Физик - Василий Горъ
Как ни странно, этого Вале хватило за глаза. Нет, последние несколько минут сумасшедшей гонки по вечерней столице она ощутимо нервничала, но стоило Суккубе въехать в Серебряные Ворота Императорского дворца и сесть на хвост машине сопровождения с гербами Волконских вместо номеров, как целительница приложилась к себе каким-то заклинанием и избавилась как от легкой бледности, так и от последних сомнений. В результате, выбираясь из машины в подземном гараже, не только выглядела, но и ощущалась абсолютно спокойной.
Да, следующие четверть часа, убитые на скитания по роскошнейшим коридорам и анфиладам самого большого дворцового комплекса Европы в сопровождении четверки «двустворчатых шкафов» из Собственного Его Императорского Величества Конвоя, я видел лицо Замятиной всего раза три, но не заметил ни страха, ни неуверенности. Вот и решил, что все, может быть, и обойдется. Тем не менее, во время недолгой лекции о правилах поведения в присутствии августейших особ улучил возможность нащупать и ободряюще сжать предплечье целительницы, а за несколько мгновений перед тем, как переступить через порог гостиной Ее Императорского Величества Мирославы Михайловны, вообще подмигнул. И, с чувством выполненного долга сделав восемь шагов следом за «старшей сестричкой», предстал перед государыней и госпожой Шаховой.
Пока фиксировал поклон уважения, успел прийти к выводу, что вот так, в реальной жизни, восьмидесятитрехлетняя мать Ярослава Шестого выглядит в разы интереснее, чем на официальных портретах. И дело было даже не в том, что стараниями Валентины Алексеевны смотрелась от силы лет на тридцать пять — государыня, вроде как, отошедшая от дел еще в конце тридцатых годов, ощущалась не «функцией», а женщиной. Да, властной, да, высокомерной, да, холодной и безжалостной. Но при этом способной на человеческие чувства.
Само собой, оценил и изысканную красоту породистого лица, и грудь, распирающую роскошное коралловое платье с кружевами, и давящую ауру мастера третьей ступени школы Воды, и интерьер сравнительно небольшого помещения.
Но так, мельком. Ибо Императрица-Мать закончила разглядывать нашу троицу, вперила тяжелый взгляд мне в переносицу и поздоровалась. А после того, как мы ответили в точном соответствии с полученными ценными указаниями, шевельнула пальцами левой руки, и Шахова, плавно поднявшись с банкетки, обтянутой темно-красной тканью, скользнула к входной двери.
В поле моего зрения появилась буквально секунд через тридцать-сорок, подошла к небольшому стеклянному журнальному столику на золотых или позолоченных «львиных лапах», деловито активировала мощную «глушилку» и вернулась на свое место, а Мирослава Михайловна, удовлетворенно кивнув, сняла «маску» всесильной Императрицы-Матери и продемонстрировала нам другую, чуть более теплую. В смысле, изобразила намек на улыбку, повела рукой в сторону широченного дивана и предложила располагаться поудобнее. А когда мы выполнили это распоряжение, поздравила Суккубу с очередной «убедительнейшей победой», дала понять, что этой победой гордится вся Империя, а потом пошутила. Очень близко к теме, некогда придуманной Яной:
— Знаете, единственное, что меня слегка расстроило — это марка машины, на которой вы выиграли эту гонку: на мой взгляд, покажи вы соперникам их место на «Хозяине Леса», победа получилась бы более красноречивой!
Мы вежливо посмеялись, и женщина, удовлетворенная такой реакцией, посерьезнела и поймала мой взгляд:
— Лютобор Игоревич, я прослушала запись вашей беседы с Валентиной Алексеевной раза три, тщательно изучила ваше досье и не поленилась вызвать к себе Марину Викторовну Лисицину, тем не менее, хотела бы убедиться в вашем здравомыслии сама. Вы не ответите на несколько моих вопросов?
— Почту за честь, Ваше Императорское Величество! — поклонился я и… ответил. Вопросов на сорок с гаком. Причем разной степени заковыристости и на темы, далеко выходящие за пределы программ общеобразовательных школ и Императорского Лицея номер один. Да, четыре раза честно признал, что в принципе не представляю, о чем идет речь, так как политикой никогда не интересовался, дважды озвучил мнение, не обрадовавшее венценосную собеседницу, и разок отказался отвечать, ибо счел вопрос провокационным, но в общем и целом не ударил в грязь лицом.
Это признала и Императрица-Мать. Правда, несколько своеобразно:
— Что ж, легенды о физиках действительно не врут: вы не только умны, рассудительны и наблюдательны, но и обладаете рядом качеств, с которыми невозможно не считаться: несгибаемой волей, отвагой, обостренным чувством справедливости, хладнокровием, здоровым упрямством и тэдэ.
Обращаться к венценосным особам без их высочайшего соизволения нам очень не рекомендовали, поэтому я демонстративно выгнул бровь. Что, конечно же, не осталось незамеченным:
— Вы с чем-то не согласны?
— Я удивлен, что вы, Ваше Императорское Величество, не упомянули один из краеугольных камней моего характера — привычку воздавать сторицей и за добро, и за зло.
Волконская нехорошо прищурилась, подалась вперед и процедила:
— Это вы так намекаете на заслуги Зыбиных в раскачке вашего Дара?
— Нет, Ваше Императорское Величество, я сказал именно то, что думал. Но раз разговор коснулся помощи, оказанной мне главой этого рода, Раисой Александровной и Яниной Демьяновной, то, с вашего позволения, изложу свои соображения. Для начала, я прорвался, будучи учащимся их школы-интерната, и уже через считанные минуты после этого получил квалифицированную помощь очень толковой, благожелательной и квалифицированной целительницы. Далее, с этого момента и по сей день в меня вкладывали не только деньги, но и души. Да, безусловно, в действиях Александра Всеволодовича присутствовал расчет, однако этот человек сделал для меня в разы больше, чем обещал. Ибо мы с ним сошлись характерами, и он помогал не пешке, способной пройти до конца игрового поля и превратиться в фигуру, а юноше, которого в других условиях с удовольствием принял бы в род. Однако мой моральный долг перед этой личностью меркнет перед долгом Раисе Александровне, ее племяннице и целительнице, приставленной ко мне еще в конце октября: первую я считаю названной старшей сестрой и лягу костьми, но останусь горячо любящим младшим братом до конца своих дней, со второй по-настоящему дружу и не предам ни за что на свете, а третьей, уже три месяца каждый божий день сливающую на исцеления моего тела по три-четыре резерва, помогу заслужить дворянство.
Императрица-Мать насмешливо выгнула бровь и фыркнула:
— Это, как я понимаю, не только декларация намерений, но и условия, которые, вроде как, не обсуждаются, верно?
— Так и есть! — твердо сказал я. — Как я уже говорил, эти личности вкладывают в меня душу, и я отвечу тем же. Чего бы
