Сергей Волков - Маруся. Книга 2. Таежный квест
— Знаешь что… Пошли-ка поскорей отсюда. Что-то мне расхотелось здесь «куфать еда», — решительно сказала Маруся. — Где там наша Белая гора? В той стороне?…
…Они шли по самому краю неоглядного болота. Топи, озерца, редкие корявые лиственницы, похожие на черные могильные кресты — более унылый пейзаж трудно себе вообразить.
Передвигаться по болоту оказалось в чем-то даже забавно.
Чтобы не свалиться в воду, приходилось прыгать с кочки на кочку. Кочки щетинились травой, как дикобразы — иглами, и норовили вывернуться из-под ног. Маруся пару раз едва не упала, но потом приноровилась и заскакала не хуже Уфа. Однако усталость брала свое — с каждым шагом ей становилось все труднее и труднее сохранять равновесие.
В довершение всех бед испортилась погода. Налетел сильный ветер, зашумел камышами, а из-за гор вылезла огромная туча — жирная небесная тварь с вороненым брюхом. Стало смеркаться. Примолкли птицы, отключили свои трещотки кузнечики. В отдалении глухо прозвучал гром.
— Гроза будет! — крикнула Маруся прыгающему впереди ехху.
— Не-а, — уверенно покачал головой гигант, не оборачиваясь. — Грофа туда ходить. Уф… Там капать, — и он указал на сопки, с которых они спустились час назад.
Это заявление несколько приободрило девочку, но настроения не улучшило. Давал о себе знать переход через сопки, а в голове занозой сидели слова Ковалева: «…главным свидетелем обвинения стал мой компаньон и твой отец — Андрей Гумилев. Он оболгал меня, Маруся. Оболгал цинично, выгораживая себя».
И вроде все понятно — это подлог, вранье, такого просто не может быть, но неприятный осадок в душе остался и теперь серьезно мешал жить.
Девочка украдкой взглянула на коммуникатор. Он все так же отказывался работать на вызов, а вот цифры в окошке таймера поменялись. До таинственного часа «Х» осталось пятьдесят шесть часов.
Кочки под ногами пропали, сменившись более-менее твердой землей. Болото кончилось. Впереди появились березы. Вообще-то березы всегда нравились Марусе — необычное дерево, светлое, доброе…
Но сейчас белые стволы показались девочке похожими на обглоданные кости, на скелеты каких-то чудовищ. Будто бы неведомые жуткие существа целой стаей выбрели из реки и мгновенно погибли, застигнутые врасплох. И вот стоят теперь, качают ветками-лапами, роняют желтые листья-чешуйки, жуткие в своей посмертной белизне…
— Белый гора софсем мало ходить. Скоро, — подбодрил Марусю Уф, остановившись на опушке березняка. — Тфоя стараться. Уф… Моя помогать. Тфоя садиться?
И он тряхнул своим коробом.
— Моя пефком ходить, — со злостью в голосе пробормотала Маруся. В этот момент туча закрыла клонившееся к закату солнце. Сразу стало очень темно и холодно. Откуда-то донесся заунывный, леденящий кровь вой.
— Волки?! — вскрикнула девочка, бросаясь к ехху. Она никогда в жизни не видела этих хищников, и оттого волки казались Марусе настоящими исчадиями ада, злобными оборотнями, свирепыми и безжалостными.
— Не-а, — широко улыбнулся Уф. — Фолка на тайга нет. Уф… Это фетер…
2
То ли этот самый сильный встречный ветер не дал Уфу учуять мясоглотов, то ли те вели себя слишком осторожно, но только Маруся и ехху едва не столкнулись с целой охотничьей стаей, пробиравшейся через пойменный лес.
В самый последний момент гигант успел свалить Марусю в траву и зажать ей рот широкой, похожей на лопату ладонью. Она сперва ничего не поняла, попыталась вырваться, но вскоре сообразила, что это бесполезно: Уф обладал железной хваткой.
— Тфоя софсем тихо лежать… — одними губами прошептал он в Марусино ухо и пояснил: — Мясоглоты… Уф…
Маруся зажмурилась.
Когда же все это закончится?!
Пошел мелкий холодный дождь. Гроза ворочалась где-то в небесах, медленно уползая прочь. Лежать девочке было не очень удобно: живот колола случайно подвернувшаяся ветка, локоть угодил в семейку перезрелых грибов, размазавшихся по траве вонючей коричневой жижей. Но ужас перед неведомыми мясоглотами пересилил желание устроиться комфортнее — Маруся точно превратилась в камень, даже дышать стараясь через раз.
Охотники появились между деревьями и прошли совсем рядом с затаившимися ехху и девочкой. Сквозь ажурное плетение ветвей Маруся увидела быстро двигающиеся темные силуэты. Она насчитала семерых мясоглотов. Все они имели при себе вместо оружия толстые палки или дубины. У двоих за плечами торчали кривулины луков.
«Да это же дикари, — удивилась Маруся. — Куда я попала? Сначала снежный человек, теперь вот папуасы какие-то… Хочу в Москву! Вот прямо сейчас. Довольно с меня глупостей и подвигов».
— Ой!
Маруся, слишком увлекшись размышлениями о себе, забылась, повернула голову в ту сторону, где лежал Уф, и испуганно вскрикнула: ехху исчез!
А когда прямо из мешанины трав и опавших листьев на нее с упреком взглянули знакомые желтые глаза с вертикальным зрачком, испугалась еще больше. Испугалась, потому что рыжий великан и не думал никуда исчезать! Он все так же лежал рядом, просто его рыжая шерсть взяла и поменяла цвет, полностью слившись с окружающими растениями.
«Ну и ну! Прямо как хамелеон. Так вот почему люди до сих пор не могут поймать ни одного снежного человека».
Услышав короткий вскрик Маруси, мясоглоты остановились и начали озираться. До девочки долетели обрывки фраз:
— Ша, паца! Секи по углам!
— Че, кипеш? В натуре?
— Не, зыри нагнуло. Ништяк.
— Так не базлай без темы!
Все это густо перемежалось отборной руганью. Не сказать, чтобы Маруся была пай-девочкой; она, бывало, и сама могла сгоряча отпустить такое словечко, что потом приходилось краснеть, оправдываться и извиняться, но сейчас матерная брань мясоглотов ее озадачила и удивила одновременно.
«Они — люди? Нормальные люди… Хотя нет, скорее ненормальные. Нормальные люди так не говорят и с дубинами по тайге не бродят. Не зря же большой, сильный, добрый Уф их опасается».
Тем временем мясоглоты, не переставая оглядываться, вышли из зарослей на более-менее открытое место, и Маруся смогла рассмотреть их во всех подробностях.
Все-таки это были дикари.
Спутанные длинные волосы. Бороды до пупа. Вместо одежды — грязное тряпье и шкуры. Голые руки покрыты синими татуировками, лица разрисованы красной, белой и черной краской. У каждого мясоглота за спиной имелся мешок, на поясе — нож, в руках — дубина или копье.
Жуть!
Увлекшись наблюдением за охотниками, Маруся приподняла голову, неосторожно задев ветку. Раздался еле слышный на фоне шороха дождевых капель треск, но мясоглотам этого хватило.
— Атас! На скачок! На скачок! — завопили они и бросились к тому месту, где прятались Маруся и Уф.
— Маруфя, тфоя быстро бегать! — рявкнул ехху, поднимаясь из травы во весь свой огромный рост.
— А ты?
— Моя быть тут, — не очень понятно ответил гигант и устремился навстречу мясоглотам.
3
Самой схватки Уфа и дикарей Маруся не видела. И пусть тот, кто нашел бы в себе силы не убежать в подобной ситуации, назовет ее трусихой — она не против.
Трусиха и есть.
С другой стороны, уже на бегу к девочке пришло понимание: одному ехху будет проще. Ему не придется защищать Марусю, бояться, что с ней что-то случится.
Без оглядки устремившись в чащу, Маруся вскоре остановилась. Теперь громкие крики, какой-то треск, рев Уфа — видимо, битва там шла нешуточная — еле-еле долетали до нее. Можно было перевести дух и немного отдохнуть.
Усевшись под мокрой березой, Маруся затаилась, тревожно прислушиваясь. Ей и думать не хотелось, что поблизости могут оказаться другие мясоглоты. Свирепый нрав дикарей, их жуткие раскрашенные морды и уголовный сленг говорили сами за себя. Яснее ясного: если Марусю схватят, ничем хорошим это для нее не кончится.
Уф появился спустя несколько минут. Ему здорово досталось. Гигант приволакивал ногу и пошатывался.
— Ты их победил?
— Моя драться. Уф… — ехху свалил на траву охапку трофейных дубин, тяжело оперся рукой о березу. — Мясоглоты драться. Сильно бить. Уф… Моя стоять, тоже бить. Мясоглоты лежать. Фсе. Уф…
— Молодец! — обрадовалась Маруся.
Уф покачнулся и со стоном сел.
— Бедный, тебя ранили. Куда? В голову?
— Уф…
Голова гиганта и вправду пострадала: на добродушном волосатом лице виднелась кровь, борода слиплась и висела бурыми сосульками. Но хуже всего оказалась рана на правой руке. Маруся только глянула на страшную дыру с рваными краями, из которой толчками била темная, почти черная кровь, и у нее закружилась голова.
— Маруфя не смотреть, — прогудел ехху. — Моя лечить. Уф…
Он сунулся в короб, вытащил узелок, зубами развязал его и принялся посыпать рану какими-то беловатыми хлопьями. Потом попытался забинтовать руку, но у него ничего не вышло.
