Василий Тараруев - Путь паломника
— Никто и не думал смеяться — серьезно сказал Гарев — Это красивые мечты, я сам думаю точно так же. Я согласен, что мало мы живём, что можно было бы хотя бы лет триста или пятьсот. Мне тоже снятся космические корабли. Только боюсь, при нынешнем устройстве цивилизации, ориентированном на бесконечное обогащение ради обогащения нам вряд ли светят звездолёты. Эх, если бы человечество бросало свои ресурсы не на предметы роскоши и удовольствие низменных потребностей, и не на бесконечные дурацкие войны, а на развитие науки и техники… На развитие самого себя как вида, наконец! Но для этого нужно изменить многое, в том числе психологию людей — избавить их от алчности, эгоизма…
— Человек слишком сложное явление — сказал Сотнич — Как говорится, чужая душа — потёмки. В человеке есть инстинкт самосохранения, есть и способность делать добро ближнему, которая на самом деле лишь инстинкт сохранения уже биологического вида.
— Всё-таки получается, что в человека природой заложен альтруизм? — с торжествующей усмешкой спросил Гареев.
— Вывод неверный — хмуро ответил Сотнич — В человеке заложены и альтруизм и эгоизм в той или иной пропорции. Выжить самому и помочь выжить особям своей популяции. Мы это ещё в прошлый раз со всех сторон обсудили.
— И преобладание того или иного начала во многом зависит от условий, в которых живёт индивид, от информационной среды, в которую его с детства погружают — подхватил Гарев.
— Не совсем так — возразил Сотнич — Воспитание и принятые в обществе поведенческие нормы конечно могут сильно влиять на поведение человека, но многие вещи прошиты на биологическом уровне. Игорь не даст соврать, я собственно из его трудов и почерпнул эти вещи.
— Скажи, Виктор, тебе нравится мир, который ты наблюдаешь? — спросил Гарев — Его чернуха, его склоки из-за хабара, выражаясь языком нашего друга, войны из-за власти, кризисы из-за жадности, нищета миллионов и узаконенные формы грабежа? Разве ты не хотел бы жить в более совершенном, лучшем мире?
— Не люблю утопизм — проворчал Сотнич — Поверь, Глеб, я навидался на своём веку демагогов разных. Не люблю эту породу. Есть среди них и искренние прекраснодушные дураки, готовые на полном серьёзе за свои идеалы бросить миллионы людей в кровавые мясорубки. Разумеется, ради счастья человечества, хотя ты поди знаешь поговорку о том, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Но больше видел субчиков иного сорта — корыстных проходимцев, мечтающих прославиться или пополнить карман на политическом поприще. И даже затрудняюсь сказать, какая разновидность лучше. По-моему, друг друга стоят. Не уподобляйся этой сволочи. Ты вот что-то вещаешь про альтруизм, прогресс, про то что человечество живёт неправильно. А у меня идеология проста: чтоб все люди мирно честно трудились, и никто никого зря не обижал. Ты слишком радикально видишь мир: либо чёрное, либо белое, не признаёшь полутонов. А мир сложнее наших упрощённых категорий добра и зла.
— К злу нельзя относиться терпимо! — с жаром возразил Гарев — Добро должно бескомпромиссно бороться со злом.
— Пафосные разговоры о добре и зле на меня навевают скуку — сказал Сотнич — Слишком уж это относительные и субъективные категории. Идея справедливости мне ближе, но и тут наступаем на те же самые грабли. Никогда не удастся сделать так, чтобы всем было хорошо. Люди не равны, люди по природе эгоистичны, всегда кто-то будет ущемлён, кто-то незаслуженно обижен. Счастья для всех никогда не будет. Это утопия. Попытки насильно осчастливить людей добром не кончались. И вообще, поменьше непрошенной любви всем против их воли, и чуть побольше здорового эгоизма — в итоге парадоксальным образом больше пользы для всех.
— В общем так! — сказал Гареев, вставая с бревна. Писатель приосанился и простёр руку, словно выступая перед огромной аудиторией — Я хочу, чтобы человечество стало жить более справедливым обществом, основанном на рациональном управлении. Обществом, которое все силы и ресурсы бросит на прогресс, на развитие, на установление справедливости. Человечество сильно погрязло в пороках неуместной алчности и потребления. Несправедливо, когда ничтожный процент населения Земли присвоил почти половину имеющихся на ней ресурсов, в то время как миллионы людей не имеют доступа к минимуму нормального образования, здравоохранения, пищи, жилья. С таким неравномерным распределением благ пора покончить. А то, что сейчас человечество свернуло те же космические исследования, и развивает лишь технологии, удобные для удержания власти кучки сильных мира сего над толпами — признак эволюционного тупика. Чёрт возьми, на производство помады и спиртного тратится больше, чем на развитие нанотехнологий. Я мечтаю о другом мире — мире разумного управления, мире справедливого распределения благ, мире звездолётов и прорывных технологий, мире сверхлюдей в конце концов. И именно этого я попрошу у Монолита — чтобы человечество пошло по пути развития, который я считаю правильным, чтоб сбылась моя мечта о рациональном обществе!
— Постой, ты хочешь единолично решить судьбу человечества за всех людей? — встрепенулся Сотнич — Ты всерьёз задумал идти к Монолиту с этим?
— Если это будет на пользу всем людям в мире, то да — кивнул Гарев.
— Ты хочешь одним словом решить судьбу миллиардов людей! — воскликнул Сотнич — А ты спросил их, хотят ли они жить в твоём раю? А ты подумал, какие могут быть последствия от выполнения твоего желания?!
— Я думаю, никому особо плохо не будет — ответил Гарев — В любом случае, вся история человечества сплошная череда войн, грабежей, несправедливостей, слёз и кровопролития. С точки зрения эволюции в целом страдания отдельных индивидов, и даже социальных прослоек мало значат.
— Ты не вправе решать за всех! — закипел Сотнич.
— Нравится тебе или нет, но в истории всегда один человек решал за всех — произнёс Гарев — Прогресс двигали одиночки.
— Нельзя лишать людей свободы воли! — возразил Сотнич.
— Свобода воли — это слишком абстрактная категория — ответил писатель — Больной гангреной тоже имеет свободу воли, протестуя против ампутации.
— Ты не Бог! — произнёс Сотнич, сдерживая гнев — Только он вправе решать судьбу человечества!
— Я буду преступником, если упущу такой шанс принести добро всему человечеству — ответил Гарев — А что касается того, что только Бог вправе решать за всех, то как знать, может я выразитель божьей воли?
— Мне нет смысла с тобой спорить — мрачно вздохнул Сотнич — Но помни, что благими намерениями выстлана дорога в ад.
Гарев бросил на него яростный взгляд, но ничего не сказал.
— Эх, вот у вас всё высокие какие-то мечты — проворчал Сотнич — Один хочет скрытые способности мозга развить чтоб стать гением, второй мечтает жить тысячу лет, чтоб полюбоваться на прогресс человечества, третий, ни много ни мало, хочет одним словом установить в мире царство рациональности и справедливости. А у меня всё гораздо проще и прозаичнее. В общем, жена заболела тяжёлой формой рака. Я возил её в самые дорогие зарубежные клиники, нанимал самых высококлассных врачей — всё впустую. Дорогие лекарства и даже контрабандные лечебные артефакты из Зоны тоже ничем не помогли. Ей остаётся жить считанные месяцы. Я буквально на стену лез. А потом я узнал про Исполнитель Желаний и решил что это мой последний шанс. Конечно, риск что я до него не дойду, ну да чёрт с этим — я всё равно буду до последнего к нему рваться. Вот так.
Сотнич тяжко вздохнул, мрачно нахмурив брови и снова принявшись созерцать клинок десантного ножа. Вновь повисло молчание, на сей раз оно было гнетущим.
— Дон Кихот, а чего хочешь от Монолита ты? — наконец спросил Вершинин — Разве ты не стремился к нему всё то время что находишься в Зоне?
— Я не знаю, чего я попрошу у Монолита — сказал Дон Кихот, чувствуя что выглядит несколько глупо — Я, честное слово, не знаю. Для меня добраться до Монолита было самоцелью. Но я так и не решил, что буду у него просить. Я, правда, не знаю.
Бросок
Панельные многоэтажки мрачно смотрели мёртвыми глазами оконных проёмов. Во многих окнах, как ни странно, до сих пор уцелели стёкла, несмотря на все деструктивные воздействия за прошедшие десятилетия. Крышу ближайшей девятиэтажки до сих пор украшали огромные буквы "СЛАВА КПСС", появлялось странное чувство, что ты перенёсся в прошлое лет на тридцать назад. На пустынных улицах словно остановилось само время.
— Так вот ты какая, загадочная Припять — задумчиво произнёс Вершинин — Грустное зрелище.
— Да уж — согласился Сотнич — А ведь когда-то был такой красивый город-новострой, чистый, солнечный. Я видел фотки, сделанные до той злополучной аварии — красота. Его специально построили, чтоб жил обслуживающий персонал АЭС. В него кучу денег вбухали, при строительстве кучу новых архитектурных решений применили. И жила тут по сути одна молодёжь, средний возраст жителя Припяти был двадцать семь лет. Новенький город, на чистом месте построенный. Простоял считанные годы, и всё кончилось в тот чёрный день, эх…
