Операция "Берег" - Юрий Павлович Валин
Факт в том, что Вагнер очень много знал. Высшее местное руководство, учитывая технические запросы «Кукушки», почти наверняка знало о работе Портала. Возможно, без подробностей и понимания сути, но возможно, и наоборот. Такие проекты без местной «крыши» в лице партийного руководства прокручивать трудно. Еще вернее о проекте мог знать Эрих Кох — хитрец еще тот. Что там хитрец — крысища отъявленная, чуткая, даже после войны практически умудрился отвертеться, сдох хоть и в тюрьме, но дожив до 90 лет[5]. Этот знал, конечно, еще больше, но давно драпанул из Кёнигсберга, сейчас он в Пиллау, потом на косу перелетит, а там на ледокольчик — шмыг, и в Копенгаген. Перехватить даже теоретически не получается.
А Вагнер где-то здесь. Шанс взять есть, пусть и невелик тот шанс. Что крайсляйтер вообще здесь у дороги делал? Пытался, но не рискнул рвануть из города? Или проверял возможности еще действующей дороги, последней «щели» в окружении Кёнигсберга? Утром наши окончательно закупорят дорогу. Через сутки немцы попытаются прорваться к Пиллау, кто-то проскочит, но в целом уже не получится разблокировать — отобьют их наши.
— Идут! — сказал от рации Алекс.
— Так чего сидим? В укрытие, — скомандовал командир группы. — Камрад обер-лейтенант, тебе особое приглашение?
Евгений спрыгнул с борта, залез под кузов. Здесь, усилиями Яниса и прокачавшегося на саперных работах Робина, был отрыт ровик. На дне уже скопилась вода, но сидеть-лежать вполне можно, корма «фамо» прикрывает сверху.
— Роскошно! — прокомментировал Земляков.
— Э, как в театре, — подтвердил видавший многое товарищ Выру.
Было, конечно, тесновато, да и пьеса шла… недобрая и слишком реалистичная.
На дороге началась суета. Вот нет у немцев раций и сигналов оповещения, а учуяли. Что значит — опыт.
…Разбегались от дороги гражданские, бросали узлы и тележки, некоторые машины остановились, выпрыгивали из-под тентов солдаты. Другие авто и телеги пытались свернуть, застревали в кюветах, опрокинулся высокий фургон с надписью «Рыба и угри»… Нарастал низкий небесный рев и грохот…
…Штурмовики прошли прямо над дорогой. Неслышный треск авиапушек и пулеметов, короткий рев «эрэса» — все тонуло в гуле двигателей. Один за другим мелькали бронированные «горбатые»… три машины, еще три.… С замыкающей тройки летели бомбы, большей частью дымовые, но и этого хватало…
…Отвернули и исчезли в стороне залива штурмовики, строчил в отчаянии им вслед пулемет с какого-то грузовика, что-то спаренное палило вверх дальше по дороге, но самой дороги уже не было — только хаос.
На второй заход «илы» не вернулись — не стояло задачи разнести все вдрызг, вот панику навести, заторы создать — это да. Наверное, нечасто летчикам такие строго ограниченные задачи ставились, но нынче вполне получилось.
Легкая штурмовка не нанесла особого вреда: прошили снаряды грузовик, подожгли бежевый крошечный «фольксваген», дико ржала и брыкалась раненная лошадь, пытаясь сдвинуть с места повозку и убитую в упряжке напарницу. Но на дороге образовалась воистину чудовищная «пробка»: несколько машин столкнулись, развернулся поперек грузовик, буксирующий шестиствольный миномет, бегали, падали, ползли в кюветы гражданские, ковыляли раненые, проскакала в сторону залива, дико мотая головой и хлеща поводом, оседланная лошадь.… И все заволакивали едкие дымы химических бомб.
— Жуть — прошептал Фер, и был прав.
— Встала трасса, минут десять точно есть, — сказал Евгений. — Нужно прочесать.
— Пошли. Алекс со мной, Ян — с тобой. Камрад Фер наблюдает.
— Учтите, видимость минимальная, дым, — поспешно предупредил снайпер.
— Это да, далее двухсот шагов не углубляемся.
Фотоконтроль авиаудара Ил-2 64-го штурмового авиаполка. Восточная Пруссия. Апрель 1945 г.
Дорога приходила в себя, вставали и подбирали поклажу рыдающие фрау, сажали в коляски и тележки детей. Кого-то бинтовали, кого-то относили за кювет. Солдаты сталкивали с дороги легковую машину — снаряд попал точно в центр радиатора. Обер-лейтенант Земляков и Янис посадили на повозку дряхлого старика — ноги того совсем не держали, в выцветших глазах плескался ужас.
— Война — редкое говно, — пробормотал Евгений.
— Э, я давно понял. Еще на лиепайском шоссе. Кажется, это 26 июня было, — припомнил педантичный Ян.
— Вот и я о том же.
Не видел того июня Евгений Земляков. Собственно, и 41-го года не довелось увидеть, и всего 42-го. Поздно призвался товарищ переводчик, довелось немножко отступать, но больше наступать. Но о тех летних прибалтийских, украинских и белорусских дорогах, когда ходили по нашим головам «мессеры» и «юнкерсы», вполне знал. Да и кто не знает? Не нужно наших военнослужащих и гражданских убеждать, что война — говно. Вот с пониманием, что жизнь прожить и ни разу в говно не ступить, это редко какому поколению удается, с этим сложнее.
На философские размышления камрад Земляков не отвлекался, поскольку имелась сосредоточенность на деле. Но самого дела пока не было — на дороге виднелось что угодно, даже повозка с надписью «Марципаны Курта Гелхаара», но никакого намека на объект.
— Ладно, возвращаемся.
— Господин обер-лейтенант, может, до развилки дойдем? — предложил Ян.
— Далековато, — сказал Евгений, и закашлялся. — Кстати, химии даже излишне нашвыряли.
— Э, то верно. Но там на повороте легковая машина стоит и броня. Они на дорогу выехать не могут.
— Так, намек понял…
Оснащена диверсионно-разведывательная группа «Север-К» была вполне годно. Бинокль имелся. В окулярах проплыли хлопья дыма, борт горящего грузовика, вот развилка… Легковая машина, но вполне серьезная, под капотом изрядно «лошадей», камуфляж наведен прямо по лаку — «адлер-дипломат», редкий военно-полевой окрас. Кстати, вполне подходит под описание. Стоят камрады в форме. Размахивает рукой гауптман — о, коллега, тоже в очках, наверняка отличный службист…
Земляков вздрогнул. Стоящий рядом с офицером человек был среднего роста, военная форма, камуфляжная куртка, знаки различия не видны. Лицо… ну, морда как морда, немецкая, малоприятная. Проскочил бы в поле зрения бинокля, если бы не нашивка «За уничтоженный танк».
— Он!
— Что — прямо он самый? — удивился Янис.
— Ну. Вагнер! Везет нам. Живо за нашими.
