Куница. Том 4 - Вадим Александрович Оришин
Я не расслаблялся, это могла быть игра. Хитрый обман, манёвр. Однако были причины выслушать маркграфа… Очень веские причины.
— Да, давайте сядем.
Мы расселись. Ни о каких напитках не шло и речи, слишком ощутимым, давящим было напряжение.
— Я начну с проекта «Валькирия», — заговорил Шолль. — Именно он легендировал мои воспоминания о будущем.
И маркграф рассказал. Проект, о существовании которого я догадывался. Не скрыл Шолль и своего напарника, де Крепона. А затем долго перечислял несостыковки, чёрные пятна, события и явления, нарушающие логику и последовательность событий. Где-то эти чёрные пятна были прикрыты фиговым листком, объяснения шиты на белую нить, как, например, объяснение очевидной странности: всего два человека из множества вернулись в настоящее. Должно быть больше, намного больше. Шолль рассказал о базах Валькирии, зачем-то перенесённых ближе к фронту. Якобы, чтобы потенциальных агентов было ближе транспортировать, но это глупость. Как и уничтожение этих хранилищ. А ведь я о них ничего не слышал. Вообще ничего, тогда как такую информацию обязаны были распространить среди старших офицеров. Если бы знал — принял бы участие в штурмах. Но нет, ничего.
Затем Эмиль подтвердил отсутствие временных парадоксов. Он рассказывал о событиях, что ещё не случились. И ничего не происходило, ни с ним, ни с нами. Затем Эмиль рассказал о некоторых больших сражениях той войны. Пошли нестыковки. Мы не просто по-разному видели эти сражения, не совпадали участники, точное место действия, даже дни. Тогда как другие события Шолль описывал в полном соответствии с моими воспоминаниями. Он поимённо называл наших командиров. Естественно, знал не всех, но некоторых он лично подверг допросам. Некоторых и я знал лично. Снова некоторые факты совпадали, некоторые шли вразрез.
— Александр Макаров, командовал штурмовым отрядом, — назвал очередное имя Эмиль.
Киваю.
— Да, помню такого. Близко не общались, но пересекались.
— Сколько ему должно быть сейчас?
Я задумался, прикидывая годы.
— Шесть лет и пара месяцев.
Шолль кивнул.
— Всё верно. Только Александре Макаровой сейчас три года, а никакого Александра не существует.
— Достаточно! — остановил нас Владимир. — Дима, что ты об этом думаешь?
Если бы на этот вопрос было легко ответить.
— Не торопитесь, князь, — попросил Шолль. — У меня на осознание ушло несколько месяцев. Дайте своему другу хотя бы пару минут.
Мне столько не требовалось.
— А мои навыки? Опыт? Видения — это одно. Нельзя через видения освоить навыки!
Маркграф кивнул:
— Всё верно, Куница. Однако я нашёл лазейку. Сделка с Касандрой, если переводить название практики, разработанной ещё сотни три лет назад. Секретная практика, опасная. Наши силы специальных операций, во время одной оперативной разработки, обнаружили базу подготовки. Базу Малефикаров. Испытуемый помещался в особую закрытую комнату с единственным выходом. Выход вёл в лабиринт, где испытуемого ждали смертники, готовые его убить. Цель — покинуть лабиринт, убив всех, кто встанет на пути. Уловка была в сделке с демоном. Испытуемый, проваливаясь, возвращался в начало, снова и снова. У него был всего час, повторяющийся раз за разом. И либо он одолеет врагов и найдёт выход из лабиринта, либо сойдёт с ума и попадёт в лапы демона. С точки зрения внешнего наблюдателя испытуемый не двигался, время не текло, не повторялось. Это были всего лишь видения. Видения, позволяющие получить опыт.
— Десятки лет опыта?
Эмиль развёл руками.
— Я не знаю, с кем мы имеем дело. Не знаю, какие ресурсы есть у того, кто это с нами сотворил. Я знаю одно. Будущее, которое мы с тобой видели, необходимо предотвратить. К войне нет никаких непреодолимых предпосылок.
— Кроме одной, — останавливаю поток убеждений.
На лице Шолля отражается вопрос.
— Ты здесь много говорил, Эмиль. Красиво говорил, признаю. Но в твоих рассуждениях есть момент, из-за которого я не могу перестать подозревать тебя в обмане. Маленькая, но очень важная деталь.
Немец не понимает. Оставим намёки, раз уж мы установили, что можно раскрывать будущее, то к чему останавливаться?
— Вы применили против нас оружие массового поражения. Ультиматум Танатоса. Атака, что стёрла с лица Земли Петроград вместе с десятком миллионов человек.
Зрачки маркграфа дёрнулись. Удивление? Он отвёл взгляд, о чём-то глубоко задумавшись.
— Когда? — спросил князь.
— В две тысячи…
Я сбился с мысли. Посмотрел на Шолля, тот точно таким же взглядом смотрел на меня.
— Дима? — не понял моего молчания Владимир.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя говорить.
— В воспоминаниях нет чёткости. Даты плавают. Я помню, как получил известие о смерти Михаила, брата, в девяносто седьмом. Он был в Петрограде в момент нанесения удара. И я помню две тысячи шестой, война уже идёт, но пока без ожесточения, и вроде как даже предпринимаются попытки договориться, всё разрешить, и по городу наносят удар. И чем больше об этом думаю, тем больше всплывает дат.
Эмиль кивнул.
— У меня нечто схожее. Это событие постоянно держалось на границе внимания, но уходило из фокуса. Осознал случившееся я только сейчас. И откуда ты знаешь, что это был Ультиматум Танатоса, а не что-то иное?
— Мы изучили заклинание, искали защиту на случай, если вы попытаетесь нанести удар ещё раз.
— Вы нигде не концентрировали столько сил, чтобы такой удар себя оправдывал.
— Потому что не придумали защиты. Мы же не идиоты, подставляться.
— Достаточно, — оборвал нас князь. — Эмиль. Это оружие существует?
Немец медленно, с едва скрываемой неохотой, кивнул.
— Да.
— Нам нужен жест доверия, ты это понимаешь? Всё, что ты здесь наговорил, не исключает хитрого плана, против нас же и направленного. Там в будущем вы победили?
Маркграф мрачно прищурился.
— С чудовищными потерями. Повторения этой катастрофы я допускать не хочу.
Волконский такого ответа и ждал.
— А победы без таких потерь? Уже интереснее, согласить?
— Я — реалист, князь. Победа в любом случае будет пирровой.
— Это твои слова. Но ты можешь нас убедить. Рассказав о местоположении этого оружия. Если я что-то понимаю в магии, подобное требует огромного количества концентраторов и вряд ли может быть особо мобильно.
Шоллю требование не пришлось по вкусу.
— Это предательство. Я — не предатель. Я хочу предотвратить катастрофу, предотвратить войну, в которую втянули мою страну.
— Мы не собираемся этим оружием пользоваться, Эмиль. Возможно, при
