Сага о Кае Эрлингссоне - Наталья Викторовна Бутырская

пожалел о своем решении уже через несколько минут. Ингрид по сравнению с козами была как бог Мамир по сравнению со мной, она хотя бы могла понимать человеческий язык. Эти же рогатые твари были бесконечно тупы, не понимали ни слов, ни палки, ни даже топора, обухом которого я приложил одну из них, только жалобно блеяли. Как будто ругались на своем козьем и проклинали мою семью вплоть до пятого колена.

За полчаса мы с Ингрид смогли дотащить их только до леса, а потом они и вовсе уперлись. То ли боялись темноты и хруста веток, то ли чуяли зверье.

— Так, Ингрид, пусть козы останутся здесь. Мы возьмем с собой только двух.

— А остальные?

— А остальные пусть поживут тут, раз им так нравится. И вот еще… Ты хочешь получить свою первую руну?

— Но у меня еще не пошла кровь, — нахмурилась девчонка. — Тетка говорила, что до первой крови руну не получить.

Хмм, а я такого не слышал. Какая еще первая кровь? Неужто она ни разу себе палец не резала или носом не ударялась? У меня нос вообще кривой, Ненне, урод, свернул его в первый же день после того, как получил свою козью благодать. Но ничего, с помощью Фомрира я вернусь и сверну его сопелку так, что он высмаркиваться на щеку будет.

— А ты попробуй. Если будешь такой же слабой, как сейчас, то точно отстанешь, и тебя сожрут волки.

— Хорошо, — Ингрид не выглядела напуганной. Ее полуопущенные веки создавали впечатление, что она то ли дремлет, то ли вот-вот уснет. И от этого у меня руки чесались вмазать ей, чтобы она встряхнулась. — Что надо делать?

— Все просто. Вот тебе нож! Смотри, не урони его. Я подержу козу, а ты ударишь ей по горлу сильно-сильно. Со всей силы. Если не будешь стараться, боги отвернутся от тебя.

Я схватил за рога первую попавшуюся козу с белым пятном на лбу.

— Ой, только не Беляночку! Она такая красивая, — закричала Ингрид, даже глаза нормально раскрыла.

— Хорошо-хорошо, — я отпустил Белянку и подвел другую козу. Девчонка подозрительно зашмыгала носом. — Что, и эта не подходит? Так какую тебе не жалко-то?

— Вот ту, с кривым рогом. Она все время бодается. У меня из-за нее синяки на ногах.

Я сплюнул, догнал криворогую, с трудом подтащил ее к девчонке. Коза упиралась так, словно понимала, что ее сейчас будут резать. Если бы не полученная благодать, так я и вовсе бы не справился с этой животиной.

— Вот, я ее держу. А ты вспомни, сколько она тебя обижала. Она же твой враг, верно? Настоящий злой враг. Она тебя била, гоняла, и сейчас, если я ее выпущу, сразу же наскочит на тебя и проткнет рогом насквозь. Ты должна ее убить. Отомстить за все синяки. Бей сильно-сильно, в горло, сразу за бороденкой.

Ингрид кивнула, зажала нож двумя руками, напыжилась так, что даже уши покраснели, а потом как воткнет лезвие козе в шею, только сбоку, а не спереди. Криворогая отчаянно забилась в моих руках, заблеяла.

— Режь давай! Дерни нож на себя! — закричал я, с трудом уворачиваясь от бешено молотящих копыт. Хвала Скириру, Фомриру и Хунору, она послушалась, и спустя несколько минут коза затихла и свалилась на землю. Но я на нее и не глядел. Ингрид стояла передо мной с окровавленным ножом в руках, вся в мелких каплях крови, с широко распахнутыми глазами, и не очень походила на человека, получившего благодать.

Я подождал немного, а потом спросил:

— Ну как? Есть что-нибудь?

— Нет, — сказала она, едва не плача. Но тут троллева коза дернулась последний раз, и у девчонки изменился взгляд. — Да, горячо, вот тут, — и она ткнула себя в живот.

— Отлично, а теперь вытри кровь с лица, и пошли. Возьми двух самых послушных коз, обмотай им рога веревкой.

А сам тем временем отрубил заднюю ногу убитой козы, замотал, как смог, в траву, это будет нашим ужином сегодня, а заодно и завтрашним обедом. И мы отправились в путь.

Я решил не отходить далеко от берега, но прямо около воды идти было невозможно, там были резкие каменистые обрывы и неудобные переходы, поэтому придется идти горами и лесами. Ингрид повеселела, даже ее полусонный взгляд стал более осмысленным, и она, ведя за собой одно из животных, засыпала меня вопросами:

— А какой бог меня одарил благодатью? Скирир или Фомрир?

— Ты не похожа на воина. В лучшем случае это был Хунор.

— Бог-охотник?

— Да, он первым из весенних богов вышел из моря, а потом убил медведя.

— А какой был медведь?

— О, это был самый большой и злобный медведь на свете, — говорил я, прорубаясь через валежник и засохшие ветки. — Огромный, в половину того дерева, его клыки были длиной с нож, и когда он рычал, весь лес дрожал от страха.

— И Хунор его победил?

— Хунор не воин, а охотник. Он выследил медведя в лесу и поднял его на рогатину, но когда разделывал его и снимал шкуру, поцарапал руку о его черный острый коготь. Поэтому все охотники после хорошей добычи проливают немного своей крови в знак уважения к Хунору и в благодарность лесу.

— Значит, и я тоже должна пролить кровь, раз я поохотилась на козу?

— Значит, и ты должна. Эй, что ты делаешь?

Ингрид вытащила нож, который я ей оставил, и провела по ладони. Нож был тупым и иззубренным, поэтому там появилась не гладкая ровная царапина, а рваная ссадина, но пара капель крови оттуда вытекла. Девочка вытерла руку о кору ближайшего дерева и сказала:

— Тебе, Хунор, мой дар! — а потом облизала рану.

— Никогда не режь ладонь, дура! Тебе же ей потом щит держать или топорик. Хотя ты ж девчонка…

Я махнул рукой и пошел дальше. Совсем не соображает, что делает. Я же просто так ляпнул про Хунора. Откуда мне знать, кто из богов решил взглянуть на грязную девчонку, прирезавшую козу? И вообще, почему этой Ингрид так повезло? В таком возрасте иметь первую руну — это редкая удача. Обычно ждут, пока не пройдет двенадцать-тринадцать зим после рождения. Когда я был маленьким, я часто просил отца, чтобы тот позволил мне принести первую жертву раньше, чем положено, ведь я и так был самым сильным в Сторбаше, меня боялись, меня уважали, со мной считались все безрунные. Отец отмалчивался, и лишь мать, устав слушать мои просьбы, сказала, что за детьми до семи лет присматривает богиня Орса, а остальные боги не собираются тратить