Голод Рехи - Мария Токарева
«Идти… надо куда-то идти. У меня больше нет мира. Но осталась дорога», – подумал Рехи, и в следующий миг набрел на узкую пещеру в одной из скал. Он ушел уже достаточно далеко, чтобы его не преследовали ни ящеры, ни призраки тех, кто не пережил бурю.
«Теперь я понимаю, что значит разрушенный мир, что значит голод… другой голод», – думал Рехи, скрючиваясь на голых камнях. Он не мучился от холода – хотя бы с этим повезло от природы, поэтому прятался, словно дикий зверь, без костра.
Терзал голод, но какой-то другой. Есть не хотелось: уж очень ныли ноги, гудели, словно склоны перед камнепадом. Но нет, терзал другой голод. Голод потерь… Наверное, это так называлось. Словно вырезали кусок из души, вырвали кожаным лоскутом и не пришили к нужной заготовке. Голод одиночества? Да, пожалуй, именно он, тягучий, унылый, оставляющий дыру где-то не то возле желудка, не то прямо в сердце. Ведь все в этой жизни измеряется голодом, да только он разный. И этот оказался новым, крайне неприятным.
Рехи остался один. И осознание этого навалилось, как сбивающие с ног волны урагана. Мысли затопила предельная усталость, но даже в полубреду преследовала горькая пустота. Он не видел смысла в таком существовании. И от бессмысленности тянула жадные лапы смерть, предлагала сдаться, напоминая, что без своего племени в пустыне не выжить, можно и не бороться. Но нет! Он же выбрался из песка и победил ящера, к тому же он и так всегда сражался в одиночку.
Может, надо было просто выдумать новую цель? Или не выдумать, а прочитать в шепоте ветра, будто кто-то всегда звал его. А теперь, слившись с голодом одиночества, этот голос обрел неприятную осязаемую силу. Что-то велело двигаться дальше…
После нескольких часов беспокойного сна Рехи решительно вышел на узкий каменистый карниз, всматриваясь в горизонт. Там, у самой кромки, неизменно поблескивало далекое алое зарево. Каждый раз на охоте он рассматривал этот маячок с возвышенностей, по нему зачастую и находил путь среди однообразных камней и песка.
Вспомнились рассказы о Темном Властелине и его Разрушенной Цитадели. После всех потрясений бред старика больше не казался бредом. Рехи был уверен, что тварь из крепости все еще не сгинула, иначе Цитадель не светилась бы, иначе не тянула бы туда неведомая сила. Или хотелось не просто скитаться, а идти к определенной цели?
«Дать в морду Двенадцатому Проклятому за то, что сделал со всеми нами!» – вспомнились собственные наглые намерения. Не такие уж плохие, когда не осталось других. Только дорога, только путь, но теперь обнаружилась точка назначения, бессмысленная и почти недостижимая. Но Рехи отличался упрямством.
Он поправил клинок на поясе и подумал: «Красные сумерки, значит? Пойду в сторону красных сумерек. К Разрушенной Цитадели».
Встреча
Колени набрякли темными мешками кровоподтеков: удар хвостом оставил свой след надолго. Но Рехи шел вперед, переступая по запыленной земле. Предполагалось, что где-то здесь затерялась тропа между скал, но по ней так давно никто не ступал, что она не отличалась от бездорожья.
«Цитадель… Цитадель… На кой ящер мне Цитадель?» – периодически возникала в голове здравая мысль. В висках стучало, взгляд туманился, во рту поселилась сухость, а на зубах привычно скрипел песок, ступни горели – все как обычно. Не первый раз случался такой долгий переход без пищи и отдыха. Рехи знал, что способен брести вперед до следующей смены красных сумерек. Потом немного отдохнуть, подремать и снова идти. А за ним, ступая шаг в шаг, стежок в стежок, на рваном полотнище дороги черным силуэтом бесславная гибель. Впрочем, что такое эта слава? Память в умах народа? А если нет ничего – ни народа, ни памяти?.. Только погруженный в вечную ночь мир.
«Есть хочется», – временами думал Рехи, но тут же давил эти слова в сознании, чтобы не усугублять мучения тела. Всегда помогало, с детства, когда он еще не умел охотиться, а еда ему доставалась только каким-то чудом. Как он вообще выжил? И для чего?
«Цитадель», – твердил себе Рехи, временами поднимая глаза на горизонт, где багровым пятном исправно маячило нечто вроде крепости. Если глазам видно, значит, не настолько далеко. Но после смены красных сумерек расстояние не слишком-то сократилось. А существовала ли Разрушенная Цитадель?
Возможно, на горизонте маячил лживый мираж. И все равно надо было идти, хоть куда-то, хоть к какой-то цели, а не возвращаться к разоренной деревне. С ней ничего не связывало, и там никто не ждал. Посещали мысли наведаться знакомым путем в поселение каннибалов, чтобы восполнить силы. Но сражаться с целой деревней в одиночку —нереально… Если бы попался какой-то отряд охотников, возможно, удалось бы выследить неопытного мальчишку.
Рехи помнил, что впервые его молодые изогнутые клыки впились в шею неудачливого охотника, ровесника. Они оба тогда жутко напугались: тот мальчишка увлеченно выслеживал мелкого ящера, забыл об осторожности и отбежал от своих. Да так и пропал в пещере за скалами, где из тени атаковал юный хищник. Рехи тогда не колебался ни мгновения, разве только боялся напороться на копье, но голод пересилил страх. Он впервые испытал вкус настоящей свежей крови, хлынувшей потоком из неумело разорванных шейных артерий, горячей, смешанной с частицами выдранной кожи. Паренек не успел даже вскрикнуть, хотя все равно пришлось заломить ему руку с копьем и зажать рот. Ловкое тело эльфа само среагировало. Рехи четко помнил свою первую победу. Как же прекрасно он тогда поел…
Видения минувшего прервались. Что-то неприятно царапало правую щеку и лоб. Рехи приоткрыл отяжелевшие веки: он обнимался с иссушенным деревом. Этого еще не хватало!
Старики рассказывали, что раньше на этих палках распускались и шелестели листья, зрели плоды. Фантазия рисовала что-то невообразимое, а взгляду всегда представали только застывшие скелеты растений. Теперь один из них послужил подпоркой для ослабевшего тела.
Рехи не определился, то ли он заснул, то ли потерял сознание, то ли просто слишком крепко задумался, позволив себе улететь в прошлое. В те времена ему казалось, что жизнь довольно паршивая штука. Теперь же помимо голода пронзала неведомая пустота. Тьма.
Как ни странно, но его бывшая деревня источала тусклый свет, каждый член общины вплетался в единую сеть. Старики, на которых Рехи непрестанно орал, строптивая стая молодых эльфов, Лойэ, с которой словно бы
