Эдгар Берроуз - Пираты Венеры
Торко сделал широкий приветственный жест.
— Мои любимые игрушки, — объявил он. — Многие из них изобрел я сам. Стоит обвиняемому взглянуть на них — признание получено. Но мы все-таки даем им попробовать…
— Даже после признания? — поинтересовался я.
— Конечно. Ведь если ими не пользоваться, они могут заржаветь, не правда ли?
— Разумеется, — согласился я. — Ты рассуждаешь как государственный человек. Теперь мне ясно, что ты истинный зани.
Он повел меня по темному коридору за залом пыток. Здесь размещались маленькие камеры, тускло освещенные единственным слабым огоньком в центральном коридоре. В каждой камере находилось по одному человеку. Было темно, и я не мог рассмотреть заключенных как следует, поскольку они сидели или лежали далеко от дверей. Многие прятали лицо в ладонях, не замечая нашего присутствия. Один стонал, другой повизгивал, потеряв рассудок.
— Вот тот, — пояснил Торко, — был известным врачом, и ему доверяли все, даже наш любимый Мефис. Но ты никогда не догадаешься, чем же отплатил предатель за оказанное ему доверие.
— Неужели он попытался отравить нашего любимого Мефиса?
— До этого он не додумался. Но ты ужаснешься, когда узнаешь, что он сделал. Он попытался облегчить страдания жителей Амтора, умирающих от неизлечимых болезней. Можешь представить себе такое?
— Нет, — ответил я, — не могу. Есть вещи, недоступные воображению обычного человека, и ты убедил меня в этом.
— Его приговорили к смертной казни, но, когда он сошел с ума, казнь отменили. Мы решили, что он будет страдать больше, если останется жить. И оказались правы!
Он повел меня по другому коридору в комнату в дальнем конце здания. Здесь не было ничего, кроме огромной печи. В помещении стоял отвратительный запах.
— Тут мы сжигаем тела, — объявил Торко и показал на люк-ловушку в полу. — Осторожно, не наступи на него. Он не очень прочный. Пепел мы выбрасываем в залив. Если оступишься, попадешь прямо в воду!
Неделю я провел, обучаясь антигуманизму. Затем Торко уехал, и я остался за начальника тюрьмы. Пока он отсутствовал, я делал все возможное, чтобы облегчить страдания заключенных. Приказал вымыть камеры и разрешил помыться заключенным, сменить одежду и выдать приличную еду. За это время не состоялось ни одного заседания суда и лишь одна казнь, но таков был приказ свыше. Однажды в одиннадцать часов я получил уведомление, что Мефис посетит тюрьму в тринадцать часов, то есть в два часа дня по местному времени. Поскольку мне ни разу не доводилось проводить встречу великого человека и никаких тонкостей подобной церемонии я не знал, мое положение оказалось не самым лучшим. Любая ошибка, даже ничтожная, могла стоить мне головы. К счастью, мой кордочан — бывалый солдат — взялся помочь мне. Ему страстно хотелось проявить все свои знания, и, несмотря на столь короткий срок, я вскоре уже достаточно уверенно принимал участие в развертывающихся событиях. С несколькими воинами в качестве эскорта я ожидал в гавани на тюремном корабле прибытия высокого гостя. Когда появился Мефис со свитой, выстроил своих людей, и мы дружно прорычали «Малту Мефис!», он оказался достаточно любезным и удостоил меня личным приветствием.
— Я слышал о тебе. Раз ты протеже Тогании Зерки, то должен стать достойным зани.
— Есть только один достойный зани! — гаркнул я.
Он решил, что я имею в виду его особу, и это ему польстило. Кордочан выстроил всех оставшихся караульных в комнате, и, когда мы проходили, каждый во всю силу своих легких выкрикивал приветствие Мефису. Я удивился, как мог выслушать все это Мефис, не почувствовав себя ослом, но потом решил, что и сам длинноухий не всегда догадывается, что он осел…
Великий человек захотел побывать в подвале, где содержались особо важные преступники. Он взял только меня и двух своих помощников, один из которых был его фаворитом: изнеженный мужчина, похожий на женщину.
Когда мы вошли в коридор, где размещались камеры, Мефис приказал показать камеру, в которой находился Корд, джонг Корвы.
— Торко не назвал имен узников, — объяснил я с соблюдением всех правил отдачи приветствия — Он сказал, что ты пожелал не раскрывать их имен.
— Правильно, — кивнул он, — но, конечно, исполняющий обязанности начальника тюрьмы все же должен знать, где кто содержится, хотя и держать знания при себе.
— Ты хочешь поговорить со мной, Мефис? — послышался голос из ближайшей камеры.
— Это он. Открой камеру и выведи его, — приказал Мефис.
Я снял ключ с пояса и выполнил приказание. Несмотря на перенесенные лишения и голод, Корд все еще оставался красивым и величественным человеком.
— Что ты хочешь от меня? — требовательно обратился он к Мефису, не произнося обычного приветствия «Малту Мефис!». Корд по-прежнему оставался джонгом, а Мефис сжался, чувствуя свое ничтожество. Наверное, именно это вызвало у него раздражение и злобу.
— Отправьте узника в зал суда! — крикнул он и в сопровождении своих спутников направился туда же.
Я легонько взял Корда за руку.
— Пойдем!
Он явно ожидал получить пинок или грубый толчок и с удивлением оглядел меня. Я всем сердцем был на его стороне, ибо понимал, какое унижение он испытывает, когда им, джонгом, командует какой-то подонок, захвативший власть. Кроме того, я боялся, что Корда начнут пытать, и не знал, сумею ли выдержать это зрелище. Только сознание того, что вмешательство не принесет никакой пользы и лишь погубит меня, позволило собрать всю волю, скрыть возмущение и безропотно принять надвигающиеся события.
Когда мы вошли в зал, я увидел, что Мефис и его помощники уже заняли места судей. Мефис приказал подвести узника ближе. С минуту диктатор сидел молча, и глаза его беспокойно метались по комнате. Наконец он заговорил:
— Ты был могущественным джонгом, Корд. Ты можешь снова стать им. Я пришел, чтобы предложить тебе занять трон.
Он ждал, но Корд хранил молчание и стоял, иссохший, но величественный, высокомерно, по-королевски, глядя Мефису в лицо. Такое поведение еще больше раздражало Мефиса, ничтожного человечка, хотя и обладавшего большой властью, но всем существом ощущавшего превосходство гордо стоявшего перед ним узника.
— Я обещаю, что верну тебе трон, Корд — Голос Мефиса все повышался. — Тебе нужно лишь подписать бумагу — Он протянул большой лист — Это позволит Корве сохранить мир и закончить ненужное кровопролитие. Народ Корвы заслуживает мира.
— Что здесь написано? — требовательно спросил Корд.
— Приказ, который ты отдашь Мусо, — ответил Мефис. — Приказ сложить оружие, ибо ты снова провозглашен джонгом и мир вернулся в Корву.
— И это все?
— Практически все, — заявил Мефис. — Только еще одна бумага, которую тебе надо подписать, от чего зависит мир и процветание Корвы.
— Что за бумага?
— Указ о назначении меня советником джонга с правом решать все внутренние вопросы. Там еще содержится условие подтвердить и ратифицировать законы, принятые партией зани с тех пор, как она установила контроль над Корвой.
— Иными словами, бумаги означают передачу всей власти в руки Мефиса, — произнес Корд. — Я бы стал предателем, подписав их. Я отказываюсь.
— Подожди отказываться! Если ты их не подпишешь, тебя сочтут изменником и поступят с тобой соответственно…
— Кто сочтет?
— Суд.
— Значит, в случае отказа меня просто убьют?
— Казнят, — поправил Мефис.
— Я все равно отказываюсь.
Мефис поднялся со своего места. Его лицо было мертвенно-бледным от гнева.
— Тогда умри, глупец! — выкрикнул он и, выхватив пистолет, выпустил в стоящего перед ним безоружного человека пучок смертоносных р-лучей. Корд, джонг Корвы, рухнул на пол.
Глава 11
СЕТЬ ЗАТЯГИВАЕТСЯ
На следующий день во время обхода тюрьмы я решил навести справки о количестве узников и о приговорах, которые уже вынесены, поскольку заключение в тюрьму Ган-Кум-Ров было суровым наказанием. Я узнал, что многие узники осмелились выразить свое мнение о Мефисе и о зани, а их друзья поторопились донести на них. Многие не знали выдвинутых против них обвинений. Некоторые попали сюда в отместку за старые обиды членам партии зани. Один мужчина был осужден за то, что чихнул, стоя на голове, и потому не мог выкрикнуть приветствие; другой задержан, потому что офицер караула пожелал его жену.
Единственное, что могло спасти, — это взятки или помощь видного члена партии зани, но на последнее надежды было мало, поскольку они тоже боялись оказаться под подозрением. Все это касалось узников, находящихся на основном этаже тюрьмы. Но самыми интересными для меня были камеры в полутемном коридоре под землей, где, как я полагал, томится Минтеп. Я не осмеливался проявить интерес к этим заключенным, опасаясь, что на меня донесут, ибо среди узников имелись информаторы, которые докладывали о своих товарищах по камере и получали некоторые поблажки, а иногда и свободу. Торко заявил, что я не должен знать даже имен узников, содержащихся в нижних этажах, но я хотел выяснить, находится ли среди них Минтеп. В конце концов я выработал план действий для достижения своей цели.
