выяснить у Воробьева, с каких это пор Шухманом интересуется их отдел. Разобрался он, лишь прибыв по указанному адресу.
Оказывается, офис Геннадия отыскала не милиция. Вернее, милиция прибыла уже позже, по вызову соседей, обнаруживших вырезанный замок в железной двери, которая вела в обычную с виду трехкомнатную квартиру.
В квартире было найдено два трупа: охранника, лежавшего в коридоре, и одного из сотрудников, который все еще находился в кресле, уронив голову на клавиатуру перед разбитым экраном монитора. Оба были задушены тонким прочным предметом, следы которого отпечатались на их шеях.
К счастью, Шухмана среди них не оказалось, хотя человека в кресле Левченко узнал: это был специалист, помогавший им не так давно отыскать телефонный передатчик ветерана госбезопасности Цимбала. Паша Воробьев его тоже узнал и именно поэтому догадался, что квартира имеет отношение к Геннадию.
В квартире царил разгром: столы с компьютерами и прочей аппаратурой были небрежно сдвинуты к стенам, сброшенные со столов клавиатуры болтались на перекрученных проводах, на полу беспорядочно валялись дискеты, компакт-диски и документы. Бумаги Александр Эдуардович тщательно проверил, ища переданные Геннадию накануне шифрованные ксерокопии «То-поля-8», но их здесь не было.
Оставив Воробьева за старшего, Левченко вернулся в машину. Было около семи часов утра. Александр Эдуардович вспомнил, что сегодня суббота, и поехал домой, чтобы без спешки позавтракать. Хотя не было у него, надо признаться, аппетита, причем уже очень давно…
— Эдуардович!
Левченко не узнал голоса Геннадия и от неожиданности вздрогнул. Шухман окликнул его, когда Александр вошел в собственный подъезд.
— Гена, ты? — он вглядывался в силуэт человека, притаившегося между почтовыми ящиками и мусоропроводом. — Как ты догадался, что я вернусь домой?
— Я не догадывался — мне просто повезло, — ответил Шухман, выходя на свет и ежась от холода — одет он был уж очень не по сезону.
— Чего же ты в подъезде-то? Пойдем ко мне…
— В другой раз, Эдуардович, — категорично замотал головой Геннадий. — У меня серьезный разговор.
— Тем более, — Левченко нажал кнопку вызова лифта. — За чашкой горячего чая такие разговоры гораздо приятнее разговаривать.
— Но не во всяком доме, Эдуардович, — Шухман нетерпеливо поморщился. — Менты рангом пониже и те уже давно на прослушке живут. Извини, твоим гостеприимством я воспользоваться не смогу.
— Что же мы, так и будем здесь стоять? — в нерешительности спросил Левченко. — Скоро соседи на работу пойдут…
Слова Геннадия привели его в некоторое замешательство: неизвестно, насколько его предположения верны, но вероятность того, что разговоры между ним, Ольгой и Аленкой кто-то слушает, попросту не укладывалась в голове.
— Сегодня выходной, — Шухман вошел в разъехавшиеся со скрежетом двери лифта. — Прогуляемся на верхний этаж.
Они расположились возле небольшого грязного окошка, открывающего вид из подъезда во двор. Наверху оказалось заметно теплее.
