Вадим Денисов - ОАЗИС. Вторжение на Таймыр
Стало тихо.
- Пойду я на воздух, - объявил Майер и, медленно встав из-за стола, тяжело поплыл к двери, держа за ствол свою "Сайгу-МК" с примкнутым длинным армейским магазином, запрещённым для гражданского пользования. - Напомнили про лешего… Гляну, проверю, может, пальну в кого, легче станет.
Он хлопнул дверью, впустив в натопленное помещение струю прохладного свежего воздуха с запахами осенней сырости и поздних грибов и выпустив в зловещий сумрак часть теплой комнатной ауры, дающей хоть какую-то уверенность в себе. Но не успели все перевести дух и собраться с мыслями для дальнейших бесед, как разведчик пулей влетел в избу, с порога оглушив всех новостью:
- Вертолет на подходе! И теперь идёт не тот маленький, а "восьмёрка", по звуку! Сюда идёт, уже прожектора включил. О, простите дамы, я вас не напугал?
И почти сразу же проснулся трансивер Лапина, прервав процесс сканирования и заполнив помещение чьими-то быстрыми переговорами, звучавшими на удивление хорошо, без шумов и помех. Друзья переглянулись, после чего Майер шепотом сказал: "опа-на". Было заметно, как напряглись иностранцы.
- Что предпримем, господа? - напряжённо и нервно спросил Юрген.
Немец нервничал, и это было непривычно - рука на винтовке, глаза блестят. Сергей подошёл к другу:
- Что замер? - подтолкнул его в плечо, - Давай, передавай.
- Да ничего, не гони, - спокойно ответил Игорь Лапин, оставаясь на месте. Он взял тангенту в руки, но прежде, чем произнести в микрофон первые слова, напрягся, несколько секунд послушал и сообщил напряжённо глядящему немцу:
- А ничего предпринимать и не надо, - и добавил:
- Это Донцов. Вычислил… Если так, то Андрей нам и скажет, что предпринимать, чёрт его и всех нас дери! Спокойные разговоры на сегодня закончены.
Он подошёл к двери и включил переносную лампу внешнего освещения, прикрученную снаружи избы.
- Секундочку! - Юрген хитро улыбался. - Будет справедливым теперь и нам поинтересоваться, а что ищут наши русские соратники? Мы давно решили, что у вас есть свой интерес. Будьте джентльменами, поделитесь с коллегами.
Игорь хотел было что-то сказать, но его отодвинул Майер.
Он тоже улыбался, - широкой открытой улыбкой совершенно честного человека, рубахи-парня:
- То что мы ищем, действительно где-то рядом, но не идёт ни в какое сравнение с Золотой Бабой, уверяю вас. Так, скука… Мы с другом ищем самолёт-разведчик "Москито" фирмы "Де Хэвиленд", переправленный нам в войну по ленд-лизу. Точнее, по его совершенно секретной ветке, проходящей над Таймыром и предназначенной для переброски секретных грузов для Берии, думаю, вам знаком этот исторический персонаж. В прошлый раз мы нашли на подобного "Москито" массу полезных и бесполезных предметов, некоторые из которых могли бы ввести уважаемого Юху и фрокен Энквист в состояние "грогги". На этом борту может быть что угодно, от кип секретных документов до мешочков с алмазами. Он разбился где-то здесь, это мы знаем точно. Тут, как вы заметили, что-то много самолётов падает…
Как видите, ничего особенного.
ЦелеуказанияЧерез огромное сферическое лобовое стекло вертолета "Робинсон" всё было видно просто изумительно, вот что значит "сделано для людей". Не то что наши машины, всегда военно-конверсионные и всегда неудобные для пассажиров.
Красноватые хребты Путоран остались позади. Под машиной проносилась лесотундра с редкими островками деревьев вдоль рек, постепенно переходящая далеко к северу в плоскую бескрайнюю тундру, сливающаяся на горизонте с небом. Тут ощущение одиночества возникает, даже если летишь группой. Ты один среди бескрайних просторов, даже если рядом товарищи. Настолько они велики, что растворяют группу до одиночества каждого…
Всё среди таких просторов незначительно.
Пантелеймон сидел рядом с пилотом и напряженно глядел вперед и вниз. В небе никакого просвета. Все было сплошь затянуто низкими серыми тучами… И летели под тучами. Только что отгремевшая гроза отступала к востоку.
- По широкому кругу обходи, не надо что бы они нас услышали.
- Принял.
- Ты засёк место их посадки?
- Так точно, сели вот здесь, - личный пилот вождя протянул планшет с картой, указал на отметку. - Там старая изба отмечена, больше негде.
- Да и незачем, если есть изба, самое удобное место для базы, - согласился вождь, - Давай еще правей, не поджимайся близко. Будем начинать.
И он обернулся к сидящему позади Константину.
- Готов, сынок?
- Всегда готов, святой отец, - сразу же отозвался знакомый голос - спокойный, чуточку усталый, но полный решимости. Для усиления доказательности Костя бережно похлопал зеленый пластиковый футляр с винтовкой, лежащий рядом с объемным баулом.
- Посмотрим, - Пантелеймон одарил его тяжелым взглядом. - Ты, пока что, запомни одно: никакой отсебятины.
Вообще-то, вертеть головой в тесной кабине не было никакой необходимости, лётное переговорное устройство - глухие наушники и маленький микрофон на гнутой штанге - позволяли переговариваться, не напрягая связок и шеи. Но Пантелеймон любил смотреть в глаза собеседнику, тем более - подчиненному.
Костя тоже пристально смотрел на начальство. Подумать только, раньше глянул бы, и не заметил среди прочих. Лицо суховатое, чуть сморщенное, будто алкоголизированное, в посёлках однозначно сошел бы за бича… Хотя все знали, что святой отец не употребляет ничего крепче травяного чая. Однако взгляд шефа проявлял суть вождя. Сам Пантелеймон считал, что его взгляд обладает неким гипнотическим свойством. Что ж, порой в это можно было поверить.
- Ты теперь мой спецназ и наша надежда. Тебя долго готовили, проверяли и теперь ты выполнишь эту задачу. Но уточню! Даже если тебе не удастся завершить миссию, ты просто вернёшься назад. Ни наказаний, ни репрессий с моей стороны не будет. Потому что мои люди - самое дорогое, что есть у нашего общества. И этим мы отличаемся от бандитских группировок или государства, с готовностью жертвующими лучшими кадрами. Это ты понимаешь?
- Да, святой отец, - сказал Константин серьезно.
- Идёт битва! Битва не только за реликвию, способную сплотить многих и показать преемственность поколений хранителей истинных ценностей. Идёт битва за территорию, за будущие земли и за расклад в новом мире. Это будет славная битва, и она заслужит многих и многих пересказов, - произнес Пантелеймон еще громче. - И эта битва покажет поколениям мальчиков, чего именно от них ожидают, и как должны действовать честные воины.
На какое-то время Ягельник повернулся вперёд, что-то высматривая, и продолжил, уже сидя прямо:
- Эта битва делается не оружием, Костя… Не только оружием. Поэтому ты зря так уповаешь на свой "винт". Там тоже не пионеры.
Костя непроизвольно снял руку с футляра.
- Ты должен следить и слушать, запоминать и записывать. Когда они пойдут в Портал, а они обязательно пойдут туда, ты отправишься за ними. Реликвия там, я давно это понял, и она находиться где-то неподалёку от входа, что бы поколения Хранителей могли иногда доставлять ее в этот мир и убеждаться, что святыня с нами. Воплощение веры должно являться пред паствой. Всё понимаешь ли, Костя?
- Понимаю я, - отозвался тот глухо.
- Эту святую землю уже раздирают на части! Посмотри, сколько на Таймыре китайцев! На подходе другие южноазиаты. Государство всё чаще и чаще являет народу свою беспомощность и неумение осваивать такие пространства, - слышался кипящий возмущением голос. - А теперь еще твари из-под земли. Чудища другого мира решили, что им пора захватить эти территории!
- Может быть, мне все-таки придётся пострелять, так просто они не отдадут, - сам не понимая, почему, Костя всё же решился перебить постепенно впадающего в ярость проповедника.
- Что? А… - словно спохватился Ягельник, недовольно посмотрев на агента. Глянул на часы, потом на планшет с картой. - Может и придётся… Это уж ты сам определишь. Нужно, что бы ты понимал, что такое эта миссия. Она не закончится, пока Святыня не окажется в капище на Аякли. Эта тяжелая работа требует отречения. Не получится взять сразу, будешь идти за ними дальше. Главное, не дать им вывезти её с полуострова.
Великий человек, вождь, властитель отличается от обычных людей вовсе не тем, что очень любит власть и деньги. Власть любит даже милый домашний папа в тапочках. А деньги в наше время ценят и любят уже и трехлетние дети. Великий человек отличается тем, что постоянно и неизбежно придумывает некие Великие Цели. И ради этих целей он, на беду окружающим, всегда способен (и склонен) жертвовать. То есть отдавать на заклание нечто действительно ценное: жизни целых армий и психическое здоровье поколений, общественную мораль и территории. Тем он и страшен, в общем-то. А вся подлость в том, что именно и только Великая Цель способная людей добровольно взорвать мозг и слепо пойти за ней, ломая остатки того, что еще недавно было головой.
