Николай Полунин - Цербер
— Вот же суки! — простонал он.
Произошло худшее, что только может произойти после подобной ночи — пришла эмоциональная «рассказка».
«Рассказка» вообще — это когда текст идет, обращенный напрямую к нему. Текст может объяснять и направлять, состоять из иносказаний или образных описаний. Говоря строго, эти тексты почти всегда представляют собой размытое повествование, касающееся той или иной стороны жизни интересующего Силу объекта. Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. В таком роде.
Касаясь действий самого Михаила, «рассказки» обычно давали ему времени даже больше, чем «визии», потому что бывали, как правило, расплывчатыми, неопределенными. Вполне можно, после первых ожидать «рассказок» вторых, уточняющих, словно ОНА и сама понимала, что иносказание — далеко не самый прямой путь к цели.
Однако иногда, очень редко, бывало как сейчас.
Точные, во всяком случае достаточные, чтобы понять с первого раза, данные сродни «информашке». Но в отличие от сухой «информацией» имеющие яркую эмоциональную окраску.
Часть этой окраски, этих эмоций Силы, доставалась и ему, и всегда это было чрезвычайно мучительно.
Михаил отнял ладони от висков, пожал плечами. Несправедливо, а что поделаешь?
Он поискал Мурзика, а увидел сережку, закатившуюся в простыни. Без всякого чувства сожаления запулил блеснувший метеором бриллиантик в угол.
— Вот мы с тобой проштрафимся, — сказал он вылезшему из-под телефонного столика коту, — тогда будет нам настоящий тюх!».
Кот вылез наполовину и, словно не в силах двигаться дальше, упал на бок.
«К черту обычную процедуру приведения себя в порядок, — подумал Михаил. — Я и так в порядке. Эта… Лена, она все-таки уехала посреди ночи, не побоялась, уехала не на тех «Жигулях», а на обычном такси, я смотрел. Но «Жигули» тронулись следом, а проводить себя она не позволила.
Умелась, как шлюха по вызову, у которой кончились ее два часа, унося купюру в чулке… Но никаких купюр я ей не дарил, вот в чем дело. Все, забыли. Через неделю-две она для всех здешних станет в прошедшем времени».
Против обыкновения Михаил с утра объявил общий сбор. Довольно гнуть горб одному. Для объявления сбора надо было только набрать номер тезки-Мишки, тот или другой, и произнести ничего не значащую фразу:
— Принесите три мешка муки.
Через час они будут здесь, а пока все-таки стоит принять душ. Да и Мурзика накормить.
Через час, то и дело прикрывая глаза, чтобы свериться с текстом «рассказки», Михаил спросил тезку-Мишку:
— Что думаешь?
Разумеется, Михаил доносил им только информативную часть.
— Я знаю это озеро, — сказал своим звонким тенором Петька. Кудри — лен, голубоглазый, огромный и озорной, он был вылитый Алеша Попович с картины про трех богатырей. Всегда немного поглядывал в сторону.
— Я не тебя спросил.
— Что сказать. — Тезка-Мишка оттянул нижнюю губу, как обычно в минуты задумчивости, но сейчас это было немножко игрой: Петька ведь уже сказал, что знает. — Глянуть карту…
— Вот карта. — Михаил протянул ему.
— А… Тогда так. Значит, поискать соответствующей формы водный бассейн. — Тезка-Мишка вообще был силен в точных формулировках, а сейчас еще и тянул время, ожидая, что Михаил велит Петьке продолжать. — Вот, значит, смотрим на северо-запад… Единственный подходящий по описанию объект — озеро Ляшское, триста сорок километров. Площадь… — Тезка-Мишка промерил ногтем, пошевелил губами. — Около сорока квадратов. Форма соответствует. Мыс в виде стрелки, — тезка-Мишка мигнул рыжими ресницами, — имеет место. Надо ехать, шеф.
Он единственный из группы мог, не поправляясь, называть Михаила шефом в лицо. Он был первым в группе и по стажу, и по возрасту, и по степени подчинения. Всех их Михаил собирал по одному, долго присматривался, проверял. Эти — тезка-Мишка, Петька и почему-то отсутствующий Алик — проверки выдержали.
— А где Алик, между прочим? — спросил он. — Я ему тут днями на новые чехлы для «Турбо» выдал, так он что, до сих пор гуляет, остановиться не может?
Петька отвел взгляд, а тезка-Мишка прогудел:
— Алик в больнице, шеф. Ребра и сотрясение мозга. И рука.
— Когда? Вы были? На «Турбо» загремел или кто его?
— На следующий день, как вы с ним прибыли. Он поставил машину у дома, в закутке, не сменил номера обратно. К нему прямо и пришли. Мы у него в клинике были, он плох, но держится. Надьке, жене, тоже досталось, а малая у бабки была. Мы их ищем сейчас, нюхаем. Мы думали, вы знаете. А «Турбо» сгорел.
«Вот так так. Точно — это та драка в придорожном кафе. Недаром всегда я был против драк. Да еще два трупа!»
— Милиция была, спрашивала, интересовалась?
— А, дела ей… Был следак какой-то, дознавала малахольный, — это Петька, все еще смотрящий в сторону. — Братва, кому еще. Что у вас там произошло по дороге? Мы хотели узнать, но Алик без вас молчит.
«Не было печали, — подумал Михаил. — Уж вот где могла бы ОНА меня оградить. Не дождешься, сам выпутывайся каждый раз».
Он коротко обрисовал происшествие на сто девяностом километре, действующих лиц, приметы, ситуацию в целом.
— Не думаю, что они простят. Он еще легко отделался, странно даже.
Тезка-Мишка и Петька переглянулись.
— А что делать, шеф?
Мишка спрашивал с дальним прицелом. Он хотел получить «добро» на свои соответствующие меры. У него даже морда конопатая просветлела от предвкушения, заросшая рыжим пухом морда тезки-Мишки.
Михаил подумал, чуть улыбнулся.
— А чего хотите. Что считаете нужным в данной ситуации. Короче, пусть бой подскажет. Глядя в их заулыбавшиеся нехорошими улыбками лица, добавил:
— Но как всегда: никаких контактов с властями предержащими. Не нарушить главное правило нашей жизни и деятельности, парни. Иначе ничего обещать не могу.
Иной раз Михаил позволял себе слегка поддразнить их. Для поднятия авторитета. Это было ничего. Это не имело никакого отношения к действительному положению вещей. Они ведь только того и ждали. Льстили им тайны и манили секреты, чтоб этому всему провалиться.
Он сосредоточенно оглядел того и другого.
— Так, — сказал Михаил. — Паузу прошли. Говорите, сколько надо на операцию. Спускать такое нельзя.
— Уж это да, — басом согласился тезка-Мишка. — Нам это даже как-то не к лицу.
Михаил по пути к секретеру засмеялся;
— Если бы ты только знал, Мишка, чьи это слова, кем впервые произнесены!
— А что? А кем?..
Михаил оставил вопросы без внимания. Он склонился к створке секретера, закрыл глаза и сквозь мешанину свежих и прежних строк стал думать обо всем, что произошло за последние дни. В том ракурсе, который касался ЕЕ и выполнения поставленных ЕЮ задач.
Вопрос с Аликом, кстати, тоже мог по праву быть отнесен к выполнению задач. Куда годится, если его людей начнут щелкать все, кому заблагорассудится?
Два его помощника деликатно отвернулись. Тезка-Мишка и Петька были немного в курсе, хотя и не совсем, только начал приобщать и Алика — и вот поди же!
В таких случаях необязательно было проговаривать вслух. Дома ОНА слышала его и так.
Михаил выгребал пачки из секретера. Купюры были крупные, новые, как с Госзнака. Две пачки — особо крупных, недавно введенного образца. «Ага».
— Нате. Это — Алику на новый «Турбо». Это Надьке, чтобы сгоняла полечиться на теплые моря. А это… черт, совсем забыл, сегодня же семнадцатое, это ваша получка, парни. — Чтобы выдать получку, ему пришлось приложить и все то, что осталось из денег с лесной дороги.
Парни расплылись. Они-то помнили про семнадцатое.
— Насчет трений с законом, шеф, будьте покойны — ментов подмажем. Это они только у нас тут такие серьезные, а отъехай на полета верст, за наличку на корню купишь. Вызовем бригаду, от того шалмана кучка углей останется, а сверху будет висеть буфетчик горячего копчения.
— Но-но…
— Нет уж, шеф, вы нам позвольте сделать все, как надо. Как полагается. Верно, Петро?
Петька со значительным видом кивнул. Его карман оттягивала похрустывающая пачка, и от этого кивок был исполнен настоящей солидности.
— Слушайте, парни, а чего вы меня не бросаете? Ведь получили уже немало, а риск все растет?
— Так и зарплата растет, шеф, — сказал тезка-Мишка, любовно поглаживая впалый живот. На нем, в поясной сумочке, лежало полторы пачки.
— Не страшно? Парни осклабились.
— Нет, вы не поняли, я имею в виду — со мной якшаться не опасаетесь? Кто ведь меня знает, кто я такой. От чьего имени действую, что мне надо… А? — Михаил весело почесал нос.
«Если выяснять, то выяснять теперь, раньше мы этот вопрос как-то обходили. Но послание следует за посланием, требование за требованием, и у меня уже опускаются руки, что-то будет дальше. Я не могу иметь тылы, в которых не уверен».
