Кречет - 1 - Рафаэль Дамиров
— Прости, господи, не досуг сейчас креститься, — старик сощурился, привыкая к темноте.
Массивные напольные подсвечники одиноко поблескивали золотом. Гектор обошел зал. Все спокойно… Никого… Шумно выдохнув, старик опустил пистолет и вышел во двор:
— Приехали, здесь схоронимся!
— Где только не ночевал, а вот у Христа за пазухой не бывал! — Рудый спрыгнул с подножки внедорожника и вытащил сигарету.
— Опять смолишь, итак, чахлый. Завязывай с этой дрянью! — фыркнул Гектор.
— Пробовал, только это были худшие восемь часов в моей жизни. Не бухти дед, если нельзя, но очень хочется, то нужно обязательно.
— Пойди лучше ворота запри, трепло!
Парень поежился и нехотя поплелся к трехметровым створкам из темного железа. Одна воротина поддалась легко, вторая, натужно скрипя, застопорилась на полпути.
— Не идет, чтоб ее! — Рудый выплюнул окурок и хлопнул ладонью по металлу.
— Давай вместе, — Гектор уперся костлявыми руками в кованую обвязку и закряхтел.
Воротина дрогнула и, скребя землю, поползла вперед. Хлоп! Ворота закрылись. Как вдруг невидимая сила толкнула створку снаружи. Воротина чуть отошла, и в образовавшуюся щель просочилась синюшная кисть в истлевшем грязно-сером манжете.
— Дави! — Гектор прижал воротину, защемив подгнившую руку.
Та завертелась и заскользила змеей, пробираясь все дальше, оставляя лоскуты кожи на металлических гранях.
— Шибче держи, пока я отпущу! — закричал Гектор и выхватил из-за пояса пистолет. ПМ пытался выпрыгнуть из обеих рук. Направив ствол в пространство за мертвой рукой, старик нажал на спуск. Щелк, щелк! Но выстрела не было. Глаза Гектора расширились, по спине пробежал холодок, на секунду он замер и не видел, как сзади подбежала Энн. Она выхватила у него оружие и резко взвела затвор.
— Давай сама! — выдохнул Гектор, упираясь в воротину.
Девушка заглянула в щель и прицелилась.
Глава 4
Бах! — Прогремел выстрел, и рука, зажатая створками, повисла безжизненной плетью. Скривившись, Энн откинула ее за ворота. Створки соединились между собой в торопливом поцелуе. Гектор задвинул засов и, обтирая рукавом рубахи морщинистый лоб, посмотрел на девушку:
— Умница, дочка! Откуда умеешь с железякой так обращаться?
— С отцом в тир ходила, любил он это дело и меня за собой таскал. По началу не хотела стрельбой заниматься, а потом привыкла, а когда нравиться стало, все закончилось… А это началось, — последние ее слова дрогнули.
— Все там будем, рано или поздно. — вздохнул старик. — Лучше поздно. Жизнь потерять — дело нехитрое, а смерть потерять невозможно.
Энн задумалась… Воспоминания нахлынули и увели ее от действительности… Большая светлая кухня, на столе белая скатерть. Белый фарфор выставил напоказ завтрак. Энн смотрит на мать, затем на отца.
— Милая, в школу опоздаешь, доедай овсянку, — улыбнулась мать, наливая чай.
— Завтрак — самый важный прием пищи, — отец опустил газету и добавил, — У тебя сегодня акробатика, ты помнишь?
Энн нехотя колупала кашу. Учеба, тренировка, английский с репетитором, прогулка с собакой, а завтра все то же, и послезавтра, только вместо английского французский. А хотелось не «день сурка», и не по плану, а чтобы жить, как настроение будет… И за школой с подругами курить, и поспать до обеда и… Но нет, она же отличница, у нее перспективы. Что скажут родители, тренер? Отец всегда говорил, что ценность человека определяется тем, каким путем он идет к вершине, а не тем, достигнет ли он ее вообще. А она должна достигнуть — другого от нее не ждут. А хочет ли она этого… Боже… Какая я была дура! Это был не день сурка, это был день простого счастья, счастья длинною в жизнь.
* * *Солнце уже норовило спрятаться за макушками вязов, когда, наконец, разгрузили пикап и закончили обустройство убежища. Церковные лавки расставили по периметру зала, раскинув на них спальники. Алтарь застелили пленкой, превратив в обеденный стол, благо, внедорожник был заранее снаряжен на случай экстренного отхода: запас консервов и первостепенная утварь в нем имелись. Водосвятный бак наполнили питьевой водой из церковного колодца. На колокольне оборудовали скрытый наблюдательный пост, завешав ее по периметру мешковиной, найденной в кладовой.
Пистолетов оказалось пять, их раздали всем кроме Лилии и Доктора. Доктор сам отказался — таких вещей он с детства боялся. Энн показала азы обращения с оружием и поведала о мерах безопасности. От тренировочных стрельб пришлось отказаться: шуметь нельзя, да и патронов не густо, всего около сотни. Не успев обзавестись пистолетом, Рудый тут же неоднократно нарушил основное правило безопасности — никогда не наводить ствол на товарища, даже если пистолет не заряжен. Гектор лишил его оружия и торжественно вручил багор.
Двери церкви заперли изнутри на засов. Узкие окна, сквозь которые могла просочиться лишь кошка, завесили церковными полотенцами. Вечером зажгли восковые свечи. Их тонкие стебли быстро кривились и таяли, но Доктор нашел моток фитильной нити. Сплавленный воск можно было использовать повторно для лепки свечей. Энн накрыла на стол: сухари, мясные консервы, разогретые на церковных лампадах, зеленый горошек и кукуруза в банках, чай и одна маленькая шоколадка. Рудый где-то раздобыл две бутыли «Кагора» и церемонно водрузил их на алтарь. Гектор разлил вино по обрядовым чашам и позвал всех к столу. Лилия молча перекрестилась, и первая пригубила бокал.
Церковь чудесным образом повлияла на ее психику. То ли неприступность толстых стен, то ли “промысел Божий” разгладили морщины на ее лице, наполнили глаза блеском, а душу покоем. Она даже перебросилась парой фраз с Энн, когда речь шла о подготовке ужина. Такой ее давно никто не видел. Может, просто стала привыкать к тому, что мир рухнул. Многие уже с этим смирились и выживание возвели в повседневную привычку.
На высоком церковном столике с покатым верхом Лилия нашла библию и
