Все правые руки - Юрий Витальевич Яньшин
— Благодарствую. Я и так прикемарил тут пока вы там решали судьбы страны, — ответил, тронутый заботой главы государства шофер.
Неспешно тронулись, аккуратно лавируя в узкой арке, ведущей из внутреннего двора на набережную. Спереди и сзади ехали точно такие же автомобили, и с точно такими же госномерами, как и у диктаторской машины (для соблюдения конспирации). Когда выехали на набережную, Валерий Васильевич вновь обратился к водителю:
— Кондратьич, помнишь, я звал тебя с сыном в воскресенье на новоселье?
— Дык, как не помнить-то, если Сам звал? — вопросом на вопрос ответил тот, выделяя слово «сам».
— Так вот, новоселье не отменяется. Просто будет проходить в другом месте.
— Как это?
— Опять мы переезжаем. Сейчас подходил Лютиков и настоял на нашем перебазировании в Ново-Огарево — бывшую резиденцию президента. Так что подъезжайте с сыном туда в воскресенье. У тебя-то пропуск имеется, а насчет сына твоего я предупрежу на КП.
— К какому часу прибыть? — деловито поинтересовался водитель.
— Думаю, что часикам к четырнадцати, — ответил тот, почесывая переносицу.
— Добро, Василич. Подгребем. А то может помощь, какая нужна? Тогда можно и пораньше.
— Да нет, управятся и без вас. Там специальные грузчики с погрузчиками будут.
Кондратьич только кивнул на это. Продолжили ехать в молчании. Афанасьев, погруженный в свои государственные мысли, баюкал, вконец разболевшуюся и судя по всему опухшую руку. Он настолько был погружен в себя, что даже не замечал из затонированного окна машины празднично гомонящую в этот поздний час столицу. Вальронд же, в отличие от говорливого Михайлова, был по природе человеком малоразговорчивым, а регламент несения службы, связанной с сопровождением специальных средств связи, к коим относился «ядерный чемоданчик», вообще запрещал разговоры на отвлеченные темы без разрешения высшего руководства. Так и доехали до дома. Когда они вдвоем с Петром Михайловичем поднялись на второй этаж, то звонить в двери даже не пришлось. Дочь видимо уже давно караулила его возле окна и, увидев подъехавший кортеж, поспешила открывать двери.
— Ну, наконец-то, — выдохнула она, пропуская мужчин в прихожую, — а я все боялась позвонить тебе. Здравствуйте, Петр Михайлович! — поздоровалась она с Вальрондом, и легкий румянец растекся по ее всегда бледным щекам.
— Здравствуйте, Анастасия Валерьевна! — опять сильно смущаясь, и отчаянно краснея, поздоровался он с дочкой диктатора. Афанасьев сделал вид, что не заметил эти два светофора.
— Папа, к тебе пришли, — полушепотом поведала Настя, кивая головой на гостиную.
— Кто? — скривился Афанасьев. В этот час он не хотел никого видеть кроме близких людей, перед которыми можно не скрывать своего состояния.
— Адвокат. От мамы, — все таким же заговорщическим шепотом выпалила она, помогая отцу снять китель. — По какому делу — не говорит, а я уж не стала расспрашивать. Охрана не хотела его пропускать, но я разрешила дождаться ему тебя здесь.
— Адвокат? Это уже интересно, — пробормотал отец, и уже обращаясь к Вальронду, — ты Петр Михалыч не чинись, располагайся по-свойски, чай уже не в первый раз, а я тут еще отвлекусь на кое-какие дела.
С этими словами он и вошел в гостиную, на ходу засовывая ноги в тапки без задников. Навстречу ему с дивана поднялся пожилой дядечка невысокого роста и невыразительной внешности с обширными залысинами и в старомодных очках с толстой роговой оправой. Настя не утерпела и серой мышкой проследовала за отцом.
— Надеюсь мне представляться нет нужды? — спросил Афанасьев у лысого, делая жест рукой, разрешающий сесть на место. Мужчина сел на прежнее место. Афанасьев тоже умастился с другого края дивана.
— Мне сказали, что у вас ко мне дело…
— Да, — опять делая вид, что привстает, сказал тот. — Меня зовут Аркадий Исаевич Бауэр. Я являюсь членом московской гильдии адвокатов и так получилось, что вынужден представлять интересы вашей супруги — Аглаи Петровны Афанасьевой, в девичестве Крутиковой. — Ваш извиняющийся тон и словосочетание «вынужден представлять» наводят на мысль о претензиях ко мне со стороны супруги, — предположил Афанасьев, вытягивая гудящие ноги в шлепанцах и откидываясь на спинку дивана.
— Так, точно-с, — подтвердил адвокат, доставая из маленького кейса, стоявшего у дивана, бумаги. — Вот-с, имеет место быть к вам иск о расторжении брака и разделе совместно нажитого имущества. Поверьте, это не моя инициатива, я просто исполняю свой долг адвоката, — приложил он руки к груди, как бы моля о прощении.
— Не стоит извиняться, Аркадий э-э-э…
— Исаевич, — тут же подсказал представитель «крапивного семени»[85].
— Да-да, Исаевич. Нечто подобное я и предполагал, — скучным голосом ответил диктатор. Где-то за спиной охнула и тут же замолкла Настя, но Валерий Васильевич даже не обернулся.
— Я взял на себя труд самолично доставить вам копию искового заявления, — подобострастно заявил «крестьянин»[86], протягивая Афанасьеву четыре скрепленных степлером листа с убористо набранным текстом.
— Настенька, солнышко, принеси-ка мои очки. Они в барсетке на трюмо в прихожей, — попросил он дочь, по-прежнему не оборачиваясь.
Женщина опрометью метнулась в прихожую и уже через несколько секунд несла очечник, на ходу доставая оттуда окуляры.
— Костя дома? — негромко спросил он у нее.
— Да. В своей комнате сидит в наушниках и как всегда, на компе рубится в GTA, — ответила она, недоумевая, причем тут внук.
— Хорошо. Не надо ему знать о том, как выжившие из ума, на старости лет, скандалят его дед с бабкой, — пояснил он ей свое любопытство.
Пока Валерий Васильевич, держа левой рукой заявление, и щурясь, вчитывался в мелкий шрифт, адвокат хранил гробовое молчание. Казалось временами, что он даже дышал через раз. Дочь тоже застыла каменным изваянием за спиной у отца, слегка опираясь на спинку дивана. Ни один мускул не дрогнул на лице у Афанасьева, пока он читал сухое, но в тоже время наполненное цифрами и перечнем подлежащих оспариванию материальных средств, послание. Он прекрасно понимал, что это не плод и без того невеликого ума супружницы, а итог мозговой деятельности старшей дочери. Сама Аглая не додумалась бы до такого позорища на склоне своих лет. «Вот, Юлька, и чего ей не хватает? Сама бегает, как угорелая кошка и мать с панталыку сбивает» — беззлобно, но с сожалением думал он о старшей дочери. Наконец, дочитав перечень желаемого получить по суду имущества и денежных средств, он устало положил исковое заявление на диван — между собой и адвокатом и снял очки.
— Уже все прочитали? — поинтересовался лысый визитер.
— Да, — кратко и буднично, как о чем-то обыденном ответил Валерий Васильевич.
— Ошибки? Замечания? Может быть,
