Владимир Владимирович - Не дай мне упасть

   А Канзаки была бы совсем не против подружиться с коллегой, с которым пережила очень многое за столь короткое время. У нее самой ведь было не так много друзей. И все же пока прогресса почти не наблюдалось. Шутник и паяц в быту оказался нелюдимым затворником. И до сих пор не выполнил давнего обещания. Канзаки ждала подробного рассказа о том, чем же они занимаются. Этот вопрос вставал особенно остро теперь, когда вместе с Сэмом "на холод" вышла она сама. Мегуми понимала, почему толстяк не посвящает ее в детали своей работы. Но натуре не прикажешь. Она хотела знать. Понимать. Она хотела быть способной что-то делать.

   - Хм... - отложив нож, молодая женщина хмыкнула. Собственные мысли позабавили ее. Хотела что-то делать... Это она-то, привыкшая плыть по течению жизни, расслабившись и получая удовольствие. Единственным поступком, совершенным по собственной воле, в ее жизни было поступление в миссию Крестоносцев много лет назад. Покойные родители тогда очень переживали. Но в остальном... В остальном Мегуми проживала жизнь, не шевеля лишний раз мускулами души. Лейтенантская должность, высокие показатели подготовки - все давалось легко и естественно, без тех страшных нагрузок и неимоверного напряжения, что испытывали молодые военный прошлых веков. И даже назначение испытателем в секретный проект "CDM" не всколыхнуло спокойной глади моря, в котором она плыла.

   И только Сэм сумел что-то переломить в этом сне наяву. Сэм с его несуразными шуточками, мерзкими манерами, опасностями, загадками и трудностями. Он показал Канзаки другой мир, другую жизнь, в которой приходилось чувствовать себя живой. И это чувство выбило почву у Мегуми из-под ног. Она испугалась. И пыталась найти опору, с помощью которой можно было что-то менять и что-то решать.

   Сэм изменил ее.

   Даже их отношения... Канзаки никогда не была человеком толпы, не любила сбиваться с кем-то в группы. У молодой женщины не было ни постоянного мужчины, ни обязательного сонма друзей, имен в телефонной книжке и вежливых знакомых. Она оставалась отстраненной, погруженной в себя. Почти как... как Ватанабэ. Наверное, поэтому он стал первым, с кем Мегуми по-настоящему попыталась сблизиться как с человеком. И достигнуть успехов - толстяк пообещал воздерживаться от шуток, касающихся крупных размеров ее бюста, и не нарушил слова. Они стали мягче друг к другу, чаще разговаривали. Канзаки, в конце концов, лично кормила старшего коллегу.

   Но неопределенность, непонятная туманная дымка между мужчиной и женщиной, никак не желала исчезать. Он по-прежнему не говорил ей всей правды. Она по-прежнему каждый миг ждала какой-нибудь выходки. И Канзаки такой расклад откровенно раздражал.

   - Ватанабэ, - позвала девушка. - Мясо в каком виде готовить?

   - В любом, - откликнулся из комнаты толстяк.

   - Придирчивый, - мрачно хмыкнула она. - Ладно, сейчас сама соображу.

   - Вот-вот, - одобрил голос из-за двери. - Соображать вообще полезно. Тренируйся.

   - Иголок тебе в мясо натыкаю, - пообещала Канзаки.

   - Чур, тогда с кетчупом.

   Мегуми лишь фыркнула и взялась за предмет обсуждения. Мясо она начала покупать регулярно, когда заметила, что обычно равнодушный к меню Сэм употреблял его с большим удовольствием. Всякая женщина с детства учит как Святое писание правило о нахождении пути к сердцу мужчины через желудок. И Канзаки решила провести свою собственную диверсию. Раз толстяку нравится мясо - она накормит его мясом. И пусть потом только попробует быть неблагодарным!

   - Хватит притворяться, что трудишься, - велела молодая женщина. - Ты сидишь там уже часов пять.

   - Да, нянечка, - возмущенно хмыкнул Сэм, плюнув на иронию. - Ладно, ладно.

   Почему-то Мегуми стало весело.

   Она сумеет сделать его дружелюбным. Потому что сама очень хочет быть дружелюбной с ним.

   Учики Отоко было всего семнадцать лет, но за последние полгода он умудрился приобрести ореол человека, познавшего жизнь немного больше, чем полагается приличному подростку. Совсем еще юный японец был строен и черноволос, но мягкость его молодого лица несколько стерлась, вытесненная мало кому понятной суровостью. За прошедшие месяцы мягкая линия его подбородка затвердела, приобретя мужественность взрослого, плечи стали шире и не сутулились, как бывало в прежней жизни, в Токио. И только прическа - шалопайские лохмы, составлявшие густую шевелюру, падающую челкой на глаза - оставалась все такой же безобидной, слегка инфантильной и очень милой.

   Вот только никакая суровость не могла тягаться с неистовой энергией, таившейся в худеньком теле девушки, тащившей посуровевшего юношу за шиворот.

   - Быстрее! - голосом идущего в атаку рыцаря кричала Эрика Андерсен, увлекая Учики за собой. Невысокая и даже несколько миниатюрная, она была спортивной и неожиданно сильной физически. По крайней мере, вырваться из цепкой хватки у Отоко не получалось.

   Картина рисовалась крайне забавная. По улице в утренний час со всех ног бежала стройная девица в форменном наряде академии "Эклипс": плиссированная юбка, туфли без каблука, черный пиджачок, из-под которого выглядывал белый ворот и крохотный галстук, вышитые на рукавах кресты. Приятная короткая прическа, главными особенностями которой были косичка-хвостик, почему-то подвязанная не сзади, а у правого виска, и бесстыдно торчащий хохолок на макушке, от которого Эрика никак не могла избавиться. Несчастная девушка изводила восставший локон, как могла, но тот укладывался на место лишь тогда, когда Андерсен оставляла в покое недлинные волосы, возвращая им простую прическу. В остальное же время хохолок победно возвышался на голове, делая Эрику чуть-чуть похожей на Учики. Что ее страшно злило.

   Сам Учики, крепко удерживаемый изящной, но сильной ручкой Андерсен, бежал рядом, стараясь не упасть и не превратить ворот школьной куртки в удавку. Его черное одеяние, казалось, переливалось и поблескивало в лучах молодого утреннего солнца. И только значок на груди сверкал, ловя солнечные зайчики от зеркал проезжающих мимо машин.

   - Если мы опоздаем, я тебя расчленю! - тяжело выдохнув, сообщила Эрика.

   - Я не просил нас дожидаться! - возмутился юноша, прибавляя, впрочем, прыти.

   У них за спинами послышался девичий смех, переливчатый, приятный. Учики мельком оглянулся. Кимико Инори, давняя знакомая Отоко, бежала следом, облаченная в точно такую же форму, как Эрика. Юная японка двигалась легко, будто почти не касалась земли и ничего не весила. Она была изящной от природы. Длинные черные волосы слегка развевались, подхваченные утренним ветром и встречным воздухом. Кимико являла собой тот идеал красоты, что искали многие мужчины в молодых восточных женщинах, и цветение юности лишь прибавляло ей очарования, не нагружая вдобавок большинством неприятных черт позднего подростка. Они с Учики были ровесниками, даже родились в один день, учились в одной школе и всегда жили рядом. И, как выяснилось, это не было простым совпадением. Ибо молодой человек и девушка оказались Наследниками.

   Мистически сильные и могущественные существа, к которым их причисляли ученые, не могли существовать поодиночке. Каждый Наследник оставался в живых, пока рядом была его пара. До сих пор никто не знал, почему наследники погибали от стремительно развивающихся болезней, истощения и отказа целых систем организма, стоило лишь лишить жизни связанного с ним второго. Учики помнил, что дело, вроде бы, было в каких-то особенных энергетических потоках и замкнутости энергетических полей организмов двух Наследников друг на друга, но, не будучи ученым, мало что понимал в подобных объяснениях. Он вообще слабо разбирался в научной базе, подведенной под существование Наследников, хотя в академии им пытались ее растолковать.

   Но юноша точно знал одно: без Инори жить действительно не получится. Ибо Учики был влюблен в старую знакомую со всем пылом молодости и со всей застенчивостью интеллигентного молодого человека, не привыкшего к распущенности и вседозволенности. Отоко всегда считался среди сверстников замкнутым мямлей. Само его имя, переводившееся с японского как "робкий парень", располагало к нелюдимости и застенчивости. Детство, в котором имелся пьяница-отец, колотивший сына и жену за любое непонравившееся слово, лишь усугубляло плохую социализацию. Поэтому Учики общался с окружающими нечасто и скупо. И только Инори смогла проникнуть в самые глубины свернувшейся в комок души.

   В последнее время, правда, дела на личном фронте у Отоко шли все лучше и лучше. С тех пор, как сумел пробраться в группу боевой подготовки для учеников "Эклипса", юноша начал ощущать в себе перемены. Он становился сильнее физически, учился овладевать скрытыми в организме силами наследника. Но главное - вместе с переменами, начавшимися в тот жуткий вечер в Токио в прошлом сентябре, приходила радость и уверенность в будущем, каким бы оно ни было. Старая жизнь, в которой не виделось просвета, ушла безвозвратно, оставив после себя тоску по матери, с которой он не имел права видеться. Вместо нее пришла новая, необычная, насыщенная опасностями и тайнами. И Кимико теперь всегда была рядом. Они вместе прошли через страшные события в Токио и теракт прошедшего ноября, попали в одну школу и одно общежитие, оказались неразрывно связаны. А потому привязанность любви крепла в молодом человеке все сильнее день ото дня. Инори же всегда была похожа на ласково светившее солнышко. Учики оставалось лишь купаться в ее свете. Правда, никаких шагов, переводивших их отношения на какой-нибудь более лично-интимный уровень, он пока не предпринимал. Пока.