Бесславные дни - Гарри Тертлдав
В качестве подарка на выпускной, семья подарила ему поездку на Гавайи. Ему сняли номер в отеле "Ройал Гавайян" прямо на берегу Ваикики Бич. Вокруг было полно зелени, росли кокосовые пальмы и баньяны, ограждая райский уголок от внешнего мира. Номер стоил 20 долларов в день, в то время, когда миллионы людей расшибли бы себе лбы, благодаря бога за 20 долларов в неделю. Оскар никогда не беспокоился о деньгах, не переживал он за них и теперь.
По соседству с "Ройал Гавайян" находился клуб "Балка", в котором с 1908 года собирались люди искусства и сёрферы. Близость клуба к отелю привела к тому, что Оскар за какую-то пару недель из свежеиспеченного бакалавра превратился в бродягу. Впервые увидев, как по волнам скользили белые доски, как они выкатывались на берег, он так и замер с открытым ртом.
- Господи, надо тоже попробовать! - воскликнул он. Никто из постояльцев "Ройал Гавайян" не обратил внимания на его слова. Вообще, очень немногие из них выразили желание прокатиться на доске. Ещё меньше в итоге попробовали. И совсем уж единицы научились в этом хоть немного разбираться.
Следующим утром, за полчаса до рассвета Оскар стоял у входа в "Балку". Клуб открылся в восемь. Открывший ему дверь мужчина, улыбнулся и сказал:
- Здравствуйте, malihini. А вы нетерпеливый.
Malihini по-гавайски означало "незнакомец" или "новичок". Без улыбки его можно было расценить как оскорбление. Оскару было плевать, если бы так и было на самом деле. Он просто кивнул мужчине, кожа которого была того же коричневого цвета, какой она позже станет у самого Оскара.
- Научите меня! - потребовал он.
Сначала он учился плавать на доске, лежа на животе, затем на коленях, потом, наконец, стоя на ногах. Скольжение по волнам стало самым необычным, что он переживал в своей жизни. Будто сам Господь дал ему крылья. Наверное, так себя чувствовали ангелы. Впрочем, за ангелов он говорить не мог. Он знал лишь, что хотел заниматься этим всю жизнь.
Через две недели он должен был вернуться домой. Вместо этого он продал обратный билет и переехал в место менее пафосное и более дешевое, чем отель "Ройал Гавайян". Он насколько мог, растягивал имеющуюся сумму, лишь бы подольше остаться на Гавайях. Единственная роскошь, которую он мог себе позволить (для него самого это была жизненная необходимость) - это уроки сёрфинга.
Когда деньги, вырученные за билет, кончились, какое-то время он работал в доках, а каждую свободную минуту проводил, катаясь на доске. Вскоре, брать уроки больше не понадобилось. Ещё через какое-то время он сам начал учить. К зиме он уже умел управляться с доской на уровне тех, кто занимался этим всю жизнь.
Во всяком случае, он так считал, пока вслед за членами клуба "Балка" не переехал на зимовку на северное побережье Оаху. Таких волн как там, он прежде никогда не видел в районе Гонолулу. Они шли с севера Тихого океана, с самой Аляски. Когда они доходили до побережья Ваимеа и других мест, известных членам клуба, то достигали высоты трехэтажного здания.
Плавание по таким волнам - это уже не просто спорт. Если что-то шло не так, человек словно падал с огромной скалы, а скала обрушивалась на него. Не единожды она выбирался на берег, отплевываясь от колючего песка. Он выбил себе два передних зуба, ударившись о чью-то доску. Впрочем, это увечье было своеобразной меткой членов клуба. У половины сёрферов клуба "Балка" либо стояли протезы, либо на месте резцов зияли дыры.
В северную Калифорнию он так и не вернулся. Некоторое время родственники писали ему взволнованные письма. Он отвечал, что у него всё в порядке. В итоге, они сдались и перестали писать. Он продолжал писать им короткие послания, когда вдруг вспоминал об этом. Он всё-таки был порядочным человеком. Но время шло и он всё реже и реже думал о местах за пределами Оаху.
Ему дали прозвище - Спокойный Оскар. Он удара о коралловую гряду на ноге у него остался шрам. Он подружился с несколькими девушками-туристками, приезжавшими учиться сёрфингу откуда-нибудь из Сиэтла, Сент-Луиса или Саванны. Занятия эти с самого начала проходили в довольно интимной обстановке и частенько продолжались после захода солнца. Почти все эти дамочки возвращались домой счастливыми. Оскар был доволен.
В удачные времена ему вполне хватало денег, полученных за занятия, чтобы сводить концы с концами. Когда дела шли не очень хорошо, он возвращался в доки или мыл посуду в многочисленных забегаловках Гонолулу, либо трудился на тростниковых или ананасовых фермах, расположенных в глубине острова. Ему было без разницы, чем заниматься, когда он не на берегу.
Однажды, когда по собственным меркам он находился на подъеме, он выложил сотню баксов за "Шеви" 1927 года с жесткой крышей и с разбитым задним окном. То, что предыдущий владелец считал недостатком, в глазах Оскара выглядело преимуществом. Так можно было удобнее укладывать доску. Сама доска, изготовленная из куска дерева коа, была толщиной 7 см и длиной более 3 м, отчего перевозить её было довольно непросто. Увидев, какие преимущества давало Оскару отсутствие заднего стекла, несколько его товарищей сразу же разбили задние окна своих машин.
Оскар воспитывался в буржуазной семье. Не единожды он спрашивал себя: что же он вытворял с собственной жизнью? Но все сомнения улетучивались, когда он скользил на гребне волны, или когда обучал азам сёрфинга очередную девчонку на побережье у отеля "Моана" в Ваикики. Он отлично проводил время. Зачем стремиться к чему-то ещё?
К концу 1941 года он научил уже многих людей. Денег было немного, а зима прогнала туристов из холодных районов региона. Но, когда последняя подружка швырнула ему в голову вазу за то, что он не попросил её руки накануне её возвращения в Лос-Анджелес, он решил, что пора взять небольшой перерыв.
Он затолкал доску в "Шеви". С ним отправился Чарли Каапу, большой, улыбчивый, наполовину гаваец, он тоже жил ради сёрфинга и приятного времяпрепровождения. Доска Чарли была почти на полметра длиннее, чем у Оскара. Они привязали к торчащим концам досок красную тряпку, чтобы ехавшие позади машины в них не врезались,
