Пограничник (том 2) - Сергей Анатольевич Кусков
— Только бронзовое, ваше сиятельство… — пролепетала девчушка. Всё ещё испуганная, но я видел в ней страх перед неизвестностью, будущим. Меня она как личность, как человека, почему-то не боялась. И старалась всячески услужить. И постельные утехи… И к ним относилась спокойно. Надо раздеться — разденется, и ноги спокойно, без рефлексий раздвинет — ибо надо ведь!
— Пошли. Принесёшь. Я разомнусь пока. — В хате душно как-то. Проведу разминку, адреналином вытравлю остатки хмеля.
Вышел на улицу. Блин, солнце уже под самым куполом, почти зенит. Почти полдень, получается? Вот это я «отдыхаю»!
— Вот, сеньор граф. — Девчушка вынесла большой надраенный бронзовый поднос. Не зеркало в прямом смысле слова, но с зеркальным эффектом. Здесь уже умеют лить зеркала. И кто бы мог сомневаться, монополия на них у Таррагоны! Всё больше и больше аналогий с нашей Венецией. Такие же сверхбогатые, такие же скоты, такие же наглые и себялюбивые. И, наверное, так же плохо кончат под пятой достаточно сильного Наполеона. Делают же тут зеркала просто, пусть в теории это секрет, охраняемый пуще, чем Форт-Нокс. Раскатывают фольгу то ли из свинца, то ли олова, и заливают стеклом. Правда, и качество фольги далеко от идеала, а качество стекла — вообще жуть… В принципе жуть, без относительно региона… И выходит такой кадавр, что весь мир спокойно смотрится в надраенные поверхности и не парится, ибо за сумасшедшей стоимостью профессионального зеркала кроются больше понты владельцев, чем функциональность.
— М-да-а-а… — потянул я. — И кто меня так? — Посмотрел на слуг и перефразировал. — И с кем это я так… Подрался?
— Купцы какие-то. — Девчушка пожала плечами. — И несколько благородных. Северяне. Из Сан-Педро, так ярл говорил.
— А чего мы сцепились? — Я нахмурился. Международного скандала только не хватало. Сан-Педро вольный город или тоже владения Мурсии? Или не Мурсии? Чёрт, не помню! — И кто из них список кого бояться потерял и полез с кулаками на местного землевладельца? Вообще что ли попутали, салаги? Завещание пергамента стоит!
— Так это вы на них, сеньор, попёрли. — Паршивка довольно улыбнулась. — Вы с сеньором Сильвестром и воинами, и сеньорой герцогиней, на гитарах играть изволили, вся таверна вас слушала, и мы не при делах на сцене сидели. И я до ветру выйти решила. И меня сеньоры купцы и благородные на обратном пути того… — Покраснела. — Пытались места мои разные пощупать. А я брыкалась. А вы взяли и наваляли им. Нескольких раскидали. А потом они на вас посмели в ответ. А вы скамейкой. И стулом. Разбили о спину одного дубовый табурет тамошний! — Восхищение в глазах — она в меня прямо влюбилась, я — её герой и кумир. — Кричали: «Не тронь девчонку!». А потом ваши друзья навалились. Но тоже не стали мечи обнажать, а с кулаками. И кулаки на кулаки, всех вынесли. Из таверны. И добивали во дворе, перед входом. А потом к кораблю их погнали.
— А стража что? — Хренасе я пропустил! Аж челюсть отвисла. Обапел, ты Рома, обапел!
— А страже ярл Йорик приказал всех оцепить и к дерущимся никого не подпускать, — продолжала излагать… Виновница драки. Первопричина. Всё, теперь понимаю, что эта первопричина в моём доме делает. Она — мой боевой трофей. Что в бою взято — то свято. Непреложная истина этого мира. И плевать, что бой на кулаках — бой же!
— Ярл сказал, это в Пуэбло у благородных развлечение такое, «коробка» называется, когда на кулаках друг с другом, — закончила она.
Коробка… Я нахмурился, соображая. Точно! Коробка — «кахон». Но в английском «коробка» — «бокс». Да йоба же ш! Всё, Лунтику больше не наливать!
«И сколько раз ты зарекался, Ромик?»
Но сейчас точно перебор! А главное — потеря чести. Благородному драться западло, для этого меч есть. А я опять на кулаках.
— Значит, мы дрались, а они никого не разнимали… — а жизнь, оказывается, и не такая скучная. Йорику ввалить или не стоит?
Кивок ведьмочки, а у меня ассоциация, раз рыжая — значит ведьмочка:
— Но и никому не позволяли помогать. Ни вам, ни им. Только те, с лодки, и вы, кто начинал. И всё. Остальных стражи оттеснили мечами наголо.
— А были желающие помочь? — Я криво улыбнулся. Всё же Йорик заслужил прощение.
— Да половина посёлка! — радостный выкрик. — Ой, теперь уже, конечно, города. Тут же северян — тьма. Сидят, скучают. А тут их парней кто-то бьёт. Оно ж в драке сразу не видно кто с кем, только понятно, что кто-то «наших». — А тут грамотно излагает — чувствуется, в крестьянских драках боевой трофей шарит. — Но когда северяне всё поняли правильно, только кричали из-за линии стражи, за кого или за другого болеют, и как кому наподдать. Весело было, весь город сбежался смотреть. А вы их дружно месили. А потом прогнали к кораблям и кричали гадости вслед. Но не преследовали. Не благородно это «трусов добивать».
— Та-ак! Дай-ка воды. Просто попить, из колодца, — успокоил её, взбледнувшую при слова «вода».
Вку-усно! Вода здесь замечательная. С реки пить запретил, только на хознужды и мытьё. Так что Йорик, приехав, первым делом приказал рыть колодцы. Много колодцев! ОЧЕНЬ много колодцев! Ну, кроме коней — для коней воду из реки можно. И у него отчего-то количество слёгших с животом по сравнению с правлением Никодима резко упало. Есть тут лодочный ангар-лазарет, но он не переполнен, как был с его приездом, наоборот, наполовину пуст — вчера доложили, хвастались. А народу с того момента наоборот, прибавилось. Вон, всё побережье вокруг лодками заставлено.
В голове окончательно прояснилось, а тут подошёл и Трифон:
— Вот, сиятельство. Пергамент. Вы спали, а люди от ярла с утра принесли, с самого раннего. Ну, куда ж ради писульки вас будить, проснётесь — всё прочитаете. Верно же?
Я не стал язвить, хотя хотелось. Взял и прочёл. Пергамент гласил, что некая Виктория дочь Пабло из Санта-Изабель-что-на-реке-Пушистой-в-Мериде, передаётся сиятельному графу Пуэбло за один асс, и пошлина со сделки оплачивается прежним владельцем, Сильвестром из Альмодавиллы…Йопт, ну и название! И поступает в королевскую казну. В смысле пошлина со сделки. В размере лунария. Фигасе, только пошлину на девочку в целую корову оценили! А это лишь какой-то процент от стоимости, какой — убейте, не помню, я ни разу лично не продавал и не покупал рабов, ни до, ни после
