Майор Казанцев и Европейский Халифат(СИ) - Рясной Илья

Господи, как же утомляют дураки, которых их партнеры по противоестественным сладострастным утехам рассадили в великое множество теплых кресел с солидными названиями и большим денежным содержанием. Проектор же, не хрен собачий! А в прошлом, наверняка, какой-нибудь массажист или, скорее, фитнес-тренер – вон у него какая нездоровая страсть к гимнастическим снарядам.

- А мне лучше вызвать спецназ и задержать должностных лиц, препятствующих следствию? – вперил я пристальный взгляд в переносицу хозяина кабинета. - Можете жаловаться хоть лично Президенту. Но это поручение следователя будет исполнено. Любой ценой.

- У вас какой-то юношеский задор, - скривился проректор. - Не по чину, господин майор.

- Хватит болтать попусту. В общем, так. Вы даете все, что мне нужно. Или я беру это сам. Возможно, с причинением травм и увечий – моральных и физических, - я чуть приблизился через стол к проректору, использовав прием «кувалда» - такой ментальный удар, подавляющий волю объекта. И добавил с усмешкой. – Хотя болезненные травмы вам могут и понравиться.

Проектора передернуло, и он слегка опал со своего красивого мужественного лица. Как и следовало ожидать, у этого гламурного существа психика слабовата. Еще пару таких психических ударов, и из него можно будет вить любые узлы – хоть морские, хоть изящным бантиком. Но мне такое счастье даром не нужно. Этот чинуша, почему-то решивший, что ему все позволено, и так сделает, что надо.

- Ну, хорошо-о-о, - жеманно протянул проректор, возвращая себе барственный вид. – Мы же законопослушные люди.

Он нащелкал на внутреннем телефоне, стоявшем в ряду похожих аппаратов на столе, нужный номер. Скупо уронил в трубку начальственное указание. И вскоре в кабинете возникла худая до изнеможения, но очень стильно одетая дама лет пятидесяти, заведовавшая всеми институтскими фондами. Смотрела она на окружающих недобро и, похоже, относилась к полезным служебным существам породы бульдог.

- Алина Михайловна. Господин из ФСБ будет проводить у нас следственные действия. Окажите ему необходимую помощь, - снисходительно махнул рукой проректор.

Дама строго посмотрела на меня, видимо, справедливо полагая, что я больше похож на пирата с Ямайки, чем на доблестного сотрудника органов контрразведки. Но возмущаться не стала. Только указала на дверь и повелела добрым тоном и словом постового милиционера:

- Пройдемте!

Писатель ждал меня в коридоре. Я кивнул на него, отрекомендовав:

- Это наш консультант.

- О, вы теперь служите в ФСБ, Леонтий Авенирович? – язвительно осведомилась дама, глянув на Писателя, судя по всему, давно ей знакомого.

- На что нищий литератор с голодухи не пойдёт, - только и развел руками тот.

- Ну да, ну да, - дама вдруг совершенно по-человечески и иронично улыбнулась, и стало понятно, что она не бульдог, а актриса, подстраивавшаяся под царящие в этом клоповнике сумасшедшие нравы. - И что вам нужно, товарищ из ФСБ и нищий литератор?

- Папку с западно-немецкими и китайскими гравюрами – поведал Писатель. - Инвентарный номер двадцать девять сто один.

- Не вижу проблем, - сказала Анна Михайловна. - Она в подвале, куда перенесли все архивные материалы.

Как я понял, благодаря именно ее стараниям в подвале все находилось в идеальном порядке. Поэтому долго искать папку с гравюрами не пришлось.

- Вот, - главная хранительница институтских сокровищ сверила номера по книге учета и положила объемистую, больше метра в длину, папку на большой деревянный стол в центре подвала, освещаемый тремя сильными настольными лампами. - То, что вы искали.

Писатель открыл папку. Я стоял за его спиной, наблюдая, как он лихорадочно просматривает ее содержимое.

Итог был таков. Папка – в наличии. Содержимое в виде старых гравюр – оно тоже на месте. А единственный лист, который нужен мне, как водолазу кислород, отсутствовал.

- В этой папке он был, - растерянно произнес Писатель. – Я же видел.

Анна Михайловна, поняв, что происходит нечто экстраординарное, глубоко вздохнула от гнусной неожиданности и на миг даже как-то потерялась, сникла. Но тут же собралась. Стала деловито и быстро листать журналы учета, пересчитывать страницы. В итоге вынужденно согласилась:

- Одного листа не хватает!

Она посмурнела, как грозовая туча. Представляю, сколько сил ей стоило содержать тут все в порядке. И вдруг недостача. Да еще выявлена чекистами. Наблюдая за ней, я уверился в глубине души, что она не при делах. Для нее это все как гром среди ясного неба.

- И кто же его мог взять? - сдерживая чувства, нарочито спокойно произнес я.

Сказать, что я испытал разочарование - это ничего не сказать. Второй раз за время Поиска быть рядом с обещанным Предметом и хватать вместо него воздух – это хорошенько бьет по нервам Старьевщика, всем существом нацеленного на результат. Да и в момент кульминации Поиска просто так Предметы не пропадают.

- Понятия не имею, кто взял, - раздраженно произнесла хранительница.

- Понимаете, Анна Михайловна? – вкрадчиво произнес я. - Вещь та очень ценная. Ее пропажа – это уголовщина.

- Кто сказал, что вещь ценная? – пошла в наступление хранительница. - Помню я ее. Никто даже не определил, что это такое. Какой-то алюминиевый новодел. Таких гравюр на металле…

- Вы уж поверьте мне, - заверил я с безупречной убедительностью в голосе.

Она устало махнула рукой и вздохнула:

- Да понимаю… Вы не представляете, какой хаос был в фондах до меня. И сколько сил стоило навести в институтском хозяйстве порядок, особенно, когда это надо тебе одной… А кто взял? Да нечего и гадать. Этот прохвост Сойфер!

- А где он сейчас? – осведомился я, с угрюмым и, вместе с тем, с каким-то сладким предвкушением прикидывая, как жестко, с толком и расстановкой, буду вышибать Предмет из старшего преподавателя.

- Две недели как уволился, - ответила Анна Михайловна.

- С чего бы? – удивился я делано.

- Понятия не имею, - пожала она плечами. - Это такое счастье было, что я даже спрашивать не стала, чтобы не сглазить. Интересно, что ему деньги были начислены. Я звонила, чтобы он их забрал. Но дома трубку никто не брал. Он живет один, так что и спросить некого.

- Он так щедр, что решил подарить свои кровные деньги родному институту? – заинтересовался я.

- Жаден, как Плюшкин, - презрительно скривилась хранительница. - Но тут пренебрег своим правилом удавиться за каждую копейку.

- Были, значит, причины, - отметил я.

- Да ясно, что за причина! – взорвалась Анна Михайловна. - Вещь оказалась ценная! Притом настолько, что даже такого скупердяя лишние две тысячи рублей теперь не волнуют… Вот же мерзавец! Не хотела его брать. Чувствовала, что на пушечный выстрел нельзя подпускать к фондам. Проектор наш его протежировал.

- Это который голубь сизокрылый? – усмехнулся я.

- Да все они там… Тьфу, - Анна Михайловна презрительно скривилась, а потом устало спросила: - Что, уголовное дело будет?

- С этим пока повременим, - веско уронил я…

Глава 8

- Ну, Вадик! Ну, паскудник! – возмущался Писатель, подрыгивая на мягком сиденье в салоне моего «Ниссана Ночь» цвета морской волны. – А я его, тварь хитровыделанную, еще жалел!

- В связи с чем? – полюбопытствовал я, крутя баранку.

- Он в филиале Госархива работал. Там образовалась недостача документов. И он фигурировал в числе главных подозреваемых. Знаете, на международных аукционах хорошо идут документы советского периода. Наши исторические деятели тысячи бумаг подписали и тысячи резолюций поставили. И все это в архивах. А автограф какого-нибудь известного наркома на аукционе может стоить долларов пятьсот, а то и тысячу, пусть там даже это приказ о выделении эшелона гвоздей на строительство моста через Днепр. Единиц хранения с такими подписями в Госархиве даже не миллионы, а больше миллиарда. Сопрешь пару сотен – никто и не заметит.

- Но заметили, - я крутанул руль и обогнал приземистый легковой электромобиль «Фольксваген» – такие в последние два года все больше покоряли столицу, хотя толку от них в нашем климате немного.