Роман Глушков - Грань бездны
Но здесь, на заповедном островке древности, зажигалка гранд-селадора даже не опалила ему пальцы. Не говоря о том, чтобы причинить какой-либо вред нам. Правда, поняли мы это не сразу, а после того, как в страхе шарахнулись от табуитов. Так, словно они не зажгли перед нами искру чистого пламени, а дунули на нас ураганным порывом ветра.
Даже воплощение боевой доблести Севера – Убби Сандаварг, – и тот утратил невозмутимость, отпрянув от огонька. Про нас и говорить нечего. И пускай в следующее мгновение всем нам стало чертовски неловко, поздно было делать вид, что мы не испугались, а просто пошутили. И потому нам оставалось лишь признать, что разверзшаяся меж нами и табуитами пропасть действительно существует. И что мы страшимся ее гораздо сильнее, нежели «немного сумасшедшие» Тамбурини и Кэрью.
Я бы не удивился, посмейся гранд-селадор над нашей нервозностью так, как он посмеялся над просьбой Малабониты. Но в этот раз он даже не улыбнулся. Генерал капитула продолжал как ни в чем не бывало держать перед собой зажженную зажигалку и демонстрировать нам это чудо из чудес. А мы, устыдившись своей дикости и взяв себя в руки, вернулись обратно, подступили поближе и уставились на огонь словно завороженные.
Меня все еще трясло от выброса адреналина, и все мои инстинкты вопили о том, чтобы я бежал отсюда прочь сломя голову. Но теперь, когда я одержал над ними верх, следовать их животному позыву было неразумно. Мы и так показали себя с неприглядной стороны, и нам срочно требовалось реабилитироваться в глазах хозяев.
Да, огонь на древних картинках действительно походил на настоящий огонь ровно настолько, насколько портрет человека похож на свой живой оригинал. Настоящий огонь тоже был живым. Он двигался, мерцал и источал тепло. А когда Убби рискнул поднести к нему ладонь, он тут же ужалил чересчур осмелевшего северянина. Тот отдернул руку, но, судя по его реакции, враждебность безобидного на вид огонька не удивила Сандаварга.
– Воистину правы легенды: всяк, кто притронется к Чистому Пламени, будет неминуемо им отмечен, – проговорил крепыш-коротыш, потирая ожог. – Вы гляньте: такое маленькое, а как яростно защищается! Как же, интересно, бороться с ним, если оно вдруг вырастет величиной с этот купол?
– Гораздо проще, чем с метафламмом, – заверил его Тамбурини. – Во-первых, все постройки на станции сооружены из негорючего материала. А во-вторых, у нас есть система пожаротушения, за исправностью которой мы следим не менее строго, чем за прочим оборудованием… Ну что, насмотрелись?
Мы, все еще смущаясь, закивали головами и стали благодарить гранд-селадора за оказанную нам любезность. Он в ответ лишь отмахнулся – мол, да бросьте, сущие пустяки, – вновь звякнул крышечкой зажигалки и, накрыв ею огонек, загнал тот обратно в его карманное хранилище.
– Не переживайте, – подытожил генерал капитула преподанный нам, дикарям, урок. – То, как вы отреагировали на пламя, даже такое маленькое, вполне нормально. Ничего постыдного в таком поведении нет. Оно – это совершенствующийся от поколения к поколению, естественный защитный механизм человека, вынужденного сегодня не дружить с огнем, а спасаться от него, как от злейшего врага. Не удивлюсь, если через сто или двести лет человек и вовсе научится чуять потенциальные источники метафламма там, где они могут возникнуть. Однако пробудь вы на «Инфинито» хотя бы три-четыре месяца, ваши защитные инстинкты сильно бы притупились, а то и вовсе сошли бы на нет. Здесь они причиняли бы вам сплошные неудобства и мешали бы нормально жить и работать в реалиях эпохи Чистого Пламени. Вторжение Вседержителей как никакая другая глобальная катастрофа доказало: мы – люди – окончательно вымрем лишь тогда, когда на планете полностью исчезнут вода и воздух. Прочие же лишения, как учит нас новая история, мы вполне можем пережить…
Отдельного кабинета для главы ордена в столовой предусмотрено не было. Он принимал пищу в том же скромно обставленном помещении, что и прочий персонал станции, включая, очевидно, членов капитула. Разве что сегодня в связи с нашим визитом Тамбурини перенес свой обед на более позднее время. Такое, когда в столовой уже никого не осталось и мы могли беседовать, не обращая на себя внимание и не отвлекаясь на посторонние разговоры.
Обеденный зал наполняли незнакомые, но приятные ароматы. И пусть в моем представлении райская пища должна была пахнуть иначе (как именно, я не знал, но полагал, что от ее запаха человек и вовсе сразу впадал в эйфорию), желание отведать экзотические блюда во мне не исчезло. Даже несмотря на то, что я, как перевозчик, не привык думать о еде до заката солнца, унюхав здешние запахи, я вдруг почувствовал непривычный мне дневной голод. Который при виде уже сервированного для нас стола разыгрался еще больше.
Мы были не настолько важными гостями, на которых гранд-селадор пытался бы произвести впечатление разнообразием деликатесов. Да и откуда вообще взяться деликатесам у экономных и аскетических монахов? Наверняка сотрудники «Инфинито» баловали себя изысканной кулинарией лишь по большим праздникам, а их у табуитов насчитывалось от силы два или три в году.
Меню было скромным, но питательным: салат из вареных яиц и овощей, куриная похлебка, бифштекс с гарниром из жареного картофеля и напиток со странным названием «кофе». Лишь салат подавался холодным, хотя все его компоненты также были приготовлены на огне. Остальные же блюда повара разогрели на нем до такой степени, что от них валил пар. И выглядело это, доложу я вам, просто восхитительно! Куда там до Чистого Пламени лучам полуденного солнца, которое не сделает по-настоящему горячей даже ложку воды, не говоря о целой кастрюле.
А еще на нашем столе лежал хлеб! Да-да, тот самый испеченный на огне хлеб, который легенды называют главной пищей человечества всех времен и народов. Несмотря на то что наша хлебная паста, которую мы густо замешиваем из муки и воды, является по сути тем же хлебом, только недоделанным, разница между этими, казалось бы, близкородственными продуктами была просто огромная. И на вид, и на ощупь, и на аромат, и уж тем более на вкус. Поэтому неудивительно, что едва мы сели за стол и Тамбурини предложил нам отведать его угощение, все гости перво-наперво не сговариваясь потянулись к хлебу.
Испуг при виде огня был простителен для всех нас, кроме Сандаварга. Но вот незнание правил хорошего тона на званом обеде могло, наоборот, быть вполне естественным для Убби, но никак не для нас. Впрочем, надо отдать ему должное, в храме он не стал пренебрегать столовыми приборами, как делал это, путешествуя на «Гольфстриме». И пускай неуклюже, но пользовался ими весь обед, стоически борясь с искушением плюнуть на дурацкие светские манеры, которым его никто отродясь не учил. И лишь из уважения к хозяевам северянин продолжал портить себе удовольствие от поедания райской пищи тоскливой обязанностью соблюдать этикет. Это был первый на нашей памяти случай, когда Убби старательно перенимал у «проклятых южан» опыт и при этом не бранил нас последними словами.
Описывать вкус того или иного блюда человеку, который их ни разу не пробовал, – дело в высшей степени неблагодарное. Я и не буду заниматься этой бестолковой работой. Опишу лишь свои итоговые ощущения, да и то вкратце, ибо они имеют лишь косвенное отношение к нашей истории.
Дабы не обжечь с непривычки горло, мы вняли предостережению гранд-селадора, взявшись поглощать пищу не спеша и понемногу. Отведав хлеба и найдя его во много раз вкуснее, чем паста, которую мы замешивали сегодня себе на завтрак, мы перешли к салату. Который меня, мягко говоря, уже не восхитил. Хотя виду я, естественно, не подал и, как и прочие гости, также отметил любопытный вкус сваренных в кипятке яиц и овощей. После чего, дабы мои слова не расходились с делом, прилежно доел свою порцию, разве что добавки, как Малабонита и Гуго, просить не стал.
К счастью, с мясными блюдами все оказалось не так мрачно. И похлебка, и бифштекс вернули мне едва не испорченное салатом настроение. А также дали дельный совет на будущее: если я попаду-таки когда-нибудь в рай, то сразу же прямиком побегу к тем котлам, где великие повара готовят яства из мяса. И никогда не стану тратить время – даже с учетом того, что впереди у меня будет целая вечность, – посещая те уголки рая, где нашего покойного брата угощают вареными яйцами и подобными салатами.
Обещанный нам Тамбурини обеденный разговор состоялся, когда мы перешли ко второму блюду. В отличие от похлебки – мне с детства не нравилась вяленая курятина, но в такой гастрономической обработке я был готов ее просто боготворить – бифштекс остывал не так быстро. Да и расплескать его было уже нельзя. Так что теперь, когда мы перестали целиком сосредоточиваться на том, как аккуратнее донести горячую пищу до рта, у нас появилась возможность делать это и беседовать одновременно.
