Денис Юрин - Воскрешение
Морронов мало, в десятки, а то и в сотни раз меньше, чем кровососущих тварей. Появление в Альмире моррона (единственного или еще одного) непременно насторожило бы вампиров. До встречи в портовом кабаке – два дня и две ночи. Дарк недаром оговорил именно этот срок. Фактически он заранее поставил будущих противников в невыгодное положение, дал себе фору во времени, за которое должен успеть или продвинуться по одному из своих планов, или хотя бы раздобыть хорошее оружие и освежить утраченные боевые навыки. Вампирам было невыгодно набрасываться на него сразу, как только он войдет в городские ворота. До встречи в кабаке они лишь следили бы за Дарком, не предпринимая активных действий до того, как моррон встретился бы с Фегустином и сам добровольно, а не под пытками (которые, кстати, могли его и не сломить) рассказал бы, что он от кровососа хотел и какова цель его пребывания в Альмире. Потом бы, конечно, началась охота на одиночку моррона. Перспектива схватки с целым кланом не пугала Аламеза, ведь его старались бы захватить в плен, взять искалеченным, ослабевшим, но живым, а следовательно, в стычке у него имелось бы существенное преимущество. К тому же в большом городе куда проще прятаться и убегать, нежели разыскивать и ловить. Небольшая заварушка с дюжиной-другой дохлых вампиров обязательно взбудоражила бы мир нежити и привлекла бы внимание собратьев Дарка по клану.
Последний план действий был абсолютно не воинственный и, как следствие, менее эффективный. К сожалению, Дарк знал о жизни вампиров очень мало, и то лишь по рассказам Гентара и Анри. Он понятия не имел, какие существуют кланы кровососов, чем они отличаются один от другого в плане врожденных способностей и какие между кланами и группировками сложились отношения. Аламез вполне допускал, что Фегустин ни к кому не пойдет, что по какой-то причине у отпущенного им вампира не найдется в Альмире доброжелателей, например, потому, что он представитель враждебного клана и прибыл в столицу Филании всего лишь на разведку. Такой поворот событий привел бы моррона в тупик, из которого, впрочем, тоже имелся выход, хоть и узенькая лазейка, но все же…
Если пленный бесполезен для дела, то из него стоит выудить как можно больше полезной информации. Небольшая обзорная беседа о жизни в современном мире и об обычаях вампиров моррону точно не повредила бы.
Размышляя над делами насущными, Дарк одолел уже треть пути, до Альмиры оставалось не более шести миль. Дорога все время шла полем, но тут на горизонте замаячила небольшая рощица, что-то вроде наполовину еще зеленого, наполовину желтого островка среди унылого моря недавно скошенных и обильно орошенных дождями полей. С минуту Дарк постоял, раздумывая над внезапно посетившей его голову затеей, и время от времени оборачивался, глядя на извилистую ленту пройденной дороги, на которой виднелись крошечные фигурки изрядно поотставших путников, в основном бывших его компаньонов по ночлегу в «Петухе». В голове моррона зрел план, настолько дерзкий, что на губах молодо выглядящего долгожителя заиграла улыбка умиления, а в до этого момента безжизненных, пустых глазах появились огоньки задора и азарта. Вкус жизни постепенно возвращался к тому, кто долгие годы провел под землей. Риск, активные действия и ощущение близкой опасности заметно ускоряли процесс восстановления чувств.
* * *Капрал городской стражи угрюмо морщился, уже во второй раз перечитывая бумаги стоявшего перед ним путника. Служивый пытался обнаружить подвох, который, как он чуял нутром, имелся, но никак его не находил. Проклятый ремешок каски жал, отчего нестерпимо чесалась взопревшая шея, а стоящий перед ним мужчина неопределенного возраста, то есть которому можно было дать как двадцать пять, так и тридцать пять лет, вел себя неестественно странно: не ругался, не ворчал, демонстрируя свое крайнее недовольство возникшей заминкой, не переминался с ноги на ногу и не делал резких движений, а неподвижно стоял, уставившись флегматичным взором на блестящую каску стражника, и терпеливо молчал. Он был настоящим образцом спокойствия и покорного послушания, что, кстати сказать, тоже изрядно бесило с утра доведенного командиром до белого каления капрала.
Неподалеку от пункта проверки, всего в десяти шагах от кордона, размещенного, как обычно, прямо посередине городских ворот, монотонно и нудно гудела толпа ожидающих своей очереди на досмотр. Людям не терпелось попасть в Альмиру, а стражники, как назло, особо придирчиво изучали бумаги и особо тщательно досматривали котомки, корзинки, тюки и дорожные сумы крестьян из окрестных деревень и прочих простолюдинов. Оно и понятно: в тот злополучный день больших торговых караванов не было, а за спинами солдат важно расхаживал дежурный офицер, по каким-то известным только ему причинам решивший проявить рвение к службе и поучить обленившихся, по его мнению, стражников, как должно проводить досмотр приезжих на главных воротах столицы.
Гомон истомившихся в бездействии путников раздражал капрала вот уже четыре часа, то есть с самого начала вахты, совпавшего с открытием ворот. Глупые же придирки молодого, необычайно спесивого лейтенанта, подобно гадкому падальщику топтавшегося за спинами проверявших и только и ждущего, что кто-нибудь из них допустит небрежность, настолько сильно разозлили капрала, что он едва сдерживался, чтобы не позабыть о служебной субординации и не отвесить упивающемуся властью и сомнительными знаниями устава юнцу парочку звонких затрещин и один, но сильный пинок в живот.
Нет, тот день точно был несчастливым, а может, и проклятым, для капрала и всех, кто с ним заступил в караул на ворота. Мало того, что дежурный лейтенант по-щенячьи лютовал, так еще число сомнительных личностей, норовивших стать гостями филанийской столицы, уже превысило все допустимые пределы. С утра пораньше стражники задержали повозку контрабандистов, провозивших во фруктовых корзинах запрещенные намбусийские специи и парочку наборов крохотных, замысловатых инструментов, предназначенных, скорее всего, для взлома сложных замков. Затем, под видом монахов-паломников, в гости пожаловала небольшая шайка разыскиваемых по всему королевству разбойников. Лиходеи, конечно же, упорно сопротивлялись аресту, и после схватки троих стражников увезли в лазарет с переломами и глубокими колотыми ранами. Еще не успела прийти из резерва замена, а Альмиру решил почтить своим присутствием известный колдун. К счастью, проклятия он ни на кого наложить не успел, поскольку мерзкому богохульнику быстро заткнули кулаком рот, да и с чарами у чернокнижника вышла осечка, но змея, выползшая из его сундука, изрядно напугала грозным шипением лошадей и толпу. В давке пострадало несколько человек: перепуганные простолюдины чуть не передавили солдат и основательно помяли бока парочке зазевавшихся ротозеев.
И вот теперь появился этот тип. Невысокий, среднего роста, да и в плечах не особо широкий; не богато, но добротно одетый, хоть и в запачканном наряде, но вполне подобающем степенному подданному филанийской Короны. Немного поистрепавшийся в пути костюм и слегка стоптанные сапоги обильно перепачканы грязью, а на голове копна длинных, на скорую руку причесанных волос, так давно не мытых, что трудно было понять, какого на самом деле они цвета. Видимо, странник прошел немало дорог, а во время остановок в дорожных трактирах предпочитал тратить время на выпивку, а не на мытье. Уродливый шрам под зачесанными на лоб волосами почти незаметен. Лицо красивое (женщины такие черты обожают), но уж больно спокойное… то ли чужестранец еще незнаком с альмирскими порядками, то ли слишком уверен в себе. На поясе рядом с внушительно выглядевшим кошельком висит кинжал, чересчур длинноватый по меркам столицы, но это мелочь, к которой можно придраться, за которую можно оштрафовать, но не пустить по этой причине в столицу нельзя.
К сожалению, бумаги путника, в котором что-то насторожило капрала, были в почти идеальном состоянии и в полном порядке. Имперская метрика, коряво переведенная на филанийский язык и заверенная старшим нотариусом города Варба. Свидетельство о службе имперского наемника в филанийской армии и его последующей отставке, за подписью полковника Вендела и скрепленное печатью шестого пехотного полка. Пожизненное разрешение на ношение кинжала; пожизненное освобождение от дорожных сборов и уплаты всех видов подати; именной лист из гильдии торговых и армейских наемников; рекомендательное письмо от бывшего командира и ворох прочих, менее значимых бумаг… Придраться было не к чему, но не первый год служивший проверяющим на воротах капрал чувствовал, что стражи порядка еще хлебнут бед с этим странным приезжим, что-то в нем было не так: уж слишком несолидно и юно выглядел мужчина для отставного пехотного сержанта из роты иноземных наемников. Хотя, с другой стороны, одних походная жизнь старит, а иным, наоборот, только придает сил. Собственный жизненный опыт подсказывал стражнику, что под самой немужественной с виду личиной может скрываться жестокий, расчетливый убийца или просто обозленный на всех и вся лютый зверь, получающий наслаждение при виде того, как нож в его руке вспарывает чью-то брюшину. Капрал чуял исходившую от путника опасность, подозревал, что он совсем не тот, за кого себя выдает, но сделать ничего не мог. К чуть ли не спящему во время проверки его бумаг отставному наемнику трудно было придраться, однако какая-никакая надежда у бдительного стража порядка все же оставалась.
