Охота на охотника - Владимир Геннадьевич Поселягин
– Отставить! – услышал я приказ, и из-за деревьев вышел капитан, тоже пограничник.
Я же клял себя. Мозги прокачал, а ума не нажил. Тут же немало окруженцев, сам, пока летел, видел костры в разных лесных массивах и рощах. А они по звуку движка и брали.
– Товарищ капитан, отзовите бойцов, – попросил я.
– О как, свой вроде? Чего лицо так изукрашено?
– Попал под взрыв гаубичного снаряда, завалило стеной здания, травмировало.
– Для травмированного ты слишком быстро двигаешься. Отпустите бойца, – приказал тот.
Я отпустил и тут же стал поправлять форму, застёгивая верхние пуговицы френча. То, что я в немецкой форме, меня не смущало. Боец замер на миг, а потом сделал шаг в сторону и, подняв свой карабин, отошёл, настороженно на меня поглядывая. Капитан же, подойдя, спросил:
– Кто такой?
– Лейтенант Павлов. Получил назначение в Сорок Вторую стрелковую дивизию. Прибыл в крепость вечером двадцать первого. Распределён не был, не успели, так как принял бой с бойцами Сорок Четвёртого полка и… Товарищ капитан, личная просьба.
– Что хотели?
– Меня накрыло снарядом днём двадцать третьего, завалило обломками кирпичей, как и ещё пятерых бойцов, только двоих живыми откопали, остальные погибли. В общем, я память потерял. Бойцам говорил, что вроде вспоминаю училище, как в крепость ехал, но не бои в ней, что-то есть смутное. На самом деле лгал, ни-че-го я не помню. Это чтобы не потерять доверие бойцов. Они и так на грани, многие не ели двое суток, постоянно отбивали атаки противника. Всё вокруг смердело трупным запахом, проблемы с водой, пили мочу, чтобы обезвоживания не было. Именно я разработал план, как покинуть крепость. Другие пробовали, но, как мне сказали, умылись кровью. Разработка моя, исполнили бойцы конвойного батальона НКВД. Они нашими соседями были, оборону в своей казарме держали. Старшим у них лейтенант Шаблин.
– Документы, – велел капитан.
Он не один был, рядом ещё двое стояли – младший лейтенант и лейтенант. Поэтому когда я достал из кармана брюк пачку своих документов, именно младший лейтенант их забрал и передал капитану, а пока тот изучал их, спросил у меня:
– Как Шаблин выглядит?
– Плотный, на границе полноты, круглое лицо. Нос картошкой. Лицо грязное, в потёках. Глаза вроде зелёные. Мы с ним в подвале общались, а там потёмки, непонятно было. Дальше общались ночью, там по внешности вообще нечего сказать. Хотя он вроде раскосый.
– Да, Шаблина вы видели. Ладно, что там было с момента потери памяти?
– Умельцы ножами сняли охранение и пулемёты с той стороны Буга, дали сигнал, и мы поплыли. Почти две сотни вывели из крепости. Из них семь десятков бойцов конвойного батальона НКВД. Как старший по званию (сам я травмирован был, в воде шесть часов потом лежал, чтобы опухоли убрать) общее командование взял Шаблин. Там ещё младший лейтенант был. Кажется, Аверин фамилия, артиллерист, но он тяжело ранен. На шинели его несли. Дальше я пообещал добыть припасов, и мы расстались, те должны были уйти подальше, сделав крюк, и вернуться к Бугу, подальше от переправ с немцами. Снова переплыть реку и уходить к нашим. Но они ослабленные от голода, далеко вряд ли ушли. Я добыл продовольствие, два грузовика, но где наши, представляю примерно. Вот и выехал их найти, машины оставил в укромном месте.
Сколько точно тут пограничников, я сказать не мог, они постоянно мелькали, перемещались. Двое подняли мой мотоцикл, поставив к дереву, и заглушили, только пятеро бойцов контролировали меня. Ещё пару женщин с детьми заметил, не похоже, что с заставы. Может, комендатура? А так с три десятка их вроде. Да и армейцы были, двоих рассмотрел с малиновыми петлицами. Видимо, прибились.
– Где грузовики?
– В хорошем укрытии.
– Точные координаты.
– За горкой, где рак свистит.
– Лейтенант! Вы что себе позволяете?!
– Товарищ капитан, я же вам говорил: я память потерял. Вот, например, этот мотоцикл. Я не знаю, как им управлять, не помню, но сел и поехал. Грузовик – не знаю, как управлять, но сел и поехал. Я не знал, что умею говорить на немецком, а услышал речь и сам заговорил. Почти чисто. Я не знаю, как на *** посылать, но могу потренироваться на вас. Те двести бойцов, они меня вынесли из крепости, ухаживали, спасли, я для них всё достану. А вас я знать не знаю.
– Так, контуженый и потерявший память, это стоит иметь в виду, – пробормотал капитан, успокаиваясь. – А о чём вы хотели попросить?
– Я могу вести себя не как командир, просьба поправлять, показывать, что не так. Мало ли где накосячу. Чтобы в курсе были, что по незнанию, а не специально. Например, по тем припасам. Чую, что что-то не так сделал.
– Кстати, а как вы их добыли?
– У немцев.
– У кого?!
– У немцев. Мы, когда переправлялись, взяли живыми миномётчиков, я попросил, и на грузовике их связанными вывез. Через мост проехал на эту сторону, даже не проверили. А тут нашёл интенданта, взял его в плен, показал пленных и сказал: меняю на два грузовика припасов и немного медикаментов. Тот обещал клятвенно, поэтому отпустил его. Думал, наши привезёт, склады-то захвачены – нет, привез свои. Всё честно, забрал грузовик с пленными и оставил мне два своих с грузом. Пришлось сцепку делать, шофёра на вторую машину у меня не было. На двадцать километров перегнал машины, по пути брошенные советские осматривал, нашёл четыре ящика с патронами, сунул сзади, еле место нашёл, и вот дальше на мотоцикле. Не обманул немец, засады не было.
– Да, это как-то… – ошарашенно пробормотал капитан, – не по-советски, – нашёлся он.
Другие командиры тоже в изумлении были. Я же пожал плечами.
– Вот вы сказали, теперь знаю.
– Так, вы знаете точно, где сейчас сосредоточена группа Шаблина?
– Да. Отсюда четыре километра по прямой. На заброшенном хуторе. Один из моих бойцов оставил записку в обговорённом месте.
– Хутор на восток?
– Так точно.
– Надо говорить «да» или «нет», – несколько рассеянно поправил капитан. – Вы ответили по-старорежимному, лейтенант, что не в ходу.
– Ясно. Спасибо, что поправили.
– Хутор этот я знаю. Быстро дойдём. Вернее так, мы с вами доедем на мотоцикле, а бойцов поведёт лейтенант Лазарев.
– Тогда вы плащ накиньте, а то увидит кто: немец едет и русский командир с ним. Мало ли что подумают?
– А то, что у немца всё лицо в синяках, опухло,
