Пушки к бою - Владимир Александрович Сухинин
— Сюр, что ты от меня хочешь? Я не подлец и не животное…
— Я хочу знать, как ты относишься к Руди? Она вся извелась и страдает. Ты этого не видишь? А страдать ее заставил ты, а не Молчун. Именно ты ее трахал и произвел впечатление. Почему ты с ней не поговоришь? Почему не проясните ваши отношения? Ты трусишь? Боишься ответственности? Тогда ты не мужик. Ты хуже бабы. Чмо, вот ты кто…
— Я не знаю, что такое чмо, но я мужчина и попрошу меня не оскорблять…
— Не оскорблять его. Послушайте, что говорит это чмо! Мужчина, Гумар, — это человек, который отвечает за свои дела. Ты же не хочешь отвечать за то, что натворил. А Руди плохо. Ты заставил ее мучиться. Вот ты просто скажи, и я отстану. Она тебе безразлична?
Гумар опустил голову и задумался. Разглядывая подрагивающие руки, ответил:
— Нет, не безразлична. И я не чмо. Я хочу разобраться в себе и своих чувствах. Это ты можешь спать с андроидами и считать их живыми. Я более…
— Что ты «более»? Более нормальный, чем я? Я нормальный, Гумар. И рос, и воспитывался в другой среде, отличной от той, которая воспитала такого эгоиста, как ты. Я не заставляю мучиться других. Не делаю их несчастными. Я не разбиваю жизнь и сердца. И я стараюсь отвечать за себя и свои поступки. Тебе поверили, а ты… предаешь. Разберитесь оба, что вы хотите, и это приказ. Сегодня же…
Сюр зло зыркнул глазами на присмиревшего товарища и пошел прочь. На пороге он становился.
— Если из-за тебя экипаж потеряет такого толкового инженера, как Руди, будешь работать за нее и, если не справишься, будешь оштрафован с сожительством с андроидом, чтобы неповадно было строить из себя невинную овечку и пакостить…
Сюр вышел, громко хлопнув дверью, и пошел искать Руди. Девушку он нашел в оружейке. Та, просто уткнувшись взглядом в угол, задумчиво протирала пыль со стволов.
— Ты как? — спросил Сюр, и Руди вздрогнула, полуобернулась, увидела Сюра и слабо улыбнулась.
— Ты меня напугал… Я нормально… — Она отвернулась.
— Что у вас происходит с Гумаром? На тебе лица нет.
Руди потрогала свое лицо тонкими пальцами.
— Шутишь? Да? Лицо на месте…
— Почему ты с ним не поговоришь, как со мной?
— Не могу, — девушка ответила, не поворачиваясь. — С тобой проще.
— Раньше ты говорила, что проще с Гумаром.
— Говорила… но это было раньше, теперь не могу… Вернемся на станцию, я покину корабль. Ничего мне давать не надо… Обойдусь.
— А вот это ты зря. Сначала надо поговорить, выяснить отношения…
— Не хочу…
— Понятно, — со вздохом ответил Сюр. — Ты влюбилась и прячешься. Себя не предлагаю. Все равно не возьмешь…
— Спасибо, Сюр, но твою жертву не возьму. Я вижу, что я тебе неинтересна как женщина и уже неинтересна Гумару. Что мне тут делать?..
— Остаться. Работать и разобраться в своих чувствах. Если ты его любишь, то должна бороться за свою любовь. Гумар тоже комплексует и не знает, как быть. Он одновременно и сильный, и слабый. Ему нужна именно такая женщина, как ты. А тебе такой мужчина, как он. Вы сильные, умные, талантливые, а ведете себя как полные дураки.
— А ты, значит, умный и знаешь, что делать? — Руди разговаривала тихим, потухшим голосом, не поворачиваясь лицом к Сюру. Она держала в руках автоматическую импульсную винтовку, но ее не протирала.
— Я, может быть, не умнее вас, но у меня есть глаза и опыт…
— Да-а? — Руди повернулась к Сюру. — И что твой опыт тебе говорит?
— Он мне говорит, что вас надо свести вместе и дать возможность поговорить…
— А если я не хочу?
— А я как капитан приказываю! Сегодня вечером в кают-компании я вас соберу, и вы не выйдете оттуда, пока не утрясете свои отношения. Мне на корабле такие эксцессы не нужны. Все…
Сюр дальше разговаривать не стал. Сердито стуча каблуками форменных ботинок, вышел из оружейной комнаты. Ему вслед, поджав губы, смотрела Руди…
— Зачем мы прячемся и постоянно ходим за Сюром? — недовольная Маша толкала пальцем в спину Аллу.
— Мы должны хорошо узнать нашего мужчину. Он обеспокоен. Может, мы ему могём помочь. Видишь, команда распадается из-за Гумара…
— Не могём, а можем.
— Спасибо, можем. Мне вот что интересно. А ты будешь с Гумаром делать фрикции, если прикажет Сюр? Слышала, что он сказал Гумару? Он будет оштрафован сожительством с андроидом.
— Если он прикажет, то буду, — буркнула Маша. — А что такого?
— А то! Делать с нами фрикции — это наказание.
— А кто тогда наказал Сюра? — удивилась Маша. — Он же главный.
— В этом надо разобраться.
— И как мы разберемся?
— Спросим у самого Сюра. За что он себя наказал делать фрикции с тобой и со мной. Но я предполагаю с точностью до семидесяти и семи десятых процента, без тысячных, что Сюр относится к нам как к живым. Об этом сказал Гумар. Остальные члены экипажа считают нас пылесосами. Тебе не обидно?
— Э-э-э… — Маша на долю секунды задумалась. — Пока не чувствую обиды. Мне все равно.
— Это и хорошо, и плохо, — рассудила Алла и ввела Машу в тупик.
— Как это?
— Хорошо, потому что ты можешь держать свои эмоции в кулаке. — Маша при этих словах сжала и разжала ладонь.
— У меня там ничего. Нет никаких эмоций, — ответила она.
— Это, как говорит Сюр, образивное выражение.
— Образное, дура.
— Вот ты меня постоянно оскорбляешь, а я на тебя не обижаюсь. Знаешь почему?
— Ты эмоции держишь в кулаке. Покажи?
— Вот дурочка это ты. Дурочка с переулочка?..
— Я не из переулка, я из фабрики. И я не дура. Сюр сказал, что я умница.
— Ты ищешь овещественные показатели мысли. А их просто нет. Мысли нематериальны. Их нельзя зажать и спрятать в кулаке. Маша, ты мало читаешь. Тебе надо заняться своим самообразивием.
— Ну во-первых, овеществленные, во-вторых, не самообразивием, а самообразованием, в-третьих, мне не давал команды Сюр…
— Маша, мы должны поступать как люди. Они учатся, и мы тоже будем учиться… Но я продолжу. А плохо то, что мы не испытываем чувств, как люди. Нам все равно, кто будет делать с нами фрикции. А Руди не все равно, она хочет только Гумара. Давай вносить поправки в программу поведения. Нам не все равно, кто будет делать с нами фрикции. Мы хотим лишь Сюра.
