Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
– Эх, Чак, Чак, Чак! Нет у меня желания тебе мстить, хотя раньше я жила с этой мыслью, засыпала с ней и просыпалась. Но теперь не хочу! Мне очень приятны твои извинения, честно, хотя с высоты прошедшего времени я поняла, что ты не виноват, может ты и негодяй, но тот вечер был просто чередой глупых совпадений. В эту череду мог попасть кто угодно, но попали мы с тобой. Неприятно конечно, что знакомство наше случилось в таких скверных обстоятельствах, но прошлое не поменять, его нужно лишь принять и жить с ним.
Гость неловко улыбался, развалившись на мягком стуле. Его глаза выдавали первые признаки опьянения, сказалось и то, что спиртное в войсках было нежелательным, да и таблетка рикетола заметно усиливала алкогольный эффект и в такой момент у Чака всегда возникало непреодолимое желание затянуться сигаретным дымком, но он по прежнему стеснялся.
– Я бы покурил сейчас, ты не будишь против?
– Кури.
Разговор так и не клеился, Чак не мог заставить себя открыться и доверять ей, к тому же теперь Китти была сотрудником штаба армии и обидеть её было бы неразумным поступком, от того и язык свой он старался держать за зубами. Ему начиналось казаться, что прийти к ней в гости было плохой затеей и лучше бы, он лежал завёрнутый в спальный мешок и видел очередной кошмар. Но как бы то ни было они сидели вдвоём в гостиничном номере, в чужом, разрушенном городе, а за окном была непроглядная тихая ночь. И тут наконец-то Чак осмелел, а может просто алкоголь ударил ему в мозг и спросил.
– Китти, раз уж ты задаёшь мне личные вопросы, могу ли я тебя спросить?
– Спрашивай, а то мне надоело уже смотреть как ты ешь, пьёшь и куришь.
– Ты в прошлую нашу встречу была хоть и не такой красивой как сейчас, но всё же я не припомню, чтоб ты хромала? Я надеюсь, что ни чего серьёзного? – слова его были отрывисты и неуклюжи.
– В Берке, рядом со мной бомба взорвалась, осколками спину прошило, вроде бы как врачи все вытащили, но что-то там повредилось в пояснице, я не врач, не знаю, но хромать буду долго, может быть всегда.
– Печально, – ещё одно неуклюжее слово вывалилось из его рта.
– Да нет, ничего печального, я даже уже привыкла, порой и не замечаю. Только вот походка моя теперь далека от той, что любят мужчины, я отныне неграциозна как кошка, а неуклюжа как медведь.
– Но ты всё-таки красива. Честно, у тебя нормальное тело, ноги не кривые. Да лицо у тебя милое, ни как у некоторых, – пытался поддержать собеседницу Чак, на что, та лишь рассмеялась.
– У тебя, Чак, редкая методика флирта с девушками, твои комплименты неуклюжи и примитивны, но звучат так мило и естественно, что аж приятно на душе. Спасибо тебе.
– Мне стыдно это говорить и ещё более стыдно, что говорю это именно тебе, но я не умею флиртовать с девушками, я лишён романтики.
Это откровение заставило Китти удивлённо улыбнуться, подняв узкие брови, она плеснула ещё настойки и, выпив, придвинулась к столу. Уткнув острый подбородок на нежные ладошки, её взгляд вонзился в уже более раскрепощённого собеседника.
– И как же ты дожил до тридцати лет так и не научившись общаться с противоположным полом?
– Да не знаю, не нравилось мне эта фигня с цветами и прогулками под луной, честно ведь это глупо обсыпать девушку лживыми комплементами, лгать и притворствовать если целью любого свидания является постель. Ведь всякий раз когда парень дарит цветы девушке, он желает с ней переспать. Только получается, что парень должен купить этот половой акт тратя своё время, деньги и силы. Так не проще ли воспользоваться услугами тех девушек, что продают себя не слишком дорого и не просят лжи взамен?
– Фу, ты, Чак, и впрямь лишён романтики.
– Прости, такой вот я неотёсанный дурак. Так вот и живу уже тридцать лет. А ведь и у тебя нет ни семьи, ни детей, так чем же ты лучше? – спросил Чак в ответ.
– Я хотя бы в любовь верю.
– А я ни во что уже не верю.
– Это плохо, Чак, нужно хоть во, что то верить, – всё больше располагая гостя к беседе, говорила Китти.
– А во что верить? В любовь? Может начать верить в надежду, в правду, в счастье? Во что? Я даже веру в победу уже потерял.
– Не надо так говорить, Чак, ты как-никак в штабе фронта находишься, кто услышит, так за предателя могут принять. В победу нужно верить обязательно, мы же солдаты, будет победа – будит мир. Домой вернёмся.
– Да дело не в том, что я как либо сомневаюсь в способностях нашей армии победить. Нет, отнюдь! Мне просто безразлична эта победа, мне некуда возвращаться, дома у меня нет. Из родни остался лишь отец.
– Отец это хорошо, у меня вот папа умер давно, а ты говоришь и вернуться не к кому.
– Я ушёл из дома уже более пятнадцати лет назад, будучи ещё подростком. Я ненавидел его, а он меня, я даже порой сомневаюсь, что он узнает меня. Лишь только недавно узнал, что жив ещё старик, даже не знаю, вспоминал ли он обо мне хоть раз.
– Почему ты так с ним?
– Долгая история, не хочу ворошить прошлое. Да и вообще я не об этом, а о том, что верить не во что. Вот во что ты веришь, Китти, кроме любви?
– В добро, – тут же ответила она. – Я верю, что рано или поздно добро и разум победят зло и невежество. Я верю, что настанет в мире такое время, когда люди поймут, что проблемы можно решать мирными путями, верю, что весь свой потенциал люди научаться отдавать в русло прогресса и созидания, тем самым, не оставляя сил на зло и ненависть. Когда-нибудь зло в людях должно выкипеть полностью, превратиться в пар и улетучиться из их умов, оставив место лишь для благих дел.
Лицо Чака расплылось в доброй улыбке, глаза блеснули и он рассмеялся.
– Китти Лина, ты либо наивная, либо просто уже выпила слишком много.
– Наверное, я просто пьяная,
