Вольфганг Хольбайн - Враг рода человеческого
— Плохой водитель, вот кто я сейчас, — улыбаясь ответил он.
Но Бреннер оставался все таким же серьезным.
— Почему вы помогаете нам? — спросил он.
Хайдманн не сразу ответил, некоторое время он смотрел куда-то в пространство невидящим взором. Бреннер понял, что он просто высматривает дорогу сквозь начавшуюся вдруг метель.
— Думаю, это случилось оттого, что я сделал свой выбор. Я выбрал жизнь и стал на ее сторону, — наконец сказал он.
По мнению Бреннера, это был довольно странный ответ, в нем чувствовалась какая-то тайна. Особенно если учесть, что эти слова произнесли уста человека, который по всем канонам медицины должен был быть мертв. Бреннер внимательно пригляделся к Хайдманну, лицо которого освещалось зеленоватыми отблесками, падавшими с приборного щитка. Причем Бреннер делал это отнюдь не тайно, а прямо глядя в лицо водителя. Если тот и чувствовал себя неловко под его взглядом, то умело скрывал это.
Лицо Хайдманна не было похоже на лицо зомби, это было лицо живого человека. На его щеке виднелась ужасная открытая рана, но ведь она не была опасной для жизни. Однако сквозь разошедшиеся полы плаща Бреннер теперь хорошо видел темное пятно на рубашке незнакомца. В центре этого пятна была круглая дыра размером с большую монету, заполненная запекшейся кровью. На спине Хайдманна — с противоположной стороны — виднелось другое отверстие, больших размеров. Сам плащ почернел от крови и был прожжен во многих местах. Этот человек, казалось, не имел никакого права оставаться в живых. И все же он был жив.
— Вы не должны бояться меня, — внезапно сказал Хайдманн. Он не отрываясь смотрел вперед, но его слова свидетельствовали о том, что он заметил пытливый взгляд Бреннера. В конце концов Бреннеру стало неприятно разглядывать его.
— Но ведь вы должны были давно умереть!
— Возможно, именно это я и сделал, — улыбаясь ответил Хайдманн. — Может быть, мы должны изменить наши воззрения на смерть и жизнь и дать этим понятиям новые определения, — он снова пожал плечами, но на сей раз еле заметно, так что это не отразилось на движении машины, которая мчалась теперь сквозь настоящую пургу. — Впрочем, это не имеет никакого значения. Не беспокойтесь обо мне.
Таким образом незнакомец так и не ответил на вопрос Бреннера. По всей видимости, он сделал это сознательно. Бреннер еще какое-то время задумчиво глядел на него, а затем повернулся и уставился на дорогу, глядя на бушующую за окном вьюгу. На лобовом стекле уже налипла ледяная корка, поэтому было очень плохо видно. Снегопад усиливался, а ветер становился все более порывистым, он швырял пригоршни снега прямо в лобовое стекло. Хайдманн включил фары, но все равно видимость составляла не более тридцати метров. Они давно уже выехали за пределы города и теперь мчались по безлюдному шоссе. По обе стороны заасфальтированной трассы тянулись высокие сугробы. Похоже, их машина была первой, проезжавшей по этому шоссе с момента начала снегопада. Снежный покров, устилавший дорогу, был совершенно нетронутым, и у Бреннера было такое чувство, как будто это шоссе вело в никуда. Он с удивлением спрашивал себя, каким образом удается Хайдманну в такой обстановке так уверенно вести машину. Сам бы он, пожалуй, не справился с этой задачей.
— Уже давно должен был бы начаться рассвет, — промолвил Салид за их спиной. Бреннер повернул голову и только сейчас заметил, что палестинец встал и подошел вплотную к их креслам. Он стоял за их спинами, опершись обеими руками о спинки их сидений и, сильно прищурившись, смотрел на дорогу сквозь занесенное снегом окно. Он смотрел куда-то вверх, туда, где должно было быть небо, но где вместо него клубилась какая-то серая масса. Возможно, это были снеговые тучи, а возможно, что-то совсем другое.
— Который теперь час? — спросил Бреннер.
Салид пожал плечами и ответил, не потрудившись даже взглянуть на часы:
— Понятия не имею. Мои часы остановились.
— Нам осталось недалеко ехать, — произнес вдруг Хайдманн. — Вы должны пересесть назад.
— Почему?
Бывший полицейский кивнул головой куда-то в сторону, туда, где кружилась белая вьюга.
— Скоро мы доедем до зоны оцепления. Там впереди будет пост, было бы лучше, если бы вас никто не заметил.
— Блок-пост? — Салид внутренне напрягся, но Хайдманн небрежно махнул рукой, как бы успокаивая его. Бреннер немного занервничал, когда Хайдманн, сняв левую руку с руля, полез в карман плаща. Но судьба на этот раз была благосклонна к ним: машина не начала вилять из стороны в сторону и не врезалась в сугроб.
— Не беспокойтесь. Никто не станет задавать глупых вопросов, — сказал Хайдманн и достал из кармана удостоверение, оправленное в прозрачную пластиковую оболочку. Он протянул документ Салиду, Бреннер увидел, как Салид изумленно нахмурил лоб, как бы не веря своим глазам. Но палестинец так ничего и не сказал, молча отдав через несколько секунд удостоверение полицейского его владельцу. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел на свое место, а затем покорно сел рядом с Йоханнесом. Бреннер слышал, как Салид заговорил тихо о чем-то с патером, но не мог разобрать, о чем идет речь.
— А вы знаете, он ведь убьет вас, если окажется, что впереди нас ждет ловушка, — тихо сказал Бреннер Хайдманну.
Хайдманн только улыбнулся, и в тот же момент Бреннеру стало ясно, как нелепо звучали его слова. Хайдманн не принадлежал больше к числу людей, которым можно было пригрозить смертью.
— Простите, — пробормотал Бреннер.
— Да ладно уж. От старых привычек с трудом отвыкаешь, не правда ли? — и Хайдманн кивком головы указал назад на скамью, где сидели Салид и Йоханнес. — Вам тоже лучше пересесть назад. Нам очень недолго осталось ехать до блок-поста.
Бреннер не сразу встал. Он с удовольствием продолжил бы свою беседу с Хайдманном, но, пересаживаясь от него, он в то же время чувствовал своего рода облегчение. Ему было жутко разговаривать с мертвецом. Но, наверное, ему следовало привыкать к этому. Что там сказал по этому поводу Хайдманн? “Возможно, мы должны изменить свои воззрения на жизнь и смерть и дать этим понятиям новые определения”.
* * *Вертолет приземлился точно в назначенное время. По крайней мере, так решил Кеннели — его наручные часы остановились. Правда, он не знал, может ли еще доверять своим внутренним часам, которые подсказывали ему, что с момента разговора по телефону прошло полтора часа. И вот уже вертолет садился на крышу здания больницы.
Кеннели эти полтора часа показались полутора веками. Теперь он очень смутно помнил, каким образом вышел из высотного здания, расположенного на другой стороне улицы, и добрался сюда. Его вел инстинкт самосохранения, который уже помог ему сегодня избежать самого страшного в момент осады дома. Он запрещал ему думать об ужасных сценах, разыгравшихся на его глазах, в том числе и о встрече с призраком Смита. Все это казалось ему теперь нереальным. Кеннели убедил себя в том, что это были галлюцинации. Он старался не задумываться о том, что именно должны означать эти видения.
Кеннели стоял на лестнице с подветренной стороны и следил за снижающимся вертолетом, отмечая про себя все особенности этой машины. Он много слышал о подобных вертолетах, но еще ни разу не видел их: это была совершенно бесшумно двигающая машина, которую не могли засечь никакие радары. Насколько знал Кеннели, в мире существовало всего лишь несколько таких вертолетов, они участвовали прежде всего в секретных операциях ЦРУ и ВВС США. То обстоятельство, что таинственный собеседник Кеннели летал на одной из таких машин, красноречиво свидетельствовало о его ранге.
Кеннели направился к вертолету и увидел, что его боковые дверцы распахнулись. Кеннели остановился, втянув голову в плечи — снег внезапно сменился колючим градом, который ветер швырял ему в лицо. На глазах Кеннели появились слезы, и он просто не мог сдвинуться с места, так как ничего не видел перед собой. Вращающиеся винты работали совершенно бесшумно, но поднимали вокруг себя вихрь, который сбивал Кеннели с ног. Это приводило еще и к тому, что потоки воздуха сметали слой снега с обледеневшей крыши, и по ее скользкой поверхности невозможно было сделать и несколько шагов. Кеннели попробовал продвинуться дальше, но тут же остановился, не упав только каким-то чудом.
Однако в конце концов кое-как преодолел расстояние и, дойдя до вертолета, увидел протянутую ему руку. Кеннели с благодарностью ухватился за нее. Другой рукой он оперся о край, подтянулся, напрягая силы, и влез в кабину. При этом в последнюю секунду он потерял равновесие и упал, разбив колено, поскольку пилот тут же поднял вертолет вверх, не дав Кеннели возможность сесть.
Кеннели неловко прополз на четвереньках в глубину кабины, а человек, подавший ему руку, тут же захлопнул дверцу. Кеннеди увидел, выглянув наружу, как быстро вертолет набирает высоту. Бесшумность, с которой работала эта машина, была просто жуткой.
